громыхая по высохшим доскам, которые остались здесь после распутицы, а потом
услышал, как проскрипела на ржавых петлях дверь и кто-то окликнул его, и,
оглянувшись, увидел своего товарища, самого близкого среди остальных,
который стоял на крыльце столовой, удерживая ворот вздувавшейся рубашки, --
в темноте, словно азимутальный круг компаса, светился циферблат на его руке.
Товарищ сделал несколько шагов по переулку, окликая его, оступился и,
выругавшись, повернул обратно...
невысоким забором, и рябиновые деревья у дороги с силуэтами крупных осенних
ягод, а справа были поселок, витаминный заводик с большой трубой и общежитие
девушек-сезонниц, куда они собирались пойти, хватив для храбрости в
забегаловке. А потом поселок и виноградники остались позади, открылся серый
голый березняк на морском берегу, темные склады, громадины стоявших на
ремонте пароходов, которые уткнулись в берег, -- здесь была самая
глубоководная естественная бухта в мире; стали видны у воды дежурное
помещение с флажком, ветряк для заправки аккумуляторов и небольшой пирс для
рыбачьих лодок.
одну секунду растерзал папиросу. В тишине шумел ветряк, раздавались шаги
охранницы, которая ходила туда-назад возле складов, а в дежурном помещении
светилось окно ее маленькой комнаты, и он видел головастого карапуза,
который стоял за нитяным ограждением кроватки и хватал деснами собственный
палец, -- видно, у него прорезались зубы...
радуешься удаче, грубой шутке, шальным деньгам и любви, время несет и кружит
тебя, а потом какой-нибудь пустяк, какая-нибудь приблудившаяся гадалка в
одну минуту развеет этот туман, и станет ясно, что ты уступишь кому-нибудь
место на земле, где, в сущности, никому не мешал, никому не сделал зла, а
если и сделал, то тебе уже давно простили..."
моряками подходил к пирсу. Потом внизу послышалось учащенное дыхание, он
увидел руки, расстилающие на заиндевелых досках пирса газету, и один из
моряков осторожно взобрался наверх, стараясь не запачкать выходную одежду.
"Наверное, приехали на танцы в общежитие", -- подумал Дюжиков и, не вставая
с места, протянул поперек пирса ногу, преграждая путь идущим.
к его лицу просвечивавшие розовым ладони, словно совершал какой-то
торжественный ритуал... Дюжиков ударил матроса по рукам -- спичка погасла.
Это были ребята с танкера "Уран", который привез китовый жир на витаминный
завод.
рулевой, который остался в боте, спрашивал у них, что случилось.
случилась неприятность: на витаминном заводе часть жира признали негодным --
в нем обнаружили солярку (впрочем, специальных приборов, фиксирующих брак,
на заводе не было, девушки определяли качество жира по вкусу), и было
неизвестно, по чьей вине попала в жир солярка. Ребята с танкера свалили вину
на них, а они, естественно, на танкер -- чуть было не подрались из-за этого.
Дюжиков решил, что подраться с ними и сейчас не поздно, и, чтоб побудить
ребят к решительным действиям, он, приподнявшись, толкнул переднего матроса
ногой.
число... Лучше отойди, чего привязался?
думал он. -- Только испорчу им выходной день... Запомнят, что сидел тут и
мешал, и то ладно..."
выпил и не знает, куда себя деть, а матрос, которого Дюжиков толкнул,
задержался перед освещенным окном дежурки и потер загрязнившиеся брюки.
Некоторое время были слышны их шаги, а в море стучал двигатель уходившего
бота, а потом все стихло.
дежурного помещения. Мальчик к этому времени оставил палец и разглядывал
какой-то предмет на полу, свесившись с кроватки настолько, что был виден его
младенческий и словно помятый задик. -- Игнорируешь? -- усмехнулся Дюжиков.
-- А того не понимаешь, что можешь запросто вывалиться из кроватки, и мамаша
не узнает об этом, охраняя свои дурацкие склады, которые не нужны никому на
свете... Вот ты родился, когда я был в море, даже не дождался моего прихода,
-- говорил ему Дюжиков. -- И много девушек не дождались меня -- почти все
вышли замуж, только девчонки с витаминного остались, но и они завтра
уезжают... А тебе на это плевать, ты даже знать не хочешь, что какой-то дядя
сидит под твоим окном и ведет с тобой разговор..."
из папиросы искры, уносит в море и гасит на лету. Наверное, было холодно, но
Дюжиков этого не чувствовал. Было время темных ночей, луна только родилась и
еще не давала света -- ее тоненький серп был обращен к востоку, а лед у
берега тускло блестел, уходя в темноту, а потом открывался взгляду далеко
впереди, где его освещали стоявшие на рейде пароходы. За пароходами
начиналась морская кромка с туманными завихрениями над остывающей водой --
там происходил процесс льдообразования, и сквозь толщу тумана размыто
проступали береговые знаки: маяк де-Кастри на левом мысу и треугольный огонь
на правом -- сигнал, предвещавший непогоду.
воду -- то был след бота, который уже затянуло шугой. Придерживаясь за пирс
рукой, он попрыгал на месте: лед был крепкий, даже не треснул.
ближе остальных, -- это особенно стало заметно сейчас, когда он смотрел на
пароходы со стороны, -- и боролся с ветром, который был особенно силен
здесь, на открытом месте. Иногда ветер просто тащил его по гладкому льду и
норовил опрокинуть, и тут Дюжиков сообразил, что сам помогает ему, вернее,
помогает его распахнутый плащ болонья, и уменьшил его парусность, застегнув
плащ до последней пуговицы, а концы засунул в карманы брюк. Если ветер и
представлял противоборствующую сторону, то основной противник -- лед --
только подавал голос: трещал и гнулся под ногами. Огни судов уже горели,
казалось, в нескольких шагах, и Дюжиков даже забеспокоился, что доберется до
кромки без приключений. А на кромке что ему делать? Не прыгать же сдуру в
воду, он еще в своем уме...
треска, осел под ним, прогнулся и стал всей массой уходить из-под ног,
набирая скорость, но, достигнув мертвой точки, лед не проломился, наоборот,
стал стремительно выпрямляться, а потом снова уходить... Это были такие
захватывающие падения и взлеты, что Дюжиков совсем ошалел от радости: он
бежал и бежал вперед, по волнам льда, сердце у него колотилось...
ходу, если б вдруг не увидел вахтенного матроса на подвеске -- тот обдирал
сжатым воздухом старую краску. Дюжиков крикнул ему, и матрос, раскачиваясь
на доске за бортом, оглянулся и затряс головой -- наверное, решил, что
почудилось, а потом снова принялся за работу. След бота оканчивался здесь, и
Дюжиков понял, что ребята, с которыми он повздорил на пирсе, не с "Урана", а
вот с этого углевоза, и засмеялся: хоть появилось какое-то оправдание тому,
что он притащился сюда, -- не разобрался в темноте, подумал, что ребята с
"Урана", и нагрубил им, а они, оказывается, с углевоза, и он признает свою
ошибку... Танкер "Уран" был следующий по очереди. Дюжиков видел его огромный
трюм, путепровод и помповое отделение с грузовыми насосами. Он обошел танкер
с кормы -- здесь, у борта, лед был прочный, словно его приварили к железу.
Одна каюта была освещена, и Дюжиков, подтянувшись на руках, заглянул через
толстое стекло. Он увидел женские волосы, рассыпавшиеся на подушке, и голую
руку с оттиском пружин на коже -- милую, родную руку буфетчицы Вали... И его
вдруг, как тогда, на пирсе, когда он смотрел на мальчонку, поразила какая-то
открытость людская, их беззащитность в этом мире: вот спит девушка, и ее
далеко видно в темноте, а рука подвернута, и она ее даже поправить не
может...
догадываешься, что я смотрю на тебя..."
"Алданлесе" крутили фильм, и он видел людей в кают-компании -- на их лица
падали свет от экрана и отражение событий, которые они сейчас переживали; на
паруснике рубились в домино: были видны только кулаки с зажатыми в них
костями домино, кулаки обрушивались на стол, но ударов не было слышно --
тоже кино, только немое... Впереди оставалось одно судно -- его зверошхуна,
и туда не было смысла идти, потому что на судне сделали дегазацию -- травили
крыс и тараканов цианистым водородом, каюты были опечатаны, вся команда на
берегу, там ни одной души не было... Но он все-таки пошел туда и в
каких-нибудь десяти метрах от шхуны провалился в воду: лед разошелся с
грохотом, словно его раскололи изнутри, Дюжиков ощутил ногами бешено
несущуюся воду, судорожно ухватился за ледовую кромку, поранив руки о ее
рваные края, а отколовшиеся осколки течение словно выстрелило в океан.
Течение тянуло его -- казалось, оторвет руки, и Дюжиков понимал, что не
выдержит, что течение сильнее его, что его унесет к чертям...
погубить?.."
случилось так, как показала карта, и он в нее поверил... И он закричал --
ребятам в забегаловке, мальчонке, тянувшемуся к игрушке на полу, буфетчице
Вале, которая спала в нескольких метрах от него... Он закричал всем, кого
Прозоров Александр
Лукин Евгений
Прозоров Александр
Емилина Ника
Орлов Алекс
Вронский Константин