Чтение 31–й страницы книги ~Ричард Длинные руки

Глава 7

Мы разогрели еду и перекусили, одежда еще не высохла на наших телах, но и раздеваться – быстрее замерзнешь, она легла, согнувшись в ком, колени подтянула почти к подбородку. Я лег сзади, прижался, сберегая тепло тел. Через некоторое время дрожь начала уходить, я даже ощутил, что сам разогреваюсь, а мои ищущие лапы, что всего лишь крепко прижимают ее тело к моему, начали потихоньку устраиваться там поудобнее, забыв, что сладких и пышных сисек-то и нет, увы.

Правда, есть то, что я сам назвал великолепными, но женщине что не скажешь, если надо, а мне было надо, хотя уже и не вспомню, зачем. Да и неважно зачем, мы женщинам всегда брешем, это называется хорошим воспитанием, умением уживаться, говорить комплименты и умалчивать о всяких… ну, не заслуживающих упоминания мелочах или смущающих обстоятельствах.

Наконец мои руки остановились на этих великолепных, я их отыскал по сократившимся глыбам мышц груди, а затем в ладони уперлись твердые камушки, похожие на ощупь на обкатанную водой гальку.

Тепло пошло от ладоней по рукам, я как-то незаметно согрелся и заснул, как засыпает человек, который целый день ходит, карабкается, падает и снова карабкается.

Снова Джильдина проснулась раньше, а когда я разлепил веки, она с факелом в руке осматривала стены. В развязанном мешке смутно белеет мясо ящерицы. Я перекатился к мешку, Джильдина оглянулась, красный свет превратил ее лицо в маску медной статуи.

– Долго спишь, – сказала она неодобрительно.

– Сон – залог здоровья, – объяснил я. – Видишь, какой я здоровый?

Она скривила губы.

– Здоровый, – согласилась нехотя. – Даже здоровенный… Да только здоровенность мало помогает.

– Да ну?

– Выжить, – уточнила она.

– Мы разве не команда? – спросил я. – Видишь, уже досюда дошли! Куда не ступала задняя нога нормального человека!

Она поморщилась сильнее, а я подхватился и доедал на ходу, пока она не сказала что-нибудь еще.

Джильдина даже не оглядывалась, посмел бы я не идти послушно след в след. Хоть мы и команда, но с четкой субординацией, где мне отведено не самое почетное место. Пещера переходила в пещеру, часто без всяких расщелин и туннелей, а просто анфиладой пустот: планета постоянно расширяется, в ее недрах образовываются такие пузыри, где можно разместить не только крупные города, но целые страны.

Я ужасался, задирая голову, не в состоянии узреть свода. Шарик света, который я создаю время от времени, поднимается выше и выше, везде пустота, наконец превращается в светящуюся точку, что продолжает подниматься, а каменного свода все нет. Джильдина двигалась настороженно, время от времени хваталась за охранные талисманы, шептала заклятия. Как-то пещера сузилась, предлагая длинный проход в сотню-другую шагов, пол идеально ровный, над стенами тоже кто-то поработал, что обрадовало и насторожило разом, как всегда, когда имеешь дело с творением рук человека.

Впервые после того, как вылезли из водоема, я увидел впереди человеческие кости. Джильдина начала шептать заклятия, я же только таращил глаза. Костей много, среди них с десяток черепов, кости в некотором странном порядке… Понять бы… Нет раздробленных, переломанных, перерубленных мечами или топорами. Все целы, за исключением очень немногих. Да и те не переломаны, а удивительно ровно… срезаны?

– Погоди, – сказал я.

Джильдина остановилась, настороженность быстро сменилась злым нетерпением.

– Что?

– Опасность, – сказал я.

Она посмотрела по сторонам, задрала голову и взглянула наверх.

– Я уже проверила. Магии нет.

– А как насчет простых ловушек?

– Не чувствую, – ответила она и легонько топнула. – Если вблизи яма, то можно вот так… Слышишь?

– Не слышу, – сказал я торопливо. – Это не совсем простые ловушки. Стой! Не двигайся…

Она уже качнулась было вперед, я сказал быстро:

– Факел! Можешь его поджечь?

– Зачем? – спросила она непонимающе. – С твоим шариком светло…

– Нужен дым, – пояснил я.

Она зажгла факел и передала мне, но взгляд сказал ясно, что если у меня не получится, то прибьет на месте. Я осторожно опустил огонь к самому полу и повел из стороны в сторону. Дым поднимался ленивыми клубами, и вдруг на уровне колен Джильдины и совсем близко от ее ног его прорезала рубиновая ниточка. Дым исчез, но Джильдина уже заметила, застыла.

Я снова повел факелом, дым устремляется к своду быстро, но рубиновая нить остается на месте.

– Это невидимый нож, – объяснил я. – Сделай шаг вперед, останешься без ног.

Джильдина сказала негромко, я ощутил в ее голосе напряжение:

– Но почему я не ощутила?

– Это не магия, – ответил я.

Подобрав длинную бедренную кость, я хотел было бросить на рубиновую нить, но вместо этого стукнул по ней, как по натянутой нити, кончиком. Совершенно бесшумно край отвалился. Взвился легонький дымок, срезанный кусочек упал на пол. Я опускал на нить кость и поднимал, срезанные кусочки падали аккуратной кучкой.

Когда в моих вытянутых пальцах остался обрубок не больше, чем мизинец, Джильдина сказала резко:

– Перестань!

– Перестал, – сказал я послушно.

Она напряженно думала, оглядывала стены, потолок, наконец прорычала зло:

– Здесь не пройти. Там, думаю, их еще много.

Впереди по коридору костей в самом деле много, как только и сумели пройти так далеко, я сказал осторожно:

– Постой здесь. Я малость разведаю…

– Что ты придумал, дурак?

Судя по ее чуть изменившемуся лицу, она и сама пожалела, что брякнула такое по привычке, я только что доказал, что не совсем дурак. Не показывая, что заметил ее смятение, я осторожно переступил рубиновую нить, стараясь не задеть даже краем сапога, повел факелом над самым полом, подул, чтобы дым пошел в ту сторону. Вторая нить прожгла дым на высоте моей груди. Я с еще большей осторожностью наклонился, сделал шаг, все время поводя факелом вокруг себя. Третью нить обнаружил через пару шагов, эта разрубила бы на уровне живота.

Джильдина смотрела с застывшим лицом, как я опустился на четвереньки. Миновав лазерный луч, я осторожно поднялся. Еще два луча остро блеснули в сизой дымке, эти идут похитрее, наискосок. Я прошел их тоже, дальше проход свободен и от костей, и от лазерных лучей.

– Вроде бы все, – сказал я с облегчением. – Сумеешь повторить все в точности?

– Да…

– Если заденешь хоть один, – предупредил я, – то… ты видела!

Я не стал предлагать вернуться за нею, убьет за такое унижение, Джильдина и так зло оскалила зубы. Я выждал, когда вытащит из мешка деревяшку, сам осторожно осматривался. Ощущение опасности упало почти до нуля, но когда я нарочито сделал шаг обратно, по спине пробежал холодок страха.

Джильдина, согнувшись, как зверь перед прыжком, водила дымящим факелом перед собой, я наблюдал, как она где перешагивает, где проходит на четвереньках, в одном месте вообще предпочла подползти, чем перепрыгивать, наконец миновала последнюю рубиновую нить, я спросил нерешительно:

– Может быть, лучше мне впереди?

Она нахмурилась, я видел, как в ней сцепились в драке рационализм и гордость, наконец рыкнула:

– Нет!.. Но держись поближе.

Такой многообещающий туннель завел в тупик. Я подозревал, что землетрясение просто завалило ход, но все равно пришлось возвращаться.

Потом сунулись еще в туннель, тоже тупик. Под ногами прохрустели кости мелких зверушек, да еще я засмотрелся на огромное, в мой рост, окованное железом деревянное колесо, похожее на штурвал. Колесо насажено на обрубок бревна, мощная цепь намотана в один ряд. Везде толстый слой пыли, от наших шагов поднялось целое облако.

Чихая, мы повернули назад. К счастью, шагов через тридцать открылся соседний туннель, отделенный от этого стеной. Джильдина устремилась вперед, я топал послушно сзади, мешок оттягивает спину, не люблю быть вьючным даже для прикола, да и что-то прикол затянулся, и вообще какой это прикол, нечего себе голову дурить, самолюбие тешить…

Она охнула, остановилась так резко, что я опять боднул ее в спину. Впереди в полусотне шагов из полутьмы выдвинулся огромный и почему-то блестящий, словно облитый клеем, дракон. Огромная голова на длинной змеиной шее, туловище динозавра, толстые лапы с острыми когтями царапают камень.

– Здесь не пройти, – сказала она обреченно.

– А другие дороги?

– Других нет…

– Тогда пройдем здесь, – сказал я.

– Ты понял, что сказал?

– Я знаю, что говорю, – произнес я гордо.

Мой взгляд скользил по толстому ошейнику из металла, дракон служит цепным псом, такой железной цепью из крупных звеньев можно держать у пирса линкор. Середина цепи двумя кольцами свободно лежит на полу, но другой конец уходит в дыру на левой стене. Дракон не только загораживает весь широкий туннель, но даже может делать короткие рывки вперед-назад.

Джильдина покосилась на меня с отвращением.

– Ты дурак, но до такой степени…

– А что?

– Он весь из металла, – объяснила она с горечью. – Его не возьмет никакое оружие! Его нельзя ни сжечь, ни заколдовать…

– Ага, – сказал я, – тогда все намного проще. Спасибо, ты облегчила работу.

Она все всматривалась в дракона, пытаясь все же углядеть уязвимые места, а я вернулся, заглянул в ту темную и тупиковую пещерку, что никуда не ведет, потрогал огромное колесо. Ну да, через дырку в стене даже слышно мощное звяканье shy;цепи.

Я с натугой покрутил колесо, поднялся столб пыли. Цепь со звоном натянулась, бревно медленно проворачивается, принимая на себя новый виток. Из отверстия потянулись железные звенья, цепь ползла и ползла, мне казалось, что уже должна кончиться, наконец я ощутил сопротивление, колесо остановилось. Я навалился всем телом, по ту сторону стены недовольно взревел дракон, но колесо повернулось еще на пару ладоней.

Обливаясь потом, я провернул колесо еще, потом еще, перевел дыхание, мышцы стонут от натуги, сердце стучит. На последнем дыхании сделал еще два оборота, на этот раз цепь натянулась, как струна, а глухой рев слышался прямо в отверстии.

На подгибающихся ногах я вернулся, Джильдина на прежнем месте и ошалелыми глазами смотрит на дракона, которого неведомая сила подтянула на цепи к стене с такой силой, что ошейник краем впечатало в дыру.

– Как это? – воскликнула она. – Это… почему?

– Ну ты и блондинка, – проговорил я, задыхаясь. – Прям с головы до ног…

Она оглянулась, глаза лезут на лоб.

– Это ты его так?

– Нет, – сказал я, – он сам. Чтоб нам дорогу освободить! Взял и намотался на колесо… Могла бы прийти помочь! С другой стороны, я расцениваю это как доверие настоящему мужчине.

Мы прошли еще полсотни шагов, я обнаружил такой же закуток, там знакомое колесо с цепью. Джильдина с непониманием смотрела, как я покрутил колесо в обратную сторону.

– Это зачем?

– Освобождаю цепь, – объяснил я. – Я зверей, как младших братьев, никогда не бил по голове! Что ж он будет, как женатый, на коротком поводке…

– А-а-а, – сказала она понимающе, – чтоб снова дорогу загородить!

Я вздохнул.

– Все верно, моя меркантильная… Все видишь в нужном свете.

Дальше вход в зал вырезан в виде гигантской замочной скважины. Впрочем, красиво, чувствуется рука дизайнера, знакомого с восточным стилем.

Открылся длинный ход, широкий и просторный, можно проехать на конях стремя в стремя. Таинственный синеватый свет струится по тоннелю, источника я не увидел, да это и неважно, впереди странная синяя дымка, то ли от пожара, то ли такой необычный туман. Синий свет перешел в зеленый, я замедлил шаг и старался понять, что же это означает, но Джильдина прошла далеко вперед, ничего не случилось.

– Чтоб они сдохли, – сказал я зло и торопливо догнал могучую шварценеггершу.

– Кто? – спросила она.

– Дизайнеры, – буркнул я. – То туману напустят, то пугают от не фига делать… Изыски, видите ли! Цветомузыканты хреновы…

– Музыки не слышу, – сказала Джильдина. – Хотя…

Она прислушивалась, я тоже уловил странную музыку, больше похожую на шелест ветра в органных трубах, но все-таки музыка. Явно нечеловеческая… впрочем, Моцарту или Бетховену хард-рок показался бы музыкой металлических жуков с Марса. А то и вовсе не показался бы. Еще в пещере раздаются странные шелестящие звуки, словно начинает сыпаться песок, тут же поток прерывался, но с другой стороны сухо щелкало, будто раскалывались камни.

Глава 8

Ход вел все ниже и ниже, однажды увидели цепочку белых, почти прозрачных муравьев. Джильдина проверила их на всякий случай насчет магии, а я сказал авторитетно:

– А почему им здесь не жить? Их нет только в зоне вечной мерзлоты! Норы там рыть во льду противно.

Муравьи дружно выволакивали из мелкого водоема крупную рыбину. Она еще слабо трепыхалась, отсвечивая серебряным оперением, но одни муравьи удерживали, вцепившись лапами за камни, а жвалами – за выступы жабр, плавники, другие продолжали кусать и быстро впрыскивать парализующую муравьиную кислоту в ранки.

Я присматривался, надеясь заметить на муравьях волоски, с помощью которых паучки захватывают воздух и подолгу с ним путешествуют на дне озер и даже строят себе там домики, но панцири муравьев блестят, как начищенные добросовестными оруженосцами латы героев-рыцарей.

– И муравьи тут не как муравьи, – сказал я горько. – А чего ждать от людей?

– Люди здесь нормальные, – огрызнулась она. – Это у вас там за Барьером… одни придурки.

– Да, – согласился я покорно. – Потому и отгородились.

Она взглянула свирепо, но сберегла дыхание на рывок вверх: дорогу перегородила упавшая с потолка глыба, размером со статую Христа в Сан-Франциско.

Однажды мы вышли в исполинскую пещеру, где стены облицованы инкрустированной плиткой, превращая ее в роскошный зал. В центре блещущая золотом чаша фонтана, даже вода привычно струится, словно сама по себе, от стен идет ровный, благородно-интеллигентный и несколько рассеянный свет.

Джильдина принюхивалась, я же загляделся на роскошь запустения.

– Нехорошо, – произнесла она злым голосом. – Что-то здесь чужое…

– Да ты что? – спросил я саркастически. – Все наше! Держи мешок шире! Бери и складывай.

Она даже не ответила, ноздри раздуваются, как у тех черных пантер, которых я очень удачно оттеснил от нее же. Правой рукой вытащила нож и медленно осматривалась, поворачиваясь на месте.

– Да брось, – сказал я. – Неужели сюда кто-то забрался раньше нас?

Она прорычала:

– Что-то ты развеселился…

Я подумал, развел руками:

– Это и понятно… Столько скитались по туннелям, что истосковался по открытому простору и свету. А здесь почти откры…

Я осекся, ноздрей коснулся чужой запах. Хуже того, человеческий. Я взялся за край фонтана, чтобы не шататься, быстро перешел на запаховое. Меня встряхнуло, как я мог не почувствовать…

Убрав запаховое, я перешел на тепловое. Из замаскированных щелей появляются в большом количестве люди: почти прозрачные, низкорослые, у всех в руках короткие копья. Приближаются очень медленно, смотрят под ноги, чтобы не наступить на что-то хрустящее.

– Джильдина, – сказал я торопливо, – ты права, окружают. Эти гады… прозрачные!

– Ты их видишь? – прошептала она.

– Да, – сказал я. – Что же придумать… Ты можешь сделать дым еще раз?

Она ответила быстро:

– А что это даст?

– Быстро делай, – прошипел я. – Скоро набросятся.

Она ожгла меня свирепым взглядом, впервые я сам нарычал на нее, хуже того – приказал, ладно, потом расправится, быстро выдернула из карманов крохотные пакеты, с силой бросила о пол и сказала несколько злых слов так люто, что даже зубы щелкали, будто уже сомкнула на моем горле.

Дым повалил сине-черный, плотный, и почти сразу в нем появились пустоты в виде человеческих тел. Джильдина ликующе зарычала, впрыгнула в самую середину дыма, тот струится во все стороны, и все больше в нем появляется пустот в виде человеческих фигурок, что застыли, потеряв нас из виду… вернее, не успев сообразить, что нас теперь видно так же, как их самих.

Мы с ней прыгнули вперед одновременно, мой меч и ее ножи сеяли смерть, я даже удивился, что убиваем так легко и просто.

Прозрачные люди почти не сопротивлялись, повернулись и бросились к своим норам. Мара рычала и убивала в спину.

Я без всякой охоты проткнул мечом еще одного, то ли замешкался, то ли не мог понять, что уже раскрыт, за остальными гнаться не стал.

Несчастный упал в фонтан, там прозрачные струи моментально обрели празднично-ликующий цвет небесного пурпура.

Я засмотрелся, раскинул руки, мол, готов обнять весь мир, такой вот я эстет.

– Красиво. И понятно, почему искусство требует жертв.

Джильдина возвращалась, тяжело дыша, зубы оскалены, с обоих ножей стекает кровь. Она все еще оглядывалась по сторонам в поисках противников.

– Больше их нет?

– Да и так красиво, – сказал я в некотором колебании. – Если добавить красного, вряд ли сильно изменится… А вот если бы голубого… Тут нет никого с голубой кровью? Дворян, в смысле?

Она ответила серьезно:

– Были. Декаптоки. Но они, как говорят, не совсем люди. Зато кровь у них голубая… Ты быстро соображаешь!

– Да это не я, – ответил я скромно. – Мы все учились понемногу… Словом, видел такие ситуации.

– А сам?

– Ни в коем случае, – ответил я с достоинством. – У нас воевать – фи, плохо.

Она зло посмотрела на меня.

– А ты войн, конечно, избегаешь?

– Еще бы, – ответил я с удивлением. – А как же! Я не люблю войн!.. Другое дело – плоды войны…

Она проследила за моим взглядом. Одну из щелей прозрачники закрыть за собой не сумели, свет из зала высвечивает тяжелые окованные железом сундуки. Они тянутся вдоль стены нескончаемым рядом и уходят в темноту. Часть с поднятыми крышками, другие заперты на массивные висячие замки.

– На войне как на войне, – пробормотал я, – обе стороны в… коричневом. Не ходи туда. Это ловушка.

– Догадываюсь, – огрызнулась она. – Подумать только, прозрачные!

– А почему нет, – ответил я рассудительно. – Солнца нет – пигмент зачем? В подземных пещерах звери и тритоны либо белые, либо прозрачные. Ты поняла, какой я умный? Увы, не умею показать из-за своей неслыханной в этих краях скромности… Но даже здесь, кто хочет мира, должен готовиться к войне. А потом драться. Где человек – там и война.