нет? С Мы поддержали: да, да. Согласны. ДлЯ погибшего это были уже не
брюки, а символ и отчасти сам смысл бытия. Мы разгорячились. (Полемика
приподымала Тетелина над уровнем земли С над тем говном, каким он был.)
Уже с азартом мы друг другу кричали, что и флаг, кстати сказать С тряп-
ка. Флаг, знамЯ С ведь тряпки, но в то же времЯ духовные ценности? да
или нет?..
минальном застолье. А рядом с нами обезвреживали мину. В общажное зас-
толье, на поминки пришел Ахмет (искать мира). Тихий, почти бесшумный
шаг, никто и не заметил, как и когда он вошел С он появился. Его увидели
уже за столом. Ахмет сел с Акуловым и с Сапуновым С то с тем, то с дру-
гим говорил негромко и подчеркнуто сдержанно.
зом.
родов. Надо сказать, Ахмет выглядел почестнее Акулова. (Может быть,
честнее, может быть, больший актерский дар.)
зовут, позвали наконец, кличут снизу сразу пятьРшестьРвосемь кавказцев
(званы из всех трех палаток). Те приходят с обильной выпивкой. И в трех
тазах дымные шашлыки (заготовленные, безусловно, загодя). Любой мир С
это всеРтаки мир. Еще настороженный, хрупкий.
Но укороти их. Они тебе отлично идут... А он все кричал: как? как? как Я
их укорочу?.. (Ахмет очень старается, чтобы рассказ был печален. Но сло-
вам и его выразительному лицу вопреки смерть Тетелина смешна и при пов-
торе.)
спокойней. Как укоротить?.. А знакомаЯ вдова в общежитии у тебЯ есть?..
А руки у вдовы есть?.. А иголка с ниткой у вдовы есть?..
зать о покойном. Брюки Тетелина становятсЯ все мельче, мизерабельнее. Но
наш Акулов, как бы не сразу идЯ на мировую (ища, на кого осердиться) С и
вдруг наткнувшись глазом на нас троих, кричит с пьяноватым укором:
минуту совпадать с Акуловым. Кавказцы из палаток чутки на предмет, чью
держать сторону С уважают таких, как Акулов, и ни на копейку нашего се-
ренького интеллигента. Почему, друг, у тебЯ такой плохой пиджак С ты та-
кой бедный?.. Тот начинает чтоРто блеять, а их веселит смешное слово ин-
женер. Вроде как убогий. Да, да, садись, инженер, поешь шашлыка, инже-
нер.
вслушиватьсЯ в каждое громкое слово. Кавказцы почти не пили, а под заве-
сой пылкости (вполне декоративной) чуть что настораживались: не приведет
ли, не дай бог, смерть Тетелина к массовой драке, к нацеленной ответной
мести? или С еще хуже С к милицейской чистке?.. Но наконец и самые из
них недоверчивые убедились, что мир; что будет мир и что бывалый общаж-
ный люд забит, затюкан, трусоват, а главное, так озабочен переменами и
усложнившимсЯ бытом, что всем сейчас не до сведениЯ счетов.
едина.
(И опять воинственно скосил глазом на пришлых графоманов, спорящих о
разнице между флагом и брюками.)
Стопки и стаканы взлетели кверху:
цы.
временам хороша, тетелинскаЯ вдова (теперь уже как бы дважды вдова)
расстаралась! Тарелочки с мясом. Холодец. Салаты. Она была в черном.
ВремЯ от времени она сообщала всему столу о том, как люди на этажах ее в
ее горе понимают. Отзывчивые сердцем и чуткие, и ведь каждый нашел свое
доброе слово! О том, как трогательно ее встретили на пятом (Тетелин сте-
рег там квартиру и едва не сжег) и на восьмом этаже С и говорили ей,
заплаканной, какой удар эта смерть, какаЯ утрата длЯ нас всех: ТОсироте-
ли мы...У С так они ей говорили.
чишь душу, как не на поминках! (Я молчал.) Оба они Тетелина вдруг возлю-
били С сторож и изгой, в какомРто общем смысле Тетелин тоже был андегра-
унд и, значит, агэшник! Не писал, не рисовал, а просто коптил небо. Но
ведь наш человек. О нем не причитала семья. И он ведь не отправилсЯ в
последний путь с некрологом: чужие морды на поминках С всЯ награда. Не-
лепаЯ вдовица да еще Акулов! Так и бывает. Агэшник уходит из жизни с
ножницами в руках. С брюками, которые еще надо подровнять.
много пили; и чем далее, тем настойчивее уверяли меня, что, по сути, си-
дят на собственных похоронах. Это их поминали, и это ради них расстара-
лась с закусками сожительницаРвдова. ДлЯ них она сделала землю пухом (то
бишь, наняла набросать холм могильщиков). Именно про них, уверял Викыч,
вдовица в черном так сладко придумала, что и на пятом, и на восьмом буд-
то бы этажах люди сказали в добрую память С мол, без них, умерших, и
землЯ не земля; осиротели.
пивки), твердо встал и каменно поднял новую стопку водки.
ветке.)
ву Акулова ритуально хватались за стопки и взывали к тишине у разгуляв-
шихсЯ к этому времени русских.
ближе, накладываЯ щедро всем нам в тарелки. Столовка, что внизу, давно
хирела, там травились едой и времЯ от времени выгоняли вораРзаведующего,
но сегоднЯ шашлыки дивны. Русские вкусно принюхиваются, кавказцы целуют
свои пальцы: ах, ах, какой шашлык!.. Кавказцы не держат зла. Добродушны.
Тем более сейчас, когда за столом заявлен мир и они в кругу друзей. Они
всех любят. Обнимаются. Целуются. ОбильнаЯ еда и крепкаЯ выпивка. Поми-
нальнаЯ по Тетелину пьянка С как пир старых времен. ПышноРторжественные,
бархатные брежневские тосты С это стиль. Фальшиво, конечно. Но с откро-
венным желанием расслабиться. Так можно жить годы, десятилетиЯ С с жела-
нием наговорить всем и каждому (и услышать от них самому) безудержно на-
растающую гору все тех же бархатных комплиментов. Передать (и переполу-
чить) пайку добрых слов. Тех цветистых словосочетаний, что хотЯ бы на
первое времЯ обеспечат тебе мир, а ему покой в пугливой душе. (Или, нао-
борот, покой тебе, а ему С мир.) Все обнимались. Плясали лезгинку. Пили
за богинь, за русских женщин, подобных которым мир никого не создал.
пьянок и рассредотачиваясь С по квартирам, по разным этажам.