оттуда с помощью пожарной команды. Это закончилось, когда купчиха спятила.
появясь на свет, почему-либо не угодили ему своей мастью. Осатанев от
жестокости, он разработал способ, как убивать щенят ударом сапога по
затылку. "Не всегда удается, - жаловался он царю. - Удачным я считаю такой
удар, когда щенячьи глаза вылетают прочь из орбит и болтаются на тонких
ниточках нервов, словно шарики..." В этом изверге жила особая нежная
почтительность к монаршему титулу. Про своего племянника-царя он говорил
так: "Вы не смотрите, что Ники жрет и испражняет сожранное, как и все мы,
грешные. Он не бог! Но он и не человек! Император - это нечто среднее между
богом и человеком..."
сестрами-черногорками. Когда ветеринар, не выдержав издевательств,
повесился, черногорки сорочили:
идущая... Милица и Стана еще детьми попали из Цетинье в Россию, где окончили
курс Смольного института. Отец их, черногорский король Негош, очень хотел,
чтобы ловкие дочки навсегда застряли в Зимнем дворце как его тайные агенты -
ради целей "балканской политики". Милица вышла за никудышного Петра
Николаевича, а Стану окрутили с герцогом Лейхтенбергским, который бежал от
нее в Париж. Стана с Милицей скучали... Скучая, они вообразили о себе, что
являются знатоками акушерства и религии. В основном же занимались поставкою
ко двору всяких провидцев, кудесников и старцев.
пропившийся и старый, иметь Детей он уже не сможет. Зато высоченная фигура,
громкий голос, властный характер, плети и арапники - все это, в глазах
черногорок, делало его возможным кандидатом на русский престол. Черногорки
заранее подкупали желтую прессу, создавая в обывательских кругах
популярность великого князя как полководца... Далее интрига будет
развиваться по черногорским планам. Стана разведется со своим
гулякой-герцогом и выйдет за дядю Николашу, который должен был заместить на
престоле племянника.
есть у Милицы, а старший сын ее, Роман, пусть наследует русский престол...
Как подумаешь, до чего же все просто!
проселочных дорог, пока не добрался до Першина - охотничьего имения великого
князя. На крыльце он долго и смачно целовал обеих черногорок в губы и в
смуглые щеки.
сука дяди Николаши выздоровела с его приездом сама по себе. В узкой венгерке
с бранденбурами великий князь уселся напротив старца, энергично сошлепал
ладонью пепел сигары с кавалерийских рейтуз, прошитых кожаными леями.
у меня генерал от артиллерии Бордель фон Борделиус - куда гаже? А камергер
Бардаков постеснялся своей фамилии и с высочайшего соизволения стал, дурак,
Бурдуковым...
глядели блеклые зрачки мужика.
мною в гляделки хотят поиграть, да потом до утра заснуть не могут. Я человек
махонький, как вошка, оттого и грехи мои крохотны. А ты вот большой, и
грехов твоих паровоз не потащит... Дело ли - мужицкие посевы топтать?
на шее народа, так, может, и революций не стало бы. А теперь хлебай ее, как
кисель, полной ложкой!
словно жеребца перед конкурным барьером.
на великого князя сильное действие, заменяя ему укол морфия. Распутин не
давал помыкать собою. В разговоре оставлял за собой последнее слово.
Гербованный и титулованный хам нарвался на хама простонародного, и закваска
последнего оказалась крепче, ядреней! А вокруг них, сдружая обоих,
трезвонили черногорские интриганки Стана и Милица:
увидишь царицы, ты не вздумай никуда уезжать...
разговоре с ним долго рассказывал о Распутине. Хвалил мужика за твердость.
бревно, за которое можно уцепиться при любой аварии!
загнувшийся край ковра и ответил:
передо мною тарелку, и по его лицу я вижу, что он счастлив играть лакея при
моей особе. А потом этот же самый камергер едет в Яхт-клуб и там
либеральничает. Ведет нескромные разговоры... обо мне, о моей Аликс. Кому же
верить и когда верить? В тот момент, когда он ставит передо мной тарелку?
что он далек от нашего понимания жизни. И ему не нужен золотой ключ
камергерства. Сшей ему только портки из голубого бархата, чтобы вся деревня
ахала, и он по гроб жизни будет тебе благодарен. А если еще граммофон ему
купишь...
даже спрашивал у Феофана - правда ли все то дурное, что говорят о Распутине.
меня грехов, кои бесчисленны и богомерзки. Но в нем царит такая могучая сила
покаяния, что я почти ручаюсь за его вечное спасение. Христос давно глядит
на него... Конечно, - заключил Феофан, - Григорий Ефимыч человек простой и,
поев, тарелку от соуса облизывает, аки пес. Но вам, государь, и
высоконареченной супруге вашей невредно его послушать...
Игнатьева, и черногорки... всюду слышу о Распутине.
глас потрясенной земли российской.
****
человеком божиим Григорием из Тобольской губернии". Прошло всего четыре дня,
и великий князь Константин (известный в свете поэт "К. Р.") записал в
дневнике: "Говорят, что Николаша, Петюша, Милица и Стана получили при дворе
большое значение".
7. ДУМА ПЕРЕД ДУМОЙ
дома, по заграничным курортам. Мария Федоровна отдыхала от стачек в тишайшем
Копенгагене, где ей было непривычно гулять без охраны, не боясь террористов.
письмах к сыну спрашивала: "Когда кончится эта каша?" Близилось рождество, и
праздник ей хотелось отметить дома. Но революция властно перекрыла семафоры.
"Очень просим тебя отложить твой приезд, - писал матери Николай II. -
Варшавская жел. дор. небезопасна..." В это время царь жестоко пьянствовал!
Семеновский полк из Москвы, где гвардейцы жестоко подавили восстание
рабочих. Император в дубленой бекеше вышел к семеновцам на мороз, целовал их
генерала Мина, одаривая карателей водкой, и лобызался с унтерами. А потом
депешировал матери в Данию: "Витте после московских событий резко изменился
- теперь он тоже хочет всех вешать и расстреливать... Дети простудились и на
праздниках валялись в постелях вокруг елки". О жене он почти не упоминал, а
Гневная за долгие месяцы переписки с сыном не послала невестке даже плевого
приветика. Здоровая мещанка с верными женскими инстинктами, она ненавидела
чахлое гессенское отродье с ее психологическими вывертами.
успевавшие вешать, стрелять и поджигать. Тюрьмы переполнялись.
винтовка, человек вжимался в стенку - и пули приколачивали его к стене, как
гвоздями. В эту зиму правительство оказалось лучше организовано, нежели
революционные массы. Пролетариат разочаровался в своих вождях, вроде
Троцкого, вроде Хрусталева-Носаря, подзуживавших рабочих на выступления и
удиравших в кусты при первом же выстреле.
ложкой, в солдатские котлы, проверяя качество пищи, спрашивал рядовых - не
обижают ли их начальники? На парадах выходил к войскам, неизменно неся в
руках наследника-мальчика. Как бы случайно царь просил кого-либо из солдат
подержать ребенка, пока он командует. На эту сцену, словно вороны на падаль,
Эриксон Стивен
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Жюль Верн
Шилова Юлия
Самойлова Елена