Хофману. Тот не шевельнулся.
изгиб и дорогу, что тянется вдоль русла, а потом, за фермой Клаузера, идет
круто вверх?
целую милю и даст возможность миновать два крутых подъема, где обычно
приходится отдыхать лошадям. Он обойдется в тридцать пять тысяч.
расширения наших городов прибыль будет расти. Со временем либо округ, либо
штат обязательно этот мост купит.
гораздо больше. Вы ведь еще не все истратили?
вы и без меня прекрасно осведомлены.
сделках.
друзья из фирмы "Диксель энд компани".
можете построить этот мост сами, без моей и вообще без чьей-либо помощи.
Да, ваш план мне кажется действительно перспективным. Но зачем вы ко
мне-то пришли?
соединит наши два города. Прибыль, которую он принесет, не сыграет
существенной роли ни для вашего состояния, ни для моего.
чем у любых двух граждан Шведской Гавани. А может быть, и у трех. Я следую
теперь вашему примеру.
делаете в Гиббсвилле, а я - в Шведской Гавани. Сейчас я могу себе это
позволить.
построил лютеранскую церковь. Кроме того, мы дали денег на строительство
государственной школы в Саут-Уорде. Я говорю "возможно, вы этого не
знаете", хотя уверен, что не знаете в самом деле. Да это и вообще мало кто
знает. Я забочусь о будущем Шведской Гавани и считаю, что ее будущее и
будущее Гиббсвилла связаны между собой.
вы можете нажить себе состояние в одном из больших городов?
привязан к своему родному городу. Если же он легко с ним расстается - на
то должна быть причина. А у меня есть причина любить свой город, и я
никогда из него не уеду.
знаете. А может, и вовсе не знаете... Ну, я отнял у вас достаточно
времени. Вы заняты, - я тоже. До свидания, сэр.
старик.
враждебность к нему со стороны родственников, но недружелюбие завистников
компенсировалось возросшим авторитетом Локвуда среди его сограждан в
Шведской Гавани. Старик Хофман не скрывал, что идея строительства моста
принадлежит его более молодому партнеру, которого он стал звать просто
Авраам. Остальные менее значительные члены клана, видя это, пошли дальше и
уже называли Локвуда Эйбом. На церемонии открытия моста (алую ленту дали
перерезать Джорджу Локвуду) Эйб Локвуд, увидев Сэмюела Стоукса, не
осмелившегося не прийти на торжество, расплылся в самой дружеской улыбке.
имеющий такие планы (как это было в случае с Авраамом Локвудом), не
ограничивается обычными отцовскими функциями, а вторгается во все сферы
семейной жизни вплоть до мелочей, если они влияют тем или иным образом на
осуществление его замыслов. Жена посвящается в планы мужа лишь по его
доброй воле; ни за какие поступки, даже самые безрассудные, он перед ней
не в ответе. В те времена и особенно в той географической и социальной
среде муж и отец никакой критики не терпели. Жена могла критиковать мужа с
немалым риском для себя. Разводов почти не бывало. Если жена, оказавшись в
невыносимых условиях, от отчаяния обращалась в суд, то она не могла
рассчитывать на поддержку родителей, не говоря уже о друзьях и знакомых.
Но даже и решившись на этот шаг, она почти наверняка попадала к судье,
являющемуся противником разводов. Женщина, задавшаяся целью во что бы то
ни стало освободиться от мужа, могла добиться этой свободы лишь ценой
позора: надо было ославить себя прелюбодейкой, чтобы муж сам подал в суд и
получил развод.
и отца была абсолютной, и девушки, готовившие себя в жены, знали, на что
идут. Если Аделаида Хоффнер в день свадьбы ее сестры Сары и сомневалась в
том, что та уживется с Сэмюелом Стоуксом, то эти сомнения были чисто
теоретическими. Теоретическими и бесполезными, поскольку изменить то, что
произошло, было все равно невозможно. Девушки радовались браку как
сбывшейся мечте, но будущая жизнь с мужем представлялась им весьма
неопределенно.
нескольких поклонников, но редко больше двух-трех. Да и то девушке
зачастую не позволялось отдать предпочтение человеку, к которому она
испытывала настоящее чувство. К любви как к решающему условию брака
всерьез не относились, поскольку матерей девушек тоже, как правило,
выдавали не по любви. Тот факт, что "истинный брак по любви" воспринимался
как нечто восхитительно оригинальное, свидетельствовал о том, насколько
редко подобные браки случались. Иногда любовь приходила потом (родители
так и обещали всегда своим дочерям-невестам), когда замужество становилось
свершившимся фактом; в этих случаях брак мог считаться счастливым, хотя
любовному чувству и угрожала та самая родственная близость, которая
вначале и порождала это чувство.
однако ее смущал его совершенно необъяснимый жгучий интерес к появившимся
у них детям. Многие женщины считают величайшим счастьем для себя лелеять
своих детей, поэтому их несколько обижает, если на это их право посягают
отцы.
он успеет показать и потом, когда дети вырастут. Но Авраам Локвуд этого не
признавал, он начал руководить воспитанием своих сыновей с самого их
рождения. Питание, режим сна, температура воды в ванне, выбор нянек,
пребывание на солнце, система наказаний и поощрений - ничто не ускользало
от его внимания. Объяснял он такое свое отношение к детям лишь тем, что
он-де из "новых" отцов, более активно участвующих в воспитании потомства.
Аделаида, у которой не было серьезных поводов протестовать, не считала
этот довод убедительным и находила объяснение в том, что муж возлагает на
своих сыновей большие надежды. Дальше этого ее понимание намерений мужа не
шло.
оставил мечту проникнуть в филадельфийское общество. Несмотря на членство
в клубе "Козыри", он недолго тешил себя иллюзиями относительно места,
которое в действительности занимал во внеуниверситетской жизни своих
клубных товарищей. Он не разделял мнения Томаса Фуллера (1608-1661) о том,
что человека делают джентльменом хорошие манеры и деньги, и не был
согласен со своим современником Джоном Кардиналом Ньюменом, утверждавшим,
что джентльмен - это человек, никому не причиняющий зла. Общение Авраама
Локвуда с университетскими денди убедило его в том, что Фуллер сверх меры
циничен, а Ньюмен - недостаточно циничен, но что ни тот, ни другой не смог
дать точного определения джентльмена. Сначала в университете, потом в
период службы в Вашингтоне и, наконец, в послевоенные годы Авраам Локвуд
продумывал свои планы с большей тщательностью, чем могло показаться на
первый взгляд. Он имел все основания считать, что в браке ему повезло:
женщина, которую он выбрал себе в жены, была неплохо воспитана, финансово
обеспечена и достаточно образованна, но в какой-то момент своей жизни он
понял, что его замысел заключается не только в том, чтобы вырастить из
своих детей джентльменов. Джентльменами, по Фуллеру, стать можно, но это -
не конечная цель, а только эпизод; шаг к общественному положению, которое
должны занять потомки его сыновей. Авраам Локвуд знал, что его внуки и
правнуки не будут носить никаких титулов, но если его замыслы
осуществятся, то имени "Локвуд из Шведской Гавани" им будет достаточно. И
он все больше преисполнялся уверенности в том, что цель, которую он перед