Сегодня Кныш решил воспользоваться вторым способом. Сегодня он себя уважал.
которых, Юрка, несколько дней назад удрал из отделения милиции вместе с
Горецким. Теперь он сидел дома, залечивал обмороженные конечности и
молчал, злился, как волчонок, попавший в капкан. Отец виноватил самого
Юрку, участкового, которому блажь в голову пришла запереть парня на ночь в
отделении, мать все валила на отца, на строительное начальство, а сын
время от времени покрикивал на обоих, поскольку мужественно всю вину брал
на себя.
принесенных с улицы дров, Анатолий Евгеньевич готовился проскочить через
общую комнату, не привлекая внимания и не вмешиваясь в семейные передряги.
Но стоило ему приоткрыть дверь, как отец, даже не успев захлопнуть дверцу
печи, распрямился и, повернувшись к Юрке, крикнул:
ему, Евгеньич!
Юра, напрасно так. Нельзя.
печали, мудрости и беспокойства за парня, что тот присмирел.
поленья, так, что где-то там, в огненной глубине, они глухо ударялись о
кирпичи, напористо шагал по комнате, норовя пройти так, чтобы наткнуться
на кого-нибудь-на Юрку, на мать, на Анатолия Евгеньевича, и они шарахались
в стороны, уступали дорогу, но отец снова пер на них, и они снова
увертывались.
мать убежденно. Отец круто, всем корпусом повернулся на ее голос, но не
успел ничего сказать. - Порядка потому что нет, - повторила мать. - А коли
б он был, порядок-то, то, слава богу, и жили бы спокойно. Такое мое слово.
А то моду взяли - мальчишек под замок сажать! Это и зверя какого посади,
он тоже удрать изловчится.
вверх, как бы призывая в судьи высшие силы. - Ведь как всегда было...
Полюбил парень девку, чего не бывает... Так он ей цветы, он ей колечко
подарит, платок какой, песню на худой конец споет, спляшет косо-криво... А
этот-камни в окно. Чтоб, значит, она не забывала его, память чтоб о нем
имела, любовь его жаркую оценить могла! А! Евгеньич, ты слышал, чтоб люди
про любовь камнями разговаривали?
надо как-то соразмерять свои поступки и слова, слова и желания, желания и
возможности... Надо, Юра, жить так, чтобы на тебя не показывали пальцем, -
скорбно закончил Анатолий Евгеньевич и поспешил выйти, прихватив с полки в
сенях сверток.
магазин. Ему не повезло-там уже торчал Горецкий. С перебинтованной
головой, пластырем на подбородке, с костылем - не залечил еще раны после
ночного побега. Вообще-то его положено было держать под стражей, но
надобности в этом не видели. И Горецкий шатался по Поселку, заглядывал в
мастерские, часами околачивался в магазине, неизвестно о чем толкуя с
продавщицей.
заставая здесь Горецкого, он каждый раз чувствовал, как его охватывает
злая ревность. У Анатолия Евгеньевича не хватило духу потребовать у Веры
внимания к себе, но он страдал, когда Вера игриво, поощряюще
перешучивалась с кем-то, - Кныш полагал, что у него несчастная любовь. И
сейчас, увидев Горецкого, он сник и отошел к витрине с конфетами.
Вере.
глаза, яркие губы, ее здоровье, остро и ревниво почувствовал, что она
женщина. И улыбнулся, как мальчишка, пойманный на запретном, жалко и
виновато. Вера даже смутилась, будто невзначай ударила человека в больное
место.
Анатолием Евгеньевичем поговорить надо.
может, того... преступный сговор? Признавайся, папаша!
стояла не глуповато похохатывающая бабенка, нет, он увидел холодную,
властную и недоступную женщину. И Горецкий оробел, засуетился, начал
шарить по карманам, разыскивая перчатки.
простой, исполнительный. Нам сказано, мы-сделано. Вот только покупочку бы
сделать заради плана родного магазина, заради уважения к близкому
человеку...
захлопнул за собой дверь, словно боялся, что в него могут запустить чем-то.
что погорячился, что не имеет права так говорить, не дала еще ему Вера
таких прав.
Просто слабак.
Полюбишь-назовешь красивым, разлюоишь-в смазливые разжалуешь.
видят глаза или слепокурые...
разница.
похвалу, и невольно распрямил спину. - вообще-то да, - благодарно повторил
он, - Я вот кое-что принес, - он вынул из-за пазухи сверток. Вера, даже не
взглянув, тут же убрала его под прилавок, - Это масло, - пояснил Анатолий
Евгеньевич.
как Вера зашелестела бумажками в ящике. - Лучше того... Бутылочку.
Евгеньевич.
вроде договоренности относиться друг к Другу с пониманием и доверием. И
было согласие пойти дальше, столковаться о большем, Кныш неожиданно
заволновался. Он еще не сказал ничего такого, что заставило бы его
оробеть, даже не подумал ни о чем таком, но где-то в нем уже рождалось
решение, и всплывали, всплывали, как пузыри со дна, слова, очень важные
для него, рисковые, отчаянные. Лицо его дрогнуло, он обеспокоенно
оглянулся по сторонам, словно в поисках поддержки.
беспокойством.
бутылочкой вместе? А?
неожиданно...
Евгеньевич. - Ну, пожалуйста, отвечайте "да"! Вы и не заметите, как
произнесете его.
своем. Вчера он получил удар от Панюшкина, и пропустить еще удар было бы
для него слишком тяжело.
встретил... да, встретил вас! Знаете, когда годы живешь в одиночку, когда
только с самим собой и можешь поговорить откровенно, да и то не всегда...
Я так хочу, чтобы у нас с вами все было хорошо!
слова Анатолия Евгеньевича. - И макароны пошли, и с маслом порядок.
о масле! Не о макаронах!
вас есть еще что-то?
шуток. - Анатолий Евгеньевич обиженно взял с прилавка холодную бутылку со
Шломо Вульф
Посняков Андрей
Ильин Андрей
Акунин Борис
Русанов Владислав
Эриксон Стивен