"Каллигула". На "Каллигулу" народ повалил валом. Были и такие, которые
приходили по нескольку раз и настаивали, чтобы вопреки сложившейся салонной
традиции сначала показывали "Каллигулу", а только потом уже -- "Кукушку",
дабы попусту не томиться.
дешевом залоснившемся костюме, похожий на сотрудника КБ. Я его встречал и
раньше во время просмотров на квартире Одуева, поэтому даже не насторожился.
Помнится, когда в перерывах между фильмами крыли Советскую власть за
чудовищную политику в области кинематографа, он так и говорил: "На кой черт
мне тема труда на экране, мне этой темы в моем КБ хватает! Вы мне нервные
окончания взбодрите!" Приходил он раза четыре, приводил с собой друзей,
таких же кабэшников, приносил вино, закуску и даже задерживался после
окончания сеанса, чтобы пообщаться. Говорили, понятное дело, о жизни,
точнее, о том, какая она у нас в Отечестве подлая, мерзкая, несправедливая,
паскудная, безрадостная, позорная, никчемная, убивающая живую душу и
благородное сердце жизнь! Звали его Сергей Леонидович, после второго стакана
-- Сергей, после третьего -- Серега, а потом, когда уже сбивались со
счета, -- просто Серый... Во время разговоров Серый обычно хватался за
голову, лохматил свои вихры и стонал: "Куда катимся? Куда катимся?" -- и
даже плакал, не надеясь получить ответа на этот роковой вопрос...
неделю мне позвонили и осторожным голосом предложили явиться в шестнадцать
ноль-ноль в районное управление КГБ в комнату номер семнадцать. Я обомлел.
Разумеется, из ходивших по рукам "Посевов", "Граней" и перепечатанных через
копирку писем "узников совести" я отлично знал, что у нас в стране к каждому
гражданину приставлен, наподобие ангела-хранителя, агент КГБ, а то и два, но
тем не менее с работниками этой угрюмой организации сталкиваться мне еще не
доводилось.
заглядывал почти каждый день, не обращая внимания на зеленые ворота с
металлической калиткой. Уже по тому, как на меня взглянул сержант с синими
погонами, я понял, что крупно влип. Накануне, честно говоря, я обзвонил
самых верных друзей и посоветовался, как себя вести, в чем сознаваться, а
что намертво отрицать. Все они, ссылаясь на статьи из "Посева" и письма
правозащитников издалека, предупреждали: главное -- ничего не подписывай,
коси под идиота, но не до такой степени, чтобы прямо из "конторы" отправили
в психушку.
веселенький Сергей Леонидович, он же Сергей, он же Серега, он же Серый...
Получалось, что, называя место своей службы, он, в сущности, не врал, а лишь
только, чтобы не тревожить общественность, опускал одну букву из
аббревиатуры: не КГБ, а КБ.
кинопродукции -- до пяти лет усиленного режима. Вот такое кино! Но ты не
переживай -- ты мне нужен на свободе.
непреклонностью, следом за которой обычно идет полная и чистосердечная
"сознанка".
надо. А где их взять? Куда катимся? Мы уж лучше с тобой на общественных
началах потрудимся... По-дружески. Думаю, состукаемся... Или нет?
разгуле гомосексуального террора в советских лагерях.
позванивай!
отмечу!
Такие же люди, между прочим, тут работают. Думаешь, мы всего маразма не
видим? Видим, и гораздо лучше вас. Но если все рухнет, ты не представляешь
себе, что будет!
спрашивая, зачем вызывали, у меня хватило мозгов наврать, что все это из-за
Снежаны, моей болгарской любви... Они поверили, а Одуев, услыхав эту версию,
как-то уж слишком показательно стал мне сочувствовать. Сергею Леонидовичу я
решил не звонить. Но он через недельку объявился сам и пригласил погулять по
вечерней Москве. Мы бродили по Гоголевскому бульвару и обсуждали состояние
умов в среде творческой молодежи. Я соглашался с ним, что
государственно-патриотическое мышление в ней начисто вытеснено
вестернизированным критиканством, но приводить конкретные примеры избегал. А
он почему-то не настаивал. В следующий раз он позвонил через полгода, мы
снова отправились на Гоголевский, но пошел мокрый поганый снег, и я
пригласил его к себе домой. Мы выпили, разговорились, и он рассказал, как
десять лет назад его, студента последнего курса строительного института,
перед самым распределением (светил ему Крайний Север, а жене оставалось
еще два года учиться) вызвали в партком, и незнакомый серьезный дядя,
тщательно побеседовав с ним и проявив доскональное знание самых мелких
подробностей его биографии, вдруг напрямик предложил поработать в органах.
Зарплата -- порядочная, надбавка за звание и выслугу, лечебные, бесплатный
проезд в общественном транспорте, а главное -- Москва и, что еще главней,
квартира всего через пару лет. Сергей Леонидович согласился и не жалеет, тем
более что поначалу работал он почти по специальности -- курировал
строительные организации, где больше занимался хищениями фондированных
материалов, и только один раз, когда новый дом треснул поперек, слегка
запахло антигосударственной деятельностью. Но потом его вдруг бросили на
творческую интеллигенцию, а там -- сам черт не разберет! Хорошо, хоть жена у
него начитанная, постоянно ходит по театрам и выставкам с подругой и всегда
можно проконсультироваться. "Куда катимся?" -- совершенно искренне
причитал он, обхватив руками взлохмаченную голову.
издать, разную сволочь с шалавами на квартиру к себе пускаешь! А у нас...
Думаешь, кто-нибудь о державе думает? Никто! Сейчас садовые участки по
управлению распределили, никакой оперативной работы: все кирпич ищут... А я
ведь раньше строителей курировал, так мне проходу не дают: помоги, помоги...
А что я им, украсть, что ли, помогу?!
хороший парень, талантливый. Позвоним куда надо... У нас в "конторе" у
одного генерала сын стихи пишет, хреновые-прехреновые, так уже две книжки
издал! Позвонить?
оказалось, по выставкам и театрам она ходит не с подружкой, а с другом --
каким-то заню-ханным художником-авангардистом, и продолжается это уже давно.
Однажды вечером Сергей Леонидович заявился ко мне с чемоданом, разъяснил,
что ушел из дому навсегда, и остался жить в моей квартире. Горе, понятное
дело, топили в портвейне, а портвейн, как известно, напиток
мизантропический. Разговоры наши были под стать наливаемому.
солнышке погреется! -- бешено глядя в ненавистное пространство, угрожал
Сергей Леонидович, имея в виду художника-авангардиста. -- Мой кореш как раз
МОСХ курирует. Я попрошу -- он не откажет. Тем более что его бабе тоже
какой-то режиссеришко звонить повадился... Подведу под статью!
я потом людям в глаза смотреть буду? Невинного человека на нары! Я ведь не
Ежов какой-нибудь... Я лучше его застрелю, а потом и сам застрелюсь! Я тебе
своего табельного "Макарова" показывал? Нет? Принесу... Застр-релю гадину!
людей и так мало...
с одной молодой общедоступной поэтессой, однако наутро он заявил, что лучше
его беспутной жены все равно никого нет, а эти поэтессы вообще какие-то
ненормальные и трахаются даже как-то ямбом. В конце концов он пришел к
мысли, что разумнее всего будет застрелить жену и сдаться начальнику своего
отдела. С этим Серый от меня и выбрался, а через два дня позвонил и сообщил
о полном примирении с женой, она попросила прощения и объяснила свое
поведение тем, что он вечно пропадал на службе и совсем ее забросил. Так
сказать, невольный протест любящей женщины в неадекватной обстоятельствам
форме. А безутешному авангардисту, чтобы только отвязаться, он с помощью
своего кореша организовал двухгодичную стажировку в Римской Академии
художеств. Тот там так и осел.
утихомирив свою неадекватную супругу двойней. Мы с ним почти не встречались
и не вели разговоров об антигосударственных настроениях в среде творческой