read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



- Этот сервиз, - продолжала Маргарета, - извлекали и на нашу с Ионом свадьбу, а когда женился наш сын Бьерн, мы брали его уже отсюда, из музея. В следующий раз, надо думать, он понадобится нашим внукам. У вас есть внуки, Василий?.. Правда, как ужасно быстро они вырастают?.. Кажется, только что был малышом, не успеешь оглянуться, а он уже взрослый... Вы же знаете, какая сейчас молодежь? Никто не женится, не хотят ответственности. Но мы своих, кажется, правильно воспитали...
Назавтра вновь был теплый и тихий, прогретый осенним солнышком день - истинное бабье лето, - и Василий Никифорович, плюнув на официоз, наконец-то вытащил из чемодана джинсы. Те самые, местами вытертые добела, против которых так энергично возражала заботливая Марьяна Валерьевна.
Когда фон Шельдебранды устроили в старом доме музей, семья перебралась в уютное жилье, возведенное к тому времени на другом конце острова, за крутым гранитным холмом. Гранит в этой части Швеции вообще прет из-под тонкого слоя почвы повсюду, в какую сторону ни посмотри; стокгольмское метро почти полностью вырублено в скале, да и улицы с пригородными шоссе местами вспарывают каменные лбы, встреченные на пути. Фон Шельдебранды предпочли не кромсать, а найти с природой гармонию. В результате бордово-красный дом, увенчанный неизбежной спутниковой тарелкой, идеально уместился на неровном склоне холма. С подъездной дорожки дом казался одноэтажным. При ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что уровней в нем аж целых четыре. Это не считая подвала и чердака.
Василия Никифоровича, как принято у шведов, поместили в гостевом домике. Домик размером с контейнер для морских перевозок выглядел игрушечным, но внутри был оснащен всем необходимым для жизни: регулируемое отопление, крохотный удобный санузел, микроволновка, холодильник с продуктами... Не говоря уж про спальное место из двух больших и сугубо отдельных, но легко сдвигаемых вместе кроватей.
В одну из этих кроватей Цыбуля накануне, как и мечтал, рухнул - и уснул чуть ли не прежде, чем голова коснулась подушки. Хотя был уверен, что за всякими тягостными размышлениями проваляется без сна до утра.
На сегодня ничего особенного не планировалось, и Василия Никифоровича не беспокоили. Дома ему редко удавалось выспаться всласть; вот и теперь "внутренний таймер" заставил Цыбулю проснуться, когда дома, в Михайловской, едва минуло шесть утра. Увы! До стокгольмского времени таймеру не было ни малейшего дела. Посмотрев на часы, Василий Никифорович мысленно ахнул и стал было лихорадочно одеваться, но потом махнул рукой и отставил всякую спешку. "А ну их, в самом-то деле. Когда проснулся, тогда и проснулся, и подите вы все..."
Он ополоснулся под душем, натянул вытертые "миллионерские" джинсы, добавил клетчатую шерстяную рубашку - и со стаканом апельсинового сока в руках вышел на маленькое крыльцо.
Возле дома была устроена конюшня, несколько огражденных белыми заборчиками левад, манеж с невысокими - для ребятишек - препятствиями и даже учебный скаковой круг. Солнце ярко светило сквозь неподвижные сосновые ветви, и Цыбуля заслонил рукой глаза. Читал он в очках, но вдаль был еще зорок. Перед конюшней стояла на привязи лошадка исландской породы, коренастая, крепенькая, с мохнатой гривой и длинным пышным хвостом. Внучка Иона, Ингеборг, облаченная в оранжевый непромокаемый комбинезон и большие резиновые сапоги, усердно мыла лошадку, поливая из шланга. Мыльная пена стекала по крутым серым бокам. Лошадка стояла спокойно, только иногда потряхивала головой. Никому не пришло бы в голову в сентябре месяце намывать прямо на улице чистокровного верхового коня, но, видно, правду говорят - исландскую лошадь, "лошадь Богов", никакими погодными условиями не прошибешь...
Сам королевский конюший стоял облокотясь на оградку левады и посматривал то на внучку, то на трех других "исландцев", гулявших в леваде среди кустов и камней.
Цыбуля не торопясь подошел к нему, на ходу допивая свой сок. Ион улыбнулся и сказал что-то по-шведски. Оленьки Путятиной рядом не было, и Василий Никифорович, пожав плечами, изобразил на пальцах разницу во времени.
- Time difference,[76] - мобилизовал он не выученный когда-то английский. Ион понял и серьезно кивнул.
Отсюда просматривалась часть дамбы, примыкавшая к материку, и Цыбуля заметил яркое пятнышко, быстро двигавшееся по насыпи. Отставной генерал фон Шельдебранд перехватил взгляд гостя и вытянул руку.
- Little Jom, - сказал он. - My grandson[77].
Накануне за ужином Цыбуля успел познакомиться с серьезным белоголовым пареньком и даже узнал, что маленький Ион мечтал стать жокеем. А посему, в отличие от сверстников, напропалую гонявших на мопедах, катался по холмистым окрестным дорожкам исключительно на велосипеде. Для укрепления ног.
Дед, несомненно, всячески поддерживал устремления внука; было понятно, ради кого перед домом был устроен почти настоящий скаковой круг, а в конюшне, должно быть, стоял верховой пони[78] - или даже мудрый старый ипподромный боец, отслуживший свое, но еще отлично помнящий все, чему следует научить будущего жокея...
Пока Василий Никифорович следил за юным велосипедистом, мчавшимся по дамбе явно быстрее, чем позволял ограничительный знак, - из дому появилась Оля Путятина. Здесь, у "дяди Иона", она тоже отбросила вчерашний официальный деловой стиль. Сегодня она была в ярком спортивном костюмчике, который необыкновенно ей шел.
- Здравствуйте, Василий Никифорович!.. - И тут же принялась переводить: - Дядя Ион спрашивает - а вы знаете, что исландские лошади, будучи однажды вывезены с родины, уже не могут вернуться? В Исландии со времен викингов запрещен ввоз лошадей - и для того, чтобы породу сохранить в чистоте, и во избежание заразных болезней...
Уже не могут вернуться, - мысленным эхом отдалось в голове у Цыбули. - Уходят... сквозь хрустальную стену...
- Ион,- сказал он вдруг, и королевский конюший повернулся к нему, облокотившись на беленую планку ограды. - Ион, я тебе все хочу рассказать про... одного маленького мальчика, которого я знал. Когда ему было столько лет, сколько сейчас твоему внуку, он однажды с другой пацанвой полез в чужой сад за яблоками. Хозяин услышал и погнался за ними, и мальчик, удирая в темноте, перелез какой-то забор, нащупал в стене маленькое окошко и протиснулся в него. Внутри было тепло и пахло навозом, а рядом топало ногой и фыркало большое животное. Это был жеребец Гром, к которому конюхи-то боялись в денник заходить... А мальца вот не тронул! Тот проспал до утра в опилках у жеребца под ногами, а наутро и уходить с конюшни не захотел. И ты знаешь, Оленька? Фамилия у сорванца была как у тебя... Путятин...
Глава тринадцатая
МУХА, ПРИХЛОПНУТАЯ ГАЗЕТОЙ
Ах, как хочется спать, особенно на новом месте!
Но...
Дзынь... Дзынь!.. ДЗЫНЬ!!! Душераздирающая трель гостиничного аппарата выдернула Антона Григорьевича из недр очень сладкого сна. В этом сне прекрасная пышноволосая девушка прыгала через препятствия верхом на золотисто-рыжем коне, и дело происходило вроде бы в манеже при Аниной конюшне, но потом неожиданно и естественно, как всегда бывает во сне, оказалось, что скачет она по залитому мягком сиянием конкурному полю во дворце "Юбилейный", и зрители в разноцветных костюмах рукоплещут, восторгаясь, подбадривая, уговаривая не сдаваться. Антон узнал девушку и испугался, как бы на быстром галопе с нее не сдуло парик, но вовремя сообразил - пока рядом конь, с Любашей ничего не случится...
В это-то мгновение и зазвонил телефон. Антону не привыкать было к звонкам в самые что ни есть глухие часы. Еще лучились прожектора "Юбилейного", еще взбивали опилки несущиеся копыта и хотелось досмотреть, удачен ли будет прыжок, - а тело уже вскинулось на локте, и пальцы без промаха сграбастали трубку:
- Панаморев слушает!..
- Антон Григорьевич? Извините, я вас, наверное, разбудил...
Панама узнал приятный баритон шефа "Эгиды", и досадливое желание скорее упасть на подушку, обратно в недосмотренный сон, мигом рассеялось:
- Доброе утро, Сергей Петрович. Неужели чем-то обрадуете?
- Ну...- хмыкнул Плещеев, и Панама ощутил, что тот был чем-то очень доволен. - Мы тут просто собираемся на маленькую загородную прогулку... Навестить хотим, так сказать, некоторых общих знакомых. Не желаете присоединиться?
Антон, прижав трубку плечом, уже тянул со стула одежду:
- Еще как желаю, Сергей Петрович. Где и когда?..
...Поймать бы того борзописца, кто первым придумал называть севернорусский пейзаж "неярким", "неброским" и иными словами, начинающимися с ублюдочного "не"... Поймать бы - да привезти в леса Карельского перешейка ранней осенью, когда на песчаных холмах пылает и пирует сентябрьское безумие красок. Привезти - и, если не слепой, пусть-ка смотрит, как в неистово синем небе пенятся облака, еще летние, белые, еще не успевшие набухнуть серым войлоком грядущего снега. Облака невесомо громоздятся над малахитовыми вершинами елей, над голубоватой зеленью сосен, вознесенной бронзовыми колоннами стволов... А у ног лесных исполинов, между заросшими лишайником валунами - медь и золото любой мыслимой пробы, вихри и костры алого, малинового, пурпурного пламени. И по влажному мху - ягодные кустики, затканные таким зеленым багрянцем, что немалого таланта художник расплачется, уронив бессильную кисть. И даже лишайник, примостившийся на вечном граните - семидесяти семи цветов, от серебристо-седого до желтого пополам с черным. И сам гранит, умытый недавним дождем, искрится тысячей зерен, и каждое - хоть сейчас в оправу да на выставку драгоценных камней, чтобы зарыдали наследники великого фаберже...
И это - "неброское", "неяркое", второй сорт? Какие Мальдивы, какие Канарские острова!.. Ну правильно, нету у нас здесь теплого океана и вулканы за облака не цепляются, так это мало ли где чего нет. А есть на Мальдивах с Канарами хрустальные речки, где на перекатах вспыхивает радужными боками форель?.. Есть у них там бархатно-шоколадные, с блюдце размером, боровики прямо посреди дороги в лесу?.. Так какого рожна?..
Это все равно, что оскорблять дурацким "не" величавую красоту русских женщин - оттого, что не испанки они с оливковой кожей, не раскосые японки и не голые папуаски... Вот так!
Если проехать километров восемьдесят по Приозерскому шоссе, ведущему от бывшего Ленинграда на север, а потом свернуть влево и отмахать еще почти тридцать по второстепенной, но асфальтированной и вполне хорошей дороге, то на берегу одного из бесчисленных ответвлений Вуоксы можно увидеть дачный поселок. Когда-то, много лет назад, здесь давали участки работникам мощного в те времена предприятия с оборонным уклоном. Место было чудесное, рабочие и инженеры с энтузиазмом принялись строиться... но вскоре выяснилось: насмотревшись друг на друга в течение рабочей недели, лицезреть любимого начальника еще и поверх дачного забора в выходные - это уж слишком. То есть несколько свежепостроенных домиков скоро поменяли владельцев. Дальше - больше. Кого-то сманила под Лугу, на южный край области, энергичная теща - подвижница огородничества и садоводства. Кто-то из пожилых отправился в мир иной, не внушив молодежи любви к грибам и рыбалке. Кому-то, наконец, самым примитивным образом срочно понадобились деньги... Одним словом, в поселке Румянцево-Верхнее, неофициально еще прозываемом по старинке "дачами Турбинного завода", жил теперь самый разнообразный народ. Участки же, все еще числившиеся за своими изначальными владельцами либо их детьми, можно было по пальцам пересчитать.
Среди немногих "долгожителей" Румянцева-Верхнего была семья Поляковых. Папа, мама и сын. Правда, последние два-три года родители бывали на даче все больше эпизодически. Соседи видели в основном их сына Андрея, выросшего у многих из них буквально перед глазами. Теперь он мало напоминал белоголового мальчика, гонявшего мимо заборов на трехколесном велосипедике. Крепкий молодой мужчина подкатывал на "девятке", и она часами стояла перед гаражом незапертая, а сквозь открытые окна на всю округу благовестило "Радио-роке". Появлялся Андрей, как правило, не один, и наблюдательные соседи обратили внимание, что номера сногсшибательных иномарок его гостей часто были далеко не российские. В такие дни на участке Поляковых жарили шашлыки, пили водку "Смирнофф" и громко разговаривали по-английски. Потом кавалькады во главе с "девяткой" отчаливали, и все опять затихало - до следующего набега.
От родителей Андрея соседи узнали, что Поляков-младший, подростком занимавшийся в секции конного спорта, стал теперь бизнесменом и продает лошадей. А иностранные гости - это партнеры, с которыми у него сделки. Ни одобрения, ни неодобрения Поляковы-старшие не высказывали, и соседи постепенно утратили любопытство. В наше время всякий устраивается, как может. Иные вон - в газете писали - притоны с девицами у себя на дачах устраивают. На этом фоне Андрей и его гости были просто образец добродетели. Ни драк, ни пьяных скандалов...
В эту осень на участке Поляковых царила необычная тишина. Битых два месяца не заглядывала ни одна "иностранная делегация", недели три уже не появлялся Андрей. Зато в доме обосновались жильцы, два хмурых короткостриженых парня, а в гараже - кто-то видел, как его туда вкатывали, - поселился приземистый "Мерседес". Поляковские постояльцы сидели в основном дома, на озеро и в лес не ходили, только время от времени - к колодцу за водой, и с соседями категорически не здоровались. Иногда они ссорились между собой и орали, удручая прохожих обрывками малоизобретательных матерных фраз, но тут же, словно спохватываясь, замолкали. Бизнес есть бизнес, рассудили соседи. Не маленькие, наслышаны, какие пенки деловым людям судьба порой выдает. Узнать бы, что там и как, да не у этих же спрашивать... Кто-то - владелец стационарной, специально для дачников, сотовой "Дельты" - попробовал позвонить Андрею домой. Но к телефону никто так и не подошел...
Панаморев успел уже понять: в "Эгиде" многое было не как у нормальных людей. В частности, командиром группы захвата здесь была молодая женщина. По имени Катя. У нее была самая обычная внешность и совсем не "воинственная" фамилия: Лоскуткова. Она носила на пальце новенькое кольцо, временами с непривычки мешавшее, а сослуживцы то и дело сбивались на другую фамилию - Дегтярева. Из чего Панама заключил, что семейное положение она сменила совсем недавно. Его поневоле разобрало праздное любопытство: на мужа бы ее посмотреть. Интересно, какие мужья бывают у женщин, работающих командирами группы захвата?.. Антона здорово подмывало при удобном случае поинтересоваться личностью Катиного супруга, но что-то удерживало. Так он и не спросил. А фамилии Катины - что мужняя, что отцовская - ничего ему не говорили.
Еще Панама заранее радовался, полагая, что сегодня непременно свидится с Фаульгабером. В ту злосчастную ночь они вдвоем разыскали-таки место на шоссе, где "Тойота" подрезала коневоз. Они внимательно выслушали врача и примерно знали, что там найдут. И ползали на карачках под усилившимся дождем, пока в луче фонарика не блеснуло орудие убийства, брошенное бандитом. Позже эксперты обнаружат на нем и следы крови, и фрагменты вполне четких "пальчиков", но это потом, а тогда им предстояло еще вернуться в Победное и забрать оттуда девчонок, и только к утру завершился такой долгий путь назад в Питер, и все это время в морге больницы постепенно остывало тело Сергея...
В общем, Антон очень ждал встречи с Семеном, но тут ему суждено было разочарование. Крутая команда, одетая и - для постороннего глаза - снаряженная так, как положено для легкомысленного выезда на природу, - грузилась в обшарпанный микроавтобус "Фольксваген". Бритоголовому парню с внешностью законченного бандюги что-то говорила белокурая красавица секретарша. Командир Катя вышла из эгидовской двери в обществе двух больших псов, и те с неторопливым достоинством запрыгнули в автомобиль - оба без намордников и поводков... И только рыжего гиганта нигде не было видно. Антон закурил и, внезапно забеспокоившись, повернулся к Плещееву:
- А... Семен где же? Часом, не приболел?.. Ему самому питерский климат был явно противопоказан. Чуть потерял бдительность, и насморк опять тут как тут.
Сергей Петрович посмотрел на его сигарету с жадной тоской недавно бросившего курить.
- Нет, что вы, - ответил он рассеянно. - Просто у него сегодня другое задание. Всякие текущие дела... рутина, знаете ли... Надо же кому-то, извините за выражение, и работу работать...
"Мерседес" цвета мокрый асфальт, снабженный новенькими номерами, не теми, что "давно и неправда" на Выборгской трассе, миновал ворота участка и почти бесшумно покатил по утоптанному песку безлюдной в этот час улицы. Виктор Расплечин - бывший тихвинец Плечо - двигал на железнодорожную станцию, в круглосуточный магазин за выпивкой и харчами. Уже в третий раз. Жратву им вообще-то должен был доставлять Поляков, но пидор-Андрюха как свинтил в город, так больше и не показывался, ну и не лечебным же голоданием без него заниматься?.. Вылазку в магазин они со Сморчком предпринимали еженедельно, разыгрывая в карты, кому ехать. Все три раза выигрывал Плечо. Это было хорошо. Сморчку он не доверял.
Лучше всего было бы мотаться за жоревом вместе, но не получалось. Румянцеве-Верхнее стояло на горке (оттого так и называлось), а железная дорога проходила в низине. Ближайший ретранслятор сотовой сети был, видно, не близко, и "труба", кое-как фурычившая в поселке, на станции не брала уже ни под каким видом. Поэтому один из двоих волей-неволей должен был торчать "дома" и ждать новостей.
"Мерседес" был, как положено, с кондиционером, но после Сморчковых духов Виктору все чудился неприятный запах в салоне, и он приспустил оконное стекло. Внутрь немедленно залетела крупная и вполне чумовая осенняя муха. После того, как она в пятнадцатый раз с противным гудением пронеслась у Виктора перед носом, он оставил попытки выгнать тварь обратно в окно, схватил с правого сиденья кстати подвернувшуюся газету и с первой попытки хлопнул настырную летунью о лобовое стекло. Муха упала перед ним на Торпедо и осталась лежать. Притормозив, Плечо с отвращением подцепил ее все той же газетой, чтобы выбросить вон. Не получилось: муха скатилась прямо ему на брюки и затерялась под ногами на коврике. Виктор длинно выругался, с тоской вспомнив двухкомнатную на Энергетиков, где откроешь кран - и льется вода, и в туалет на другой конец участка впотьмах не надо бежать, и электричество по выходным не вырубают, как здесь... Он всю жизнь прожил в городе и так называемую природу уважал лишь как место, куда ездят на шашлыки. Дачный быт с сортиром на улице, неработающей баней и такими вот мухами сидел у него, прямо скажем, в печенках...
Как, собственно, и Игорешка-Сморчок.
Когда проторчишь с кем-нибудь в четырех стенах почти месяц, этот кто-то даже из лучшего друга способен превратиться во врага. А если он и другом-то особым никогда не был?.. Плечо время от времени ощущал жуткий позыв своротить Сморчку рожу на сторону, скрутить его в три узла, заставить вылизать давно не мытый пол языком. Самое смешное, что осуществить желаемое Виктор мог в полсекунды. Даже безо всякого каратэ. Но! Подобного Сморчка если уж бить, так надо убивать насовсем и закапывать в погребе, поскольку иначе можно среди ночи дождаться гвоздя в ухо или еще чего похуже. Такой уж гаденыш.
Между прочим, зависали они на этой хреновой даче именно из-за Сморчка. После идиотского столкновения с "Жигулем" того деда на Приморском шоссе (и, главное, весьма дорогостоящей починки - а денег нонеча было очень не густо!) он Игорешку за руль почти не пускал, водил машину в основном сам. Только знать бы, где упадешь, - соломки бы подстелил. Плечо столько раз прокручивал в памяти те несколько минут на дороге возле порожнего коневоза, что сам перестал как следует понимать, где всамделишные воспоминания, а где - дорисованное услужливым воображением. Вот он тормозит послушный "Мерсюк", и сукин кот Игорешка выскакивает из еще движущейся машины, чуть не падает, но выпрямляется - и со всех ног чешет туда, где швед-водила оттаскивает от запертого прицепа явно ополоумевшего жокея. Сморчок подскакивает к ним... и с налету, со всего маху бьет мелкого сучонка в живот кулаком. После чего тот...
Стоп! Плечо знал, что Сморчок редко куда ходит без самодельной чертилки. Тихвинская братва держала спортзал, где и тренировалась, по всем правилам молотя друг дружку и безропотные макивары, но Сморчку боевые искусства оказались до фонаря. Вот скорчиться под ногами - ай, больно, прости, дяденька, больше не буду!..- а когда победитель отвернется, побрезговав, или, еще лучше, протянет руку помочь побитому встать, тут-то Сморчок ему сыпанет песочку в глаза и заедет в пах ногой. А то и перо вставит под ребра. Сзади, исподтишка...
Так вот - спрашивается в задачнике: когда Сморчок выскакивал из "Мерседеса", не было ли у него чего-нибудь в приготовленной для удара руке? Например, остро отточенной спицы с кольцом на конце?.. Игорешка, естественно, клялся, что нет, но Плечо не верил ему. Он, кажется, даже припоминал короткий взблеск металла, тут же упрятанного в ладонь... Вправду припоминал - или "кажется"? Может, фантазия помогала?..
Плечо напрягал память, стараясь как можно отчетливее воссоздать зрительную картину, но чем больше усилий прикладывал, тем меньше был в чем-либо уверен. А ведь от этого так много зависело. Может, ему все-таки померещилось, и, значит, зря они со Сморчком "лежали на тюфяке"?.. Может, на самом деле ничего не случилось?
...Ну а если случилось? Если чертилка в кулаке имела все-таки место, а значит, была пущена в ход?..
Ой, давить надо таких Сморчков. В детстве причем. Чтобы "ай!" - и сразу на небеса, в ангелочки. А еще лучше - посредством аборта...
Тем не менее Виктору убивать Сморчка не хотелось. И не то чтобы его на старости лет (через месяц Плечу должен был сравняться тридцатник) одолело излишнее уважение к чужой жизни. Просто... "Не убивай - и тебя не убьют. Забыл?!." - сказал ему на прощание тихвинский лидер Андрей Журба, и Плечо навсегда запомнил его чужое лицо. Дело было после того, как на улице Типанова сгорел автобус и в нем - пятеро малолеток, называвших Виктора сэнсэем. И завывающая "Скорая" увезла эгидовского мента, Лоскуткова, ко всем чертям в ожоговый центр, и каков красавец он вышел оттуда, если вообще вышел, вот что интересно бы знать. И хотя прямым виновником той, теперь уже давней, истории Плечо вроде бы не являлся... Все понятно, такие запутки с "Эгидой" были Журбе ни к чему...
Вот и Виктору совсем ни к чему была бы история с жокеем, если, конечно, предположить, что ему не привиделось и Сморчок не просто ударил - пырнул. И подавно не нужен был труп Сморчка, зарытый в подвале. Ох, не убивай - и тебя не убьют... Плечо чувствовал, что и так балансирует на краю. А он хотел жить. Долго. Счастливо. По возможности денежно...
Виктор недовольно покосился на ветровое стекло, на котором покойная муха оставила кровянистый мазок, и неожиданная мысль посетила его. Когда-то по телевизору показывали полудокументальный фильм о том, как воспринимают окружающий мир всякие там насекомые-кошки-собаки. Ему запомнился эпизод, где было про мух. Для них, оказывается, время течет совсем иначе, чем для человека. Вот муха ползает по столу, среди кофейных чашек и сладостей, и на нее замахиваются газетой. Человеку собственное движение представляется почти мгновенным, но с точки зрения мухи проходит целая вечность. Газета опускается медленно-медленно и совсем не опасно, и есть прорва времени, чтобы очень даже не спеша взлететь со стола - и полюбоваться с безопасного расстояния, как переворачивается задетая чашка, как тягучей неторопливой волной выплескивается из нее жидкость...
Он тогда посмеялся: ну надо же, блин, во дела, как все интересно устроено. А теперь вдруг подумал: а если газета опустится вовремя, и муха не успеет взлететь? Может, то, что нам кажется эталоном мгновенной и безболезненной смерти - даром, что ли, говорят: хлоп, и готово! - для мухи на самом деле страшные мучения, растянувшиеся на целую вечность?..
"Мерседес" выбрался наконец на асфальт и резво повихрил к станции. Впереди было десять верст по холмам, среди сплошного соснового бора. Стояло раннее утро, солнечное и приветливое. Плечо врубил "Радио-Максимум", которое, как и сигналы сотовой связи, с грехом пополам бралось на горушках, а между ними совсем пропадало в помехах. Сквозь шорох и треск пробивалась группа "Европа": кудлатые шведы наяривали про последний отсчет. Постепенно Виктор повеселел, перестал думать про мух и Сморчка и начал гадать, будет ли нынче в круглосуточном магазинчике нравившееся ему выборгское пиво.
Он не мог знать, что дорога, по которой легко мчался его "Мерседес", со стороны станции была перегорожена гаишниками. Поперек шоссе стояли две машины с мигалками, еще одна, бело-синяя "Вольво", тихонько урчала в отдалении. Невозмутимый офицер обходил довольно длинную очередь автомобилей, скопившуюся у переезда, и терпеливо повторял:
- Впереди серьезная авария, подождите, пока ликвидируют последствия.
- А долго ждать, товарищ майор? - спрашивали его. - Мы, может, в объезд?..
И он отвечал, поглядывая на часы:
- Да нет. Еще где-то с полчасика.
Примерно на полдороге до станции было очень красивое место. Деревья с одной стороны неожиданно расступались, и довольно крутой спуск вел в низинку, где некогда плескалось ледниковое озеро, но озеро давным-давно заросло, и теперь там лежало кочковатое моховое болото. Если ехать вечером, с болота на шоссе выползали плотные струи тумана. Эти струи обтекали несколько больших валунов, то ли оставленных ледником, то ли вывернутых из земли при прокладке дороги, и в свете фар шевелились тени доисторических чудищ... Но это вечером, а сейчас вовсю светило утреннее солнце, и никакого тумана не было и в помине.
Километра за полтора до болотца перед "Мерседесом" цвета мокрый асфальт замаячила грязно-зеленая туша гигантского - полтора нормальных "Урала" - военного грузовика. Плечо сбросил газ и некоторое время катил за кормой чадящего монстра, ругаясь сквозь зубы и нетерпеливо постукивая пальцами по рулю. Он вообще-то никуда не спешил, но спидометр показывал пятьдесят пять километров.
Виктор ничего не имел против этой цифры, только не в час, а в полчаса. Он бы и обогнал хренов "сарай" как стоячего, почти не заметив... К его сугубому раздражению, неторопливо пыхтевший грузовик еще и полз прямо посередине дороги, не замечая, не то не желая замечать появившуюся сзади машину, а встречных - видимо, по причине раннего часа - от самого Румянцева не попалось ни одного...
Очень скоро терпение у Виктора лопнуло, и он резко, требовательно засигналил: "Дай проехать, му-дак!.."
Никакого эффекта.
Плечо заподозрил, что над ним издеваются. Ну нет!.. Тащиться до самой станции за какой-то облезлой развалиной он был ни в коем случае не согласен. Еще через сто метров шоссе начало отлого изгибаться к болотцу, правая обочина перед поворотом сделалась шире, и Плечо решил прошмыгнуть по ней мимо грузовика: так он делал не раз, если дорогу запруживали на своих именно что тачках всякие дачники-огородники, а обогнать слева не давал плотный встречный поток...
Под колесами "Мерседеса" уже хрустел гравий, когда многоколесное страшилище... тоже приняло вправо, тяжеловесно и неуклюже колыхнувшись прямо на иномарку. Плечо затормозил в самый последний момент, на чем свет матеря идиота-водилу, до которого, похоже, только сейчас сквозь каску дошло, что сзади кто-то сигналит.
Зато теперь ничто не мешало объехать его нормальным порядком! Педаль газа уперлась в пол, взвизгнули, раскручиваясь, колеса - мощный и верткий автомобиль стремительно взял влево, чертом выскакивая из-за кормы грузовика...
...И Плечо опасно близко перед собой увидел встречную машину, которой, надобно думать, тихоходная "полевая кухня" и уступала дорогу. Прямо на "Мерседес" серебристым снарядом летел с включенными фарами "БМВ"...
Виктор не испугался. В такие ситуации он попадал не однажды, да что там - почти в каждой поездке. Мощный "Мерин" всегда выручал его, успевая довершить обгон - на последних метрах до столкновения, беспардонно подрезая обгоняемого, но успевал. В этом даже был определенный кайф, и Плечо еще наддал газу - вот сейчас мелькнет в зеркальце "морда" надсадно дымящего грузовика, и...
...Вот уж чего бывший тихвинец никак не мог ожидать, так это что у замызганного армейского тяжеловоза прием окажется не хуже, чем у чистокровного "Мерседеса"! Неповоротливый на вид грузовик внезапно перестал коптить, взревел и титанически рванулся вперед - колесо в колесо со скоростной иномаркой. Единственным спасением для Виктора было бы что есть мочи затормозить и попробовать вновь спрятаться у него за кормой (если бы тот его, конечно, пустил), но Плечо этого не сделал, ибо в экстремальных обстоятельствах человек делает только то, что у него отработано, то, на что указывают рефлексы. Плечо потратил еще несколько драгоценных мгновений, силясь обогнать проклятый "сарай", успел удивиться тому, что "БМВ" даже не пытался сбросить скорость или отвернуть - пер, сволочь, прямо в лобовую атаку...
В сознании еще вихрилось возмущение пополам с зародившимся страхом, серое вещество еще что-то соображало, делало выводы... а руки уже быстро-быстро выкручивали руль влево - через встречную полосу на обочину, чтобы по крайней мере не в лоб, но там обочины почти не было, зато был обрыв, разверзшийся под колесами, и когда "Мерседес" с разгона взвился над пустотой и начал пикировать вниз, мысль осталась только одна:
"МАМА..."
Да и ту как следует додумать Плечо не успел. "Мерседес" тяжело боднул носом земной шар. Сила инерции поставила его вертикально и опрокинула через капот. Падая навзничь, он въехал крышей в гранитное ребро валуна, хищно выставленное навстречу. Доисторический камень не поколебался в своем гнезде. Соударение вспороло металл, втиснув крышу в сиденья. Впрочем, "Мерседесы" не зря считаются безопасными - машина не загорелась...
Военный грузовик остановился и запыхтел на низкой ноте, сдавая назад. Открылась дверца, и наружу из высокой кабины выпрыгнул рыжеволосый гигант. "БМВ", развернувшись, неторопливо подъехал и тоже заглушил двигатель. Из него выбрался рослый, красивый мужчина. У него были седые виски, а в глазах постепенно таяло выражение, какое бывает у снайпера, только что поразившего цель.
Авария, о которой загодя предупреждал на шоссе майор Кузнецов, состоялась...
Было тихо, только шипел пар из раздавленного радиатора "Мерседеса". Двое профессиональных убийц обменялись рукопожатием:
- Здравствуй, Андреич.
- Здравствуй, Сеня.
Внутри искалеченной машины не происходило никакого движения. Да и чему бы там шевелиться - удар, сплющивший безвинный автомобиль, не оставил в нем живым ничего крупнее микроба. "За Лоскута", - мог бы сказать тот, кого называли Андреичем. А Фаульгабер, согласившись, мог бы поскрести следы отболевших ожогов и добавить: "За парнишку... Сергея". Но они не сказали. В их мире это были бы сантименты, мешающие в деле и потому не приветствуемые.
Еще несколько минут они стояли у края шоссе, перебрасываясь ничего не значащими фразами - о количестве рябины на ветках, о том, какой зимы следовало ждать. Потом Андреич поддернул молнию куртки и усмехнулся:
- Ну что... ГАИ вызовем?
Фаульгабер кивнул и вытащил из нагрудного кармана маленькую черную рацию. Нажал кнопочку:
- Иван Анатольевич? Подъезжай...
На дежурстве в "Эгиде" Катя не признавала иных одеяний, кроме видавшего виды, мягкого от многократной стирки камуфляжа. Когда группа захвата приступала к делу - одевалась так, как дело того требовало. Она подошла к калитке поляковского участка торопливой семенящей походкой. Свитер, куцая курточка, белые джинсы и туфли на вновь вошедших в моду "платформах", делающих ноги похожими на этакие копытца. Классический имидж городской барышни, на полдня выбравшейся за город "пообщаться с природой" через посредство пива и шашлыков. Картину дополняли яркий грим и парик, превратившие заурядную Катину внешность в нечто столь же броское, сколь и фальшивое.
Идя к калитке, она пару раз очень натурально споткнулась и, еще не начав говорить, загодя жестикулировала баночкой пива - следовало полагать, что общение с природой уже началось.
- Ва-а-адик!.. - завопила она, ловя перекладину калитки свободной рукой. - Вадька, ты дома?..
Изнутри не последовало никакого ответа, и барышня озадаченно нахмурилась. Как устраивают калитки в дачных домах? Люди состоятельные, у которых загородное жилье - такой же бункер, как и городское, натягивают на трубчатые рамы прочную сетку и навешивают замок. Просто так, мимоходом, на территорию уже не заскочишь. Публика безденежная, но обладающая воображением, творит нечто оригинальное: съемную на рогульках или самозахлопывающуюся, с противовесом из кирпича. Третьи, и таких большинство, - без денег и без особого изыска, - просто накидывают проволочное колечко. Андрей Поляков мечтал о настоящем коттедже, но пока только мечтал, и дача его родителей относилась к категории большинства.
Кольцо-запирка, свитое из толстого белого провода, было на месте. Барышня сняла его и под терпеливый скрип немазаных петель вошла на участок.
- Ва-адик! - позвала она обиженно. - Приглашал, приглашал, а сам и мангал еще не поставил!.. Выходи, Леопольд, выходи, подлый трус...
Обитатели дома продолжали ее игнорировать. Подгулявшая мадемуазель прошла по тропинке и поднялась на крыльцо.
Здесь находилось первое зримое свидетельство того, что хозяин интересуется лошадьми. Чтобы гости не дубасили в дверь кулаками, на ней висел настоящий дверной молоточек. Бронзовый, в виде подковы. "WELCOME"[79],- гласила рельефная надпись. Наверное, его отвинчивали на зиму, чтобы не украли бомжи.
Стук молоточка был отчетливо слышен по всему дому (это специально уточняли у сидевшего в "Крестах" Полякова), но никакой реакции опять не последовало. Катя пожала плечами и отперла дверь конфискованным у хозяев ключом. Проделала она это настолько тихо и быстро, что (а мало ли вдруг!) могла бы на голубом глазу заявить запоздало выскочившим обитателям: "А у вас тут было не заперто..."
В случае, если бы Поляковекие постояльцы словесными аргументами не ограничились, им оставалось бы только пенять на себя. Черные пояса таких, как Плечо, для Кати не существовали.
Однако изнутри по-прежнему не доносилось ни звука. Девушка еще раз призвала никому не известного Вадика, поставила недопитую баночку на перила и вошла. Движение, которым она скользнула в прихожую, знающему глазу говорило о многом.
Сравнялся час "икс", и Антон Панаморев, которому в этой операции досталась роль наблюдателя (кое-что он, конечно же, мог, но по сравнению с настоящими мастерами...) обратился, безо всякого преувеличения, в слух. Вот сейчас внутри начнется возня, а может быть, и стрельба, и двое мужчин, "случайно" встретившиеся у забора - один держал на поводке большую собаку, - из лениво беседующих мужичков-дачников превратятся в стремительных профессионалов, и вылетающим наружу Сережиным убийцам преградят путь либо они, либо невидимый за домом третий, либо сам Антон с Сергеем Петровичем...
У него нехорошо екнуло сердце, когда нескончаемую минуту спустя Катя как ни в чем не бывало вышла из темноты дверного проема. Одна.
- Блин, - сказала она и досадливо стащила парик. Взяла с перил свою баночку и залпом допила безалкогольную "Баварию". Не пропадать же добру.
"Неужели?..- мысленно ахнул Антон.- Неужели ушли?.."
Все прояснилось еще буквально через двадцать секунд. Нет, не ушли. Вернее - не ушел. Один из двоих бандитов находился-таки внутри. Очень мертвый, как пишут в американских романах. Только в американских романах предпочитают палить из тридцать восьмого калибра, а не провоцировать безвременную кончину, аккуратно роняя бандитов на их же собственные "чертилки"... Зрачки, расширенные контактными линзами, подчеркивали выражение беспредельного изумления, застывшее на лице у Сморчка. Недоуменный вопрос, обращенный в пустоту:
"Э, а ты еще кто?.."
Умер он не более получаса назад. Кружка кофе, стоявшая поблизости на столе, хранила остатки тепла. Никаких посторонних следов беглый (а в дальнейшем - и очень подробный) осмотр не выявил; только одно из окон, плотно закрытое, оказалось не заперто на шпингалет. Вполне могло быть, что так его оставили сами обитатели дома. Увы - никаких уточнений по этому поводу сделать они уже не могли...
Плещеев при виде бандитского трупа сморщился, как от надоедливой зубной боли, выдавшей очередной приступ.
- Жалеете, что живого не взяли? - хмуро поинтересовался Панама. Сам он жалел только о том, что рядом со Сморчком не валялся второй, Плечо.
- Да нет, - отмахнулся Сергей Петрович. - Так просто... вспомнил кое-что не очень приятное...- Тут у него в кармане куртки забеспокоился телефон, и эгидовский шеф, выслушав, с усмешкой продолжил: - А вот, Антон Григорьевич, и второй наш нарисовался. Погиб, оказывается, в автокатастрофе. Вы можете себе вообразить?.. Здесь, поблизости... Обгонял кого-то на повороте... И тоже, представьте, минут тридцать назад...
В Румянцево-Верхнее можно попасть с разных сторон. Можно по шоссе, где угробился на "Мерседесе" Плечо. А можно - грунтовыми дорогами, которые сплетаются-расплетаются в сосновом лесу. На этих дорогах такие выбоины и ухабы, что на первых же метрах засядет не то что "Мерседес" (который, кстати, сюда и не сунется), но и вообще почти всякий автомобиль, кроме хорошего вездехода.
Через ручей, вспухший после ночного дождя, аккуратно перебиралась серая "Нива". Человек, сидевший внутри, был обут в болотные сапоги, а на заднем сиденье стояла корзина грибов.
- Ну, полосатенькая... - глядя на бегущую перед радиатором волну, приговаривал мужчина. - Давай, серая в яблоках... вывози...
Выхлоп за кормой громко булькал из-под слоя воды. Передние колеса раздавили на дне что-то гнилое, "Нива" вздрогнула и окунулась до фар, но не заглохла и, деловито урча, продолжала ползти. Наконец зубастая резина вцепилась в плотный песок, и машина, радостно взревев, выкатилась на сушу. Хозяин благодарно похлопал ее по рулю:
- "И только "Нивы" полосаты пробираются одне"... Умница, маленькая. Ну, вперед!.. Я в тебя верю!
Движение черепашьими темпами, с периодическим вылезанием наружу и обследованием особо подозрительных рытвин, продолжалось еще несколько километров. Если бы в лесу было выставлено оцепление, кое у кого появились бы к раннему грибнику вполне обоснованные вопросы. Но никаким оцеплением не пахло, и, соответственно, не последовало вопросов. А потом "Нива" выбралась на асфальт, и ухоженный двигатель запел весело и легко, унося ее по направлению к Выборгскому шоссе.
Перед самым выездом на трассу она догнала большой карьерный самосвал, важно следовавший куда-то с полным кузовом гравия. Водитель "Нивы" присмотрелся сквозь лобовое стекло, и то, что он увидел, заставило его улыбнуться. На огромных, как занавески, брызговиках самосвала были вручную сделаны надписи - некогда белые, с тех пор изрядно заросшие грязью, но все еще вполне различимые. ПАПА, МЫ ТЕБЯ ЖД‚М, - гласили буквы на левом. ПОМНИ, ТЕБЯ ЖДУТ ДОМА! - предупреждал правый.
Метров пятьсот "Нива" семенила следом за громадной машиной, потом заморгала левым поворотником, выехала на Выборгскую трассу и резво покатила в сторону Санкт-Петербурга. Осенний день обещал быть тихим и солнечным...
В Стокгольме тоже стояла благолепная и прозрачная солнечная погода. С деревьев тихо сыпались листья и, несмотря на все усилия уборщиков улиц, покрывали старинным золотом серую современность асфальта.
На маленькую парковку за музыкальным музеем, у въезда на территорию королевских конюшен, аккуратно втянулся полугрузовичок "Ниссан". Гуннар Нильхеден заглушил двигатель и посмотрел на часы. До назначенного срока оставалось еще десять минут, и он не стал вылезать из "Ниссана" (снаружи было, прямо скажем, холодновато), лишь взял с сиденья и положил себе на колени толстую, солидного вида кожаную папку. Не удержавшись, открыл. Там были фотографии. Много фотографий, каждая с подробным сопроводительным листком. На просторных - глянцевых снимках скакали, замирали в горделивых стойках, нянчили своих жеребят красавицы кобылицы - праматери будущей "породы нильхеден". Отдельно лежала видеокассета, где лошади были запечатлены в движении, на аллюрах. Гуннар перелистнул несколько снимков, и ему отчетливо показалось, что кокетливые "барышни" сгорали от нетерпения скорее свести знакомство с российским Секретариатом. Что ж, долго ожидать им не придется. Русские еще шумят, еще вовсю бомбардируют через границу разными запросами и отношениями, и Андрей - явно на всякий случай - затаился и по телефону не отвечает, но все это явление временное. Надо лишь чуточку погодить. Финны - публика надежная, выдержанная, и уж что-что, а тянуть резину умеют. Отношения с цивилизованным западным соседом им как-то дороже. А там у русских разразится либо очередной долларовый кризис, либо смена правительства, либо новая внутренняя война... и станет не до какого-то жеребца. Все, кто интересуется Россией, знают, как это у них там происходит. Видели неоднократно. На гораздо более серьезных примерах...
...Осторожный стук согнутого пальца в стекло прервал его размышления. Спохватившись, Гуннар посмотрел сперва на часы (уф-ф! из десяти минут прошло всего три), потом в окошко - и, к своему немалому удивлению, увидел там Бенгта Йоханссона. За спиной спортсмена виднелся ярко-желтый джип, на котором тот прибыл. Нильхеден и не слышал, как он подкатил.
Гуннар распахнул дверцу.
- Ты что тут делаешь?.. - хором спросили они. Потом так же хором расхохотались. Настроение у обоих было отличнейшее.
- Меня, - сказал затем Бенгт, - королевский конюший зачем-то пригласил. На сегодня, на два часа. - И недоуменно почесал светловолосый затылок: - Я понимаю, если бы я из Санкт-Петербурга медаль какую привез...
- И меня пригласили, - пожал плечами Нильхеден. Секретарь гофшталмейстера по телефону сказал ему, что, мол, господин фон Шельдебранд все объяснит ему лично. Про себя Гуннар был убежден, что дело касалось растущей известности его конефермы, рыжие и гнедые питомцы которой - еще не порода, но лошадки уже оч-чень приличные - начали привлекать к себе самое пристальное внимание. Потому-то Гуннар захватил с собой и альбом, и кассету. Он только никак не ожидал увидеть здесь Бенгта, но и его появление было логически объяснимо. Должен же гофшталмейстер поинтересоваться мнением спортсмена, ездящего на нильхеденовских лошадях?.. Как поворачивается судьба! Тогда, в Петербурге, Гуннар меньше всего думал об очках и медалях, его интересовало другое. А теперь было действительно жалко, что Бенгт вернулся из России, без наград...
Они вместе подошли к глухой калитке конюшен. Очень старая надпись на медной дощечке уведомляла всякого умеющего читать, что возле этой двери запрещено просить подаяние. А также заниматься мелкой торговлей.
Ровно в назначенный час внутри щелкнул замок, и на пороге возникла девушка в форменной темно-синей шинели. На руках у нее были потрепанные, знакомые с вожжами кожаные перчатки, а к синему сукну кое-где прилипли опилки. Из-под фуражки выбивались непокорные рыжеватые волосы. Девушка широко улыбалась, ни дать ни взять собираясь сказать нечто невероятно смешное.
- Добрый день! - словно старых друзей, приветствовала она визитеров. - Проходите, господин фон Шельдебранд вас ждет!..
Они прошли через залитый солнцем двор, мимо запертых дверей каретного сарая, мимо длинного, опять же темно-синего коневоза с надписью "Djurtransport"[80]... И вместе шагнули в глубокую тень под аркой, где начиналась лестница, ведущая в офисы.
Главный конюший Его Величества в самом деле их ждал. Он стоял посередине обширного кабинета, где по светло-зеленым стенам висели портреты великих скакунов и фото юной кронпринцессы Виктории, взмывающей над препятствием на послушном готландс ком пони. За спиной гофшталмейстера было ярко освещенное окно, и выражение лица генерала вошедшие разобрали не сразу.
- Господа, я пригласил вас по одному весьма неприятному поводу, - начал он, не здороваясь и не предлагая им сесть, и тон его голоса вмиг объяснил будущему коннозаводчику, насколько лишней была его папка с фотографиями и кассетой. Его заметили, верно. Но так, что лучше бы и не замечали. Его уже не удивило, когда сухой кулак фон Шельдебранда опустился на стопку бумаг, лежавшую на столе: - Здесь у меня, господин Нильхеден, собраны документы, проливающие полный свет на ваши деловые отношения с русским коммерсантом Поляковым, находящимся в данный момент в своей стране под арестом по очень тяжкому обвинению...
Гуннар подумал о том, что гофшталмейстер на самом деле над ним был никоим образом не начальник. Не имел права ни приказывать ему, Гуннару Нильхедену, ни даже так вот отчитывать его в своем кабинете. Правду сказать, для того, чтобы вспомнить об этом, потребовалось усилие. Ион фон Шельдебранд не зря был генералом; аура власти от него исходила такая, что поневоле хотелось встать навытяжку (что, как Гуннар заметил краешком глаза, и сделал рослый, отважный, самостоятельный Бенгт). Нильхеден выдавил вежливую улыбку:
- Взаимоотношения господина Полякова с российским законом меня никогда не интересовали. Это его личное дело.
- Значит, поинтересуетесь прямо сейчас! В голосе королевского конюшего звенел ледяной металл. Очки Гуннара начали необъяснимо запотевать, он вдруг вспомнил, что фон Шельдебранд был сопредседателем международной ассоциации драйвинга, президентом клуба любителей конного поло... и спортивных титулов имел не перечесть - то есть если такой человек СКАЖЕТ, его очень даже УСЛЫШАТ. По всему конному миру...
- Несколько месяцев тому назад, - продолжал гофшталмейстер, - вы просматривали фотографии лошадей, привезенные Поляковым, и ваше внимание привлек снимок жеребца по кличке "Заказ". И вы предложили русскому довольно крупную сумму за то, чтобы он любым способом добыл его вам, хотя пометка на фотографии ясно говорила, что лошадь не продается. Нелегальный провоз коня через границу вы пообещали взять на себя...
Ах, лесное озеро, таившее в своей глубине осколок древнего ледника!.. И почему Поляков спьяну не утонул в нем, вывалившись из бани? В несчастном случае с иностранцем тоже, конечно, хорошего мало, но его пережить было бы легче. Бенгт не то чтобы обернулся к Гуннару, просто скосил глаза, но во взгляде спортсмена было неподдельное изумление.
- У меня, - облизнул губы Нильхеден, - есть в наличии бумаги, свидетельствующие, что я возил в Санкт-Петербург принадлежащего лично мне коня по кличке "Сирокко"... для которого мой русский партнер нашел покупателя... К сожалению, при транспортировке у животного случились колики, и сделка не состоялась. Да, мы с Бенгтом немного слукавили, заявив Сирокко как спортивную лошадь. Но ветпаспорт и прочие документы...
- Коня по кличке "Сирокко", - перебил гофшталмейстер, - в природе не существует. Финско-российскую границу пересек чистокровный Файерпафф Дрэгон. Его вам в Финляндии отдал якобы для вашей также несуществующей дочери господин Сиптусталми, владелец приюта, где раньше жил этот конь. После пересечения границы вы прогнали старое животное в лес, заменив его жеребцом Заказом, которого привез в условленное место Поляков...
Он сделал паузу, ожидая возмущения и возражений, но Гуннар молчал, только над губой проступили капельки пота. Уши Бенгта наливались малиновой краской. Он был слишком занят подготовкой к соревнованиям и никаким посторонним "Сирокко" не поинтересовался. А в Петербург хотел-таки поехать с коневозом, чтобы неотлучно быть при питомице, Слипонз Фари, да Нильхеден отговорил - лети, мол, на самолете, тебе для выступлений силы беречь...
Голос бывшего генерала заставил вздрогнуть обоих:
- А когда в Санкт-Петербурге коня случайно опознал его жокей, Поляков с вашего ведома нанял двоих костоломов, чтобы вправили парню мозги. В итоге гориллы перестарались, и дело завершилось убийством. А теперь вы еще и...
- Я не знал, - кое-как выговорил Гуннар. - Это ложь. Я ничего не знал о бандитах...
- Не лгите, Нильхеден. Русские детективы побывали в кафе, где вы несколько раз встречались с партнером, и оказалось, что официантка, краем уха слышавшая ваш разговор, понимает английский. Вы действительно не подстрекали к убийству, но то, что Поляков не остановится перед насилием и жокея постараются изувечить, знали наверняка! А теперь еще и прилагаете все силы к тому, чтобы не возвратить русским коня, задержанного в Финляндии! Между тем у нас есть данные генетической экспертизы и фотографии очень известного журналиста, снимавшего жеребца Заказа после скачек в России. По моей просьбе он съездил в Финляндию и заснял там вашего якобы Сирокко. Компьютерный анализ показал, что на снимках изображено одно и то же животное!
Это был финиш. Нильхеден с неожиданной трезвой четкостью подумал, что арест ему, видимо, все-таки не грозит; в ином случае не королевский конюший говорил бы с ним у себя в кабинете, а полицейские в участке. Но тем не менее это был финиш. После которого о лошадях "породы нильхеден" в королевском выезде и под седлом у ведущих спортсменов остается забыть. Как и о том, что многие из этих самых спортсменов с ним здоровались за руку. Разве вот только сменить имя и начать все полностью заново. Где-нибудь не ближе Австралии...
- Русские, по счастью, не требуют вашей головы, им нужен лишь конь, - вновь услышал он резкий голос генерала фон Шельдебранда. - И вы его отдадите, Нильхеден. Иначе... Нет, я вам не собираюсь грозить, но шведский конный спорт завоевал в мире определенный авторитет, и никто не станет говорить про нас, будто мы не брезгуем иметь дело с подонками. И вот еще что. Я бы на вашем месте сегодня же помчался в Финляндию, поставил палатку в леваде, где гуляет Заказ, и сидел там с ружьем. На тот случай, чтобы немедленно застрелиться, если конь вдруг простудится, или сломает ногу, или, Боже сохрани, умрет от каких-нибудь непонятных причин. Вам все ясно?..- Нильхеден механически кивнул.- Честь имею!..
Двое мужчин молча повернулись, как на плацу, и вышли из кабинета. Когда за ними закрылась бесшумная дверь, фон Шельдебранд отвернулся к окошку и, постояв немного с закрытыми глазами, потер ладонью лицо. Он был уже немолодым человеком, и этот разговор дался ему нелегко. В правом плече проснулась застарелая боль, и голова продолжала гудеть, несмотря на массаж. Гофшталмейстер включил на полную мощность кондиционер и тоже вышел из кабинета. По ту сторону коридора была комната, где сидел его секретарь. И секретарь, и веселая рыжеволосая Сара при появлении шефа почтительно поднялись.
- Кофе мне сварите, пожалуйста,- попросил Ион.
Секретарь был, как и его начальник, немолод. И притом хромоног. Юная Сара бросилась к кофеварке так, словно безобидный прибор был внезапно взбунтовавшейся лошадью. Ион устало опустился на подоконник и стал смотреть во двор.
Бизнесмен есть бизнесмен - они с Бенгтом еще спускались по лестнице, а Гуннар Нильхеден уже обсчитывал дальнейшие варианты. Итак, точки над "i" были расставлены. Русского партнера придется заменить новым, но это-то не проблема, хуже то, что сделка, на которую он возлагал такие надежды, не состоялась, и двадцать тысяч долларов ему навряд ли вернут. Но если подумать, это тоже дело поправимое. Он еще сорок гонцов зашлет на конный завод, где будет находиться ZAKAZ. На предмет его замороженной спермы... Конечно, не от своего имени... А фон Шельдебранд не вечно будет сидеть в гофшталмейстерском кабинете. И как знать! Может, настанет еще день, когда...



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 [ 31 ] 32 33
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.