Чтение 31–й страницы книги ~Секретный фарватер~

в разговор.

Шубин вяло прихлебывал свой кофе. Что-то неладное творилось с головой.
Временами голоса немцев доносились как будто из другой комнаты. Он не
понимал, о чем они говорят. Потом сознание снова прояснялось Мысль работала
четко, только в висках оглушительно барабанил пульс.

Он отметил, что справа от него очутился новый сотрапезник. Это, вероятно,
был Рудольф, сменившийся с вахты.

Новый провал в сознании. Вдруг до Шубина дошло, что за столом ссорятся.
Виновником ссоры был доктор. И Шубин не удивился этому.

Настроение в кают-компании беспрестанно, скачками, менялось. Смех
чередовался с возгласами раздражения, странная взвинченность - с
сонливостью. Иногда тот или иной сотрапезник вдруг умолкал и погружался в
свои мысли.

Неизменно оживленным был только доктор. Но это было неприятное оживление.
Доктор разговаривал с каким-то "подковыром". Главной мишенью для насмешек он
почему-то избрал молчаливого Венцеля.

- Я запрещаю тебе называть ее Лоттхен! - неожиданно крикнул Венцель.

- Но ведь я сказал: фрау Лотте! И потом, я не сказал ничего обидного.
Наоборот. Признал, что Лоттхен... фрау Лотте, извини... очень красива, а дом
на Линденаллее чудесен. Я сужу по фотографии, которая висит над твоей
койкой.

- Дети, не ссорьтесь! - благодушно сказал Готлиб.

- Я просто выразил сочувствие Венцелю. Я рад, что у меня нет красивой
вдовы, то бишь жены, еще раз прошу извинить. Дом с садом, заметьте, отличное
приданое! Мне вдруг представилось, как после победы Венцель возвращается к
себе на Линденаллее и видит там какого-нибудь ленивца, всю войну гревшего
себе зад в тылу. И этот ленивец, вообразите себе...

- Замолчи! - Венцель со стуком отодвинул от себя тарелку.

- Ну, ну! - предостерегающе сказал Франц. - Можете ссориться, господа,
если это помогает вашему пищеварению, но ссорьтесь тихо. Русские над нами.

Гейнц замолчал, не переставая криво улыбаться.

- Таков наш Гейнц, - пояснил Шубину Готлиб. - Если он не будет
иронизировать за столом, желудок его перестанет выделять сок.

Чтобы не видеть перекошенных лиц своих сотрапезников, Шубин поднял взгляд
на картину, которая так удивила его вначале.

Было в ней что-то фальшивое, неправдоподобное, что резало глаз моряка.

Один корабль убегал от другого, двигаясь по диагонали из левого верхнего
угла картины в ее правый нижний угол. На море бушевал шторм. Тучи низко
висели над горизонтом. Написано толково, спору нет, в особенности хороши эти
лиловые тучи, которые хвостами касаются гребней волн.

Что же нехорошо в картине? Пологие, грозно перекатывающиеся валы? Шубин
недавно качался на таких валах, чудом избежал гибели.

Нет, дело в другом.

Камни! За пределами картины, ниже правого ее угла, торчат камни. Шубин
угадал их по пенистым завихрениям и тому особому, зеленоватому цвету воды,
какой бывает у берега.

Несомненно, чуть правее и ниже рамы - камни!

- Пирволяйнен!

Он огляделся. За столом молчали и смотрели на него.

Полундра! Опасность!

- Нравится картина? - Франц показал свои щучьи зубы.

- В общем, как будто на месте вс", - подумав, сказал Шубин. - Но есть
недоработки.

- Какие?

- Корабли я бы убрал.

- Почему?

- Ну как же! С полными парусами - прямехонько на камни! Паруса скорее
долой, класть право руля!

- Где же видите камни?

Шубин привстал и ткнул пальцем в переборку, чуть пониже рамы. Потом
немногословно объяснил насчет цвета воды и пенных завихрений.

- Не имеет значения, - успокоительно сказал Гейнц. - Первый корабль -
призрак. Камни не страшны ему.

- Значит, второму отворачивать. Или второй корабль тоже призрак?

- Нет. Просто скован таинственной силой, не может сойти с гибельного
фарватера.

Шубин недоверчиво пожал плечами.

- Для летчика вы неплохо разбираетесь в бурунах, - сказал Франц,
прищурившись.

Опять: полундра!

Шубин стиснул кулаки под столом. И к чему он брякнул об этих камнях?

Ну-ка, ответ! И побыстрее!

Он нашелся.

- До войны я плавал на торговых кораблях, - пояснил он, стараясь говорить
возможно более спокойно и медленно. - Ведь у нас, в Финляндии, каждый третий
или четвертый - моряк.

Ложечки снова мирно зазвенели в стаканах. Разговор за столом
возобновился.

Как будто бы вывернулся, сошло!

Но он не мог дольше оставаться в кают-компании. Не в силах был
притворяться, с любезной улыбкой передавать этим оборотням галеты и сахар,
улавливать тайный смысл в намеках, улыбках, паузах, постоянно быть
настороже.

У него есть выход, и он воспользуется им!

Шубин обернулся к Гейнцу:

- Очень болит голова! Просто разламывается на куски.

Гейнц глубокомысленно кивнул:

- Правильно. Она и должна у вас болеть... Рудольф, будь добр, проводи
лейтенанта в каюту. Вам сейчас лучше лечь, Пирволяйнен!

- Да, с вашего разрешения я хотел бы лечь. Где-то он слышал такое
выражение: уйти в болезнь. Кажется, это относилось к мнительным людям? Но
сейчас он торопился уйти в болезнь, спасая себя, спасая рассудок. Забивался
в болезнь, как измученный погоней раненый зверь, уползающий в свою берлогу.

Глава пятая. ОСОБЫЕ ПРИМЕТЫ.

С чувством невыразимого облегчения он покинул кают-компанию.

Сопровождаемый длинным Рудольфом, Шубин не уклюже выбрался из-за стола и,
переступая комингс, споткнулся.

Однако сделал внутреннее усилие и заставил себя не обернуться. Он
старался держаться возможно более прямо, хотя как бы уносил на своей спине
пригибавший к земле груз взглядов.

Эти взгляды чудились ему повсюду.

Минуя отсеки, где находились матросы "Летучего Голландца", Шубин словно
бы проходил сквозь строй взглядов: подозрительных, мрачных, враждебных. И,
как это ни странно, - боязливых!

Боязливых? Почему?

В одном из отсеков с нижней койки поднялся угрюмый бородач и что-то
сказал Рудольфу. Тот остановился. Шубин продолжал медленно идти. Он не
вслушивался в голоса за спиной: взволнованный - матроса и успокоительный -
Рудольфа. Не до них было.

Мучительно тесно! Низкие своды давят, угнетают. Душа задыхается в этом
стиснутом с боков, сверху и снизу пространстве.

Шубина охватила острая тоска по Виктории.

Среди этих безмолвных, холодно поблескивавших механизмов, в этом скопище
чужих и опасных людей вдруг так ясно представилась она, в сером домашнем
платьице, сидящая на диване и смотрящая на него снизу вверх - вопросительно
и сердито.

В сыром воздухе склепа слабо повеяло ее духами.

Шубин, не глядя, нашарил ручку двери, нажал на нее, толкнул от себя.
Дверь не открывалась.

Откуда-то сбоку выдвинулся матрос с автоматом в руках.

- Ферботен19! - буркнул он.

- Не туда, Пирволяйнен! - с беспокойством сказал Венцель, нагоняя Шубина,
и придержал его за локоть. - Там кормовая каюта!

"Кормовая, кормовая! - машинально повторял про себя Шубин. - Но ведь в
кормовом отсеке нет кают. Там лишь торпеды! И почему часовой?"

Он сделал еще два шага, куда-то в сторону, и, очутившись в
каюте-выгородке, ничком повалился на койку. Как он устал! Поскорей бы
остаться одному, не слышать этих назойливо стучащих немецких голосов. Но
долговязый Рудольф не уходил.

- К сожалению, наш командир не присутствовал за ужином в кают-компании, -
сказал он.

Шубин пробормотал что-то насчет субординации. На корабле командир обычно
сохраняет известную дистанцию между собой и своими офицерами.

- Нет. Дело не только в этом. Мы называем командира Подводным Мольтке. Он
молчалив подобно Мольтке. А как понравились вам офицеры? - спросил Рудольф
без всякого перехода. - Готлиб, например? Он показывал свои квитанции? О да!
- Рудольф повертел пальцем у лба. - Он со странностями у нас. И не он один.
Здесь, как говорится, все немного того... Кроме меня, само собой!
Представляете, каково нормальному человеку среди них? Знаете, о ком только
что говорил мой унтер-офицер? О вас.

- Неужели?

- Да. Сегодня пятница. Вас выловили в пятницу.

- Субботы я не дождался бы, - вяло пошутил Шубин.

- А Вернер просыпал за ужином соль. Сочетание двух таких примет...
Команда считает: вы принесете нам несчастье. - Он как-то неуверенно
засмеялся. - Вам, как финну, полагается разбираться в приметах. Говорят, в
средние века ваши старухи умели приманивать ветер, завязывая и развязывая
узелки.

Шубин перевернулся на спину и подоткнул одеяло. Рудольф не уходил.