Чтение 31–й страницы книги ~Сожженая карта~

Одна лишь выгода не заставит этих обезумевших животных подчиняться новому
начальнику. Если не быть человеком, способным вызвать к себе любовь этих
юнцов и самому не любить их...

- Вы все прикреплены к определенным заведениям?

- Конечно. - Глаза его подозрительно сужаются. - С той компанией мы не
имеем ничего общего. Вам, наверно, не понять... нет, конечно, не понять...
сразу видно, что у вас к этому вкуса нет... члены нашего клуба все очень
уважаемые клиенты... вы находите меня привлекательным? Глядя на меня, вы
испытываете волнение?

- Да, вы красивый юноша.

- Ну а станете вы терпеть от меня побои? Станете пить мою мочу? Станете
лизать подметки моих ботинок?

С трудом выдерживая его необыкновенно твердый, неподвижный взгляд, я
ответил:

- Воздержусь, пожалуй.

- Ну вот. Одни грязные старики, мешки с деньгами... иногда актеры с
телевидения - вот и все...

- Хочу спросить... вы, наверно, знаете... начальник группы не говорил
недавно об одном владельце топливной базы?

- Владелец топливной базы? Клиент нашего клуба?

- Ну ладно, не слышали - и не надо.

- Вопросы там всякие, не люблю я их. Звон от них только.

- Тогда еще один последний... вы не скажете, где до недавнего времени
жил начальник группы?

- Начальник группы был справедливым человеком. И поэтому у него не было
противной привычки долго жить у кого-нибудь одного.

- Но вещи-то ведь у него были. Чемодан, к примеру, в котором он держал
самое необходимое...

- Рубахи, зубные щетки он, использовав, выбрасывал. Были и ценные вещи.
Попользуется он ими два-три раза и продает нам за полцены.

- Но ведь что-то должно же было остаться. Например, какие-нибудь
дневники или еще что-нибудь нужное - не носил же он все при себе...

- Ни разу не видел.

- Я не собираюсь нарушать право собственности. Просто он обещал мне
дать дневник одного человека... для вас и ваших товарищей никакой ценности
он не представляет.

- И постельные принадлежности, и даже бриллиантин - в общем, все наши
вещи были и его вещами... ему просто не нужно было ничего иметь.

- Вы не согласитесь как-нибудь выбрать время и обстоятельно поговорить
со мной?

- Ни к чему это.

- А ваша семья?

- Бросьте вы, вечно простаки вроде вас об этом спрашивают.

- А что делал начальник группы, если кого-нибудь тянуло домой?

- У него были люди, которые присматривали. Стоило кому появиться на
вокзальной площади, чик - и готово. Безошибочно действовал. Ну и учил как
следует. Сразу занятие начинало нравиться.

- Но ведь молодость-то пройдет.

- Никуда не денешься. Годы, конечно, проходят, это точно. Ну что ж,
кое-что можно будет сорвать со старых клиентов - пошантажировать их, устроят
на автозаправочную станцию или еще куда.

x x x

- Вы с самого начала знали, что представляют собой эти юнцы?

- Да, но стоило бы мне рассказать о них, как вы убежали бы без оглядки.
В общем, тогда было не время об этом говорить.

Женщина игриво смеется, втянув голову в плечи, в уголках губ застыла
пивная пена. Она снова перед лимонной шторой, на улице еще светло, и комната
наполнена лимонным светом. Лишь черная траурная одежда выглядит чем-то
инородным, точно фотография, вырванная из другого альбома.

- Пробовал я выведать о дневнике, но безуспешно. Чем больше усилий
прилагал, пытаясь взломать замок молчания, тем крепче сжимал он губы...

- Вам нужен дневник?

- Ну да, дневник вашего мужа. Брат обещал как раз сегодня принести
его...

- А-а...

Не проявив никакого интереса, она продолжает понемногу, но не
отрываясь, точно котенок, лакать пиво, я же, наоборот, возбужденно
вскакиваю, подбрасываемый раздражением, буквально перехватившим дыхание.

- Недавно мне пришлось ехать по скоростной автостраде.

- Ну и что же? Не понимаю.

- И когда я ехал, все время думал, как было бы замечательно, если бы
можно было мчаться вот так бесконечно. И мне казалось, что это действительно
возможно. Но сейчас меня охватывает дрожь, стоит мне вспомнить тогдашнее мое
душевное состояние. Представьте себе, что если бы вдруг и в самом деле
сбылось мое желание и я бы ехал и ехал без конца и никогда не смог бы
добраться до пункта взимания платы...

Женщина, подняв лицо от стакана:

- Беспокоиться нечего. Полдня проедете - и бензин кончится.

Наши взгляды сталкиваются где-то в пространстве. Женщина, казалось, не
улавливает смысла ни того, что я сказал, ни своих слов и, заметив застывшее
выражение моего лица, сразу же приходит в замешательство.

- Странно... муж ведь тоже пользовался скоростными автострадами...
правда, чтобы испытать отремонтированные машины... вечером, когда внизу уже
темно и только красным отсвечивают верхушки домов, а ты мчишься по
скоростной автостраде и в конце концов становишься как пьяный...

- Видимо, о том же и я говорил...

- Когда проносишься по ней сотни раз, тысячи раз, начинает казаться,
что количество выходов все сокращается, и в конце концов оказывается, что ты
заперт в автостраде...

- В тот момент, когда мчишься по ней, неприятно думать о конце. Хочешь,
чтобы это длилось бесконечно. Но стоит автостраде кончиться - и с
содроганием думаешь, что она могла не иметь конца. Между ездой и мыслями о
езде - огромная дистанция.

На губах женщины появляется едва заметная улыбка. Даже обычная улыбка
была бы неуместна, а тут волнующая улыбка, будто она старается подладиться к
моему тону. И сразу же она опускает глаза и приводят меня в уныние, как
коммивояжера, которому с приторной вежливостью указали на дверь.

- Так что, - продолжаю я еще по инерции, - может быть, действительно не
стоит уделять так много внимания дневнику. Дневник в конце концов лишь мечта
о езде, а ваш муж ведь на самом деле уехал.

- А-а, о дневнике...

- О чем вы думали?

- Думала, что пойдет разговор о мужчине и женщине.

Она безразлично бросает слова, будто кусочки кожуры мандарина, и снова
опускает рассеянный взгляд в стакан.

- О содержании дневника вы что-нибудь знаете? - В конце концов все это
меня начинает раздражать. - Почему, объясните мне, почему вы не проявляете
никакого интереса к дневнику мужа?.. О ком вы, наконец, беспокоитесь, я
перестаю что-либо понимать.

- Но брат как будто не придавал ему особого значения.

- Вы до такой степени доверяли брату?.. больше, чем своему мнению?

- В конце концов я осталась совсем одна.

Закрыла глаза, слегка покачивается и, кажется, совсем забыла о моем
присутствии. Интересно, в сердце этой женщины воет ветер, бушуют волны,
отвечающие ее настроению?

- Ну что ж, поступайте как знаете. Мне неизвестно, что вы думаете о
своем брате. Но вы ведь знаете правду, при каких обстоятельствах это
случилось с ним?

- Да, да, я должна вам рассказать.

Она кладет на колени большую белую прямоугольную сумку, совсем не
гармонирующую с ее траурной одеждой, вынимает пакет, завернутый в газету,
кладет его на стол и пододвигает ко мне. Неаккуратный, странной формы
сверток. Судя по звуку, когда она его клала, сверток, видимо, достаточно
тяжелый.

- Это что такое?

- Человек, который заговорил со мной... помните, такой небритый...

- А-а, хозяин микроавтобуса. Он как раз торговал на берегу реки, когда
все и случилось...

- Подарок принес на память о брате.

Не успел я спросить, что это такое, как сквозь дыру в газете резко
сверкнула черная металлическая трубка. Пистолет! Подумав, что лучше не
оставлять на нем отпечатков пальцев, я через газету берусь за ствол и
осторожно отодвигаю подальше от края. Из свертка выпадает маленькая, похожая
на пуговицу, серебристая вещица. Тот самый значок.

- Что это такое?

Я буквально оторопел от ее хладнокровия. Что за женщина! Каков ее
обычный мир?

- Вы не знаете? Шестизарядный браунинг. Игрушечный.

- Игрушечный?

- Конечно, отверстие в стволе залито.

Я смотрел, она была права. Но и цветом, и формой, и весом пистолет
нисколько не отличался от настоящего. Ощущение мертвящего холода, которое
исходит от поблескивающего изгиба спускового крючка. Для психологического
воздействия достаточно натурален.

- Оттого, что брат вытащил пистолет, он еще сильнее распалил своих
врагов.

- Странно... ведь этот человек убежал оттуда еще раньше, чем я, и,