— Угу, — кивнул Тим и довольно крепко стукнул Самохина в живот. Тот хрипло закашлялся и на некоторое время потерял дар речи. Тим смотрел, как Самохин копается по карманам в поисках носового платка, и размышлял: «Почему он не хочет «щелкнуть» в ответ? Загадка какая-то».
— Извините, — пробормотал Самохин сдавленным голосом и громко высморкался. — Тимофей, давайте серьезно, а?
— Давайте, — сморщился Тим. — Зачем я вам нужен?
— Знаете, у меня другое впечатление. По-моему, это я вам нужен.
— На фига? — искренне удивился Тим.
— Вы попали в затруднительное положение, так ведь? Вы столкнулись с проблемой, которую окружающие вас люди предпочитают в упор не видеть и полагают надуманной.
— Давайте называть вещи своими именами. Бредовой они ее считают. Бредовой. А меня — маниакально-депрессивным типом.
— Совершенно верно. Я просто как-то постеснялся… Ну и как вам, Тимофей, жизнь маньяка-одиночки? — Самохин хитро подмигнул.
Тим рассмеялся. «А ты молодец. То ли психолог, то ли просто умный… Или ты в курсе, что «Программа «Зомби» — не бред…»
— Да не так уж плохо, — ответил Тим. — Оказывается, пугать людей — очень веселое занятие. И потом, с сумасшедшего взятки гладки. Можно гнать все, что в голову взбредет. Совершать эксцентричные поступки. Обижать всех направо и налево… — Тут он не удержался и треснул Самохина под коленку. Тот дернулся и заглянул под стол. Совсем как обычный человек. — Маскируетесь обалденно, — заметил Тим. — Реакции совершенно человеческие.
— Что? — снова поднял одну бровь Самохин.
— Да так, ничего…
— Так вот, Тимофей. А как вы отреагируете, если я вам сообщу, что вы не одиноки в своем… э-э… затруднении?
— Что, мой бред не уникален? — улыбнулся Тим.
— Ну, в какой-то степени и уникален тоже. Дело в том, Тимофей, что вы вели расследование в некой пограничной области знания. А я представляю фирму, которая в этой же области ведет исследования. Понимаете, Тимофей? Исследования. Мы занимаемся биоэнерготехнологиями. Вам должна быть знакома эта тематика, вы ведь бывали у Полынина, да?
Тим кивнул.
— Мы можем полностью реабилитировать вас, — сказал Самохин.
— Это в каком смысле?! - мгновенно окрысился Тим.
— Да нет же! — рассмеялся Самохин. — Лечить вас никто не собирается. Ух, какой вы, однако, горячий молодой человек…
— Захочу прижечь, мало не покажется, — пообещал Тим.
— Ой-ой-ой! — рассмеялся Самохин и выставил перед собой раскрытые ладони. — Мне уже страшно! — В этот момент он получил чувствительный удар по затылку и машинально обернулся. Тим сейчас же треснул его снова. Самохин затряс головой и укоризненно на него посмотрел. — Кончайте дурачиться, — попросил он. — Это недостойно вашего дара, Тимофей, честное слово.
— Очко жим-жим? — ехидно поинтересовался Тим.
— Перестаньте, — сказал Самохин жестко.
— А я ведь могу вас убить, — произнес Тим задумчиво. — Легко.
— Вы просто напуганы, Тимофей. — В глазах Самохина, где Тим ожидал увидеть хотя бы отголосок страха, ничего подобного не оказалось. — Вы просто не понимаете, кто друг, а кто враг. И стараетесь всех поставить в известность о том, какое у вас стальное сердце. Напрасно.
У Тима что-то щелкнуло в голове. «Стальное сердце? Этот тип использовал термин, который сто лет назад выдумал я. Наверное, совпадение, но больно уж не к месту оно пришлось».
— Я вам зла не желаю, — терпеливо продолжал Самохин. — И я действительно могу сделать так, что вы вернетесь к нормальной жизни и никто не будет показывать на вас пальцем.
— А я эти пальцы откусываю, — изрек Тим. Ему становилось все сложнее дурачиться и играть. Он ощущал легкое смятение.
— Уфф… — Самохин опять полез за платком, нерешительно повертел его в руках и сунул обратно в карман. — Тимофей, мы будем серьезно разговаривать? Вы же взрослый человек, в конце концов…
— Чего вы от меня хотите? — произнес Тим, ставя ударение на каждом слове.
— Приезжайте к нам в Институт, — сказал Самохин, и Тим почувствовал, что «Институт» именно так и произносится, с заглавной буквы. — Мы попросим вас принять участие в нескольких экспериментах, неопасных и безболезненных. Небольшое обследование, некоторые замеры. Вам же будет интересно лучше знать природу того, что с вами происходит… А в благодарность мы выпишем вам диплом-сертификат. Гораздо солиднее того, что вы могли бы получить у Лапшина.
— И?..
— И с таким дипломом вы сможете все, Тимофей. Во-первых, ни одна сволочь не посмеет усомниться в том, что вы биоэнерготерапевт. Во-вторых, для вас будут открыты двери самых престижных лечебных учреждений. Сейчас, например, открываются две элитные клиники… Вы же хотите лечить больных, верно? А тут у вас будет совершенно официальный статус и, между нами говоря, великолепный оклад.
— А что я должен буду делать, кроме лечения? — спросил Тим вкрадчиво.
— То есть? — широко раскрыл глаза Самохин.
— Вы хотите сказать, что не знаете, чем занимаются выпускники «Центра Новой Медицины»? Вы ничего не слышали о кодировании, которое они проводят некоторым своим пациентам?
— Не понимаю, — пробормотал Самохин. И Тим вдруг увидел: он действительно не понимает. Сейчас, на глубоком уровне пси-восприятия, Тим хорошо различал самые тонкие человеческие мотивации. Фактически он видел, где правда, а где ложь. И Самохин ошеломил Тима искренностью своих побуждений. Возможно, он был марионеткой Проекта. Скорее всего его послали к Тиму как подсадную утку. Но все равно приятно было видеть честного и открытого человека. Хотя ситуация от этого только запутывалась.
— Вам фамилия Гаршин что-нибудь говорит? — спросил Тим с надеждой.
— Да нет…
— Гаршин Иван Иванович, тощий такой еврей, язвенник, примерно ровесник ваш. Довольно известный журналист.
Самохин отрицательно помотал головой. Вид у него был обалделый.
— Хананов? — продолжал допрашивать Тим.
Тот же ответ.
— Как вы вышли на моего отца? — спросил Тим устало.
Самохин замялся.
— Убью, — сказал Тим с чувством.
— Это вряд ли, — заметил Самохин почти с вызовом.
— Да ладно, — отмахнулся Тим нетерпеливо. — Как?
Самохин задрал глаза к потолку.
— Мне очень не хочется обсуждать с вами эту тему… — начал он.
Тим вздохнул и перебил его:
— Здесь нет «жучков». Поверьте, я вижу. И нас никто не сканирует психотронной техникой. Можете расслабиться.
— Я верю, что вы можете видеть это, — сказал Самохин печально. — Но я связан подпиской. Наш Институт — режимное учреждение. И я не имею права обсуждать с вами такие вопросы, Тимофей.
— Вы понимаете, что я могу вытащить из вас эту информацию силой?
— Догадываюсь, — кивнул Самохин все с той же печальной миной на лице. — Но мне кажется, что вы не будете так поступать.
— Правильно кажется.
Самохин протяжно вздохнул.
— Скажем так. Ваш отец сам искал помощи. Понимаете, Тим? Информация об этом дошла до моего руководства, оно заинтересовалось и поручило мне согласиться на контакт с ним. Я был надлежащим образом проинструктирован. Инструкцию я почти дословно изложил вам. Отец ваш звонил мне на днях, мы договорились о встрече. Вот, собственно, и все.
— Режимное учреждение… Ваша тема тоже закрытая?
— У нас все темы закрытые. Но я думаю, что это делается по инерции и… для самозащиты. Вы же читали эту жуткую статью в «Науке и жизни»? Академия наук совсем не такая дружная семья, какой хотела бы казаться. Опять же проблемы финансирования… И поверьте мне, Тим, ничего особенного в моей теме нет. Моя группа отрабатывает методики активизации природных способностей человека. Паранормальных способностей, разумеется.
Тим поднялся, заложил руки за спину и подошел к окну.
— Почему ваше руководство так заинтересовалось мной? — спросил он, не оборачиваясь.
— У нас работает много биоэнергетиков. Я думаю, кто-то узнал, что вы тоже… из наших. И когда выяснилось, что вы подвергаетесь гонениям…
— Это что еще значит?
— Ну, вас отказываются публиковать, вы ушли из газеты. Большинство сенсов-терапевтов от вас шарахаются.
— А-а…
— Это ведь общая проблема для всех биоэнергетиков, Тим. Даже для тех, кто занимается наукой. И я в свое время попал в весьма щекотливое положение… В молодые годы, совсем как вы. Тоже э-э… подвергался гонениям. Так что я вашу ситуацию отлично понимаю. И мое руководство, как мне кажется, тоже. Разумеется, Институт к вам обращается не из голого сострадания, нет. Вы можете для нас очень многое сделать. И для развития биоинформатики в глобальном масштабе — тоже. Подумайте, Тим.
— Ну-ну…
— А за это вам гарантируют конкретную помощь и поддержку. И вы не отказывайтесь. — В голосе Самохина зазвучали мягкие, почти отеческие нотки. — Хороших биоэнергетиков сейчас очень мало, почти все они расползлись по каким-то шарлатанским конторам. Чураются тех, кто связан с официальной наукой. Между собой грызутся. А иногда, я полагаю, оказываются втянуты в неблаговидные предприятия… И вы ведь главного не знаете, Тим. Скорее всего не знаете…
— Ну, — Тим повернулся к Самохину лицом.
— Ходят слухи… — произнес тот, потупившись. — Говорят, компетентные органы со дня на день начнут охоту на биоэнергетиков. С подачи президиума Академии наук. После этой дурацкой статьи в «Науке и жизни». А ведь журнальная публикация может служить основанием для открытия уголовного дела…
— Биоэнергоинформатика — лженаука, — вспомнил Тим. — Экстрасенсы — шарлатаны. Психотроника — афера.
— Психотроника не афера, — вздохнул Самохин. — То, что делает моя группа, — чистой воды психотроника. И у нас получается. Вы же меня видите? Ну, должны видеть. Или я ошибся, вы сейчас не используете пси?
— Допустим, использую. И что?
— Неужели не видно? Неделю назад меня э-э… Мы это называем «форсировали». Правда, это только первый уровень, мне еще предстоит несколько серьезных метаморфоз, но начало положено.
— Вы бы еще холеру выпили, — скривился Тим. — Пастер хренов.
Самохин посмотрел на Тима укоризненно.
— Не ругайтесь, — попросил он. — Я же не мог положить под излучатель своего лаборанта. Я должен был сам…
— Да понятно! — Тим рубанул ладонью воздух. — Все понятно! Значит, так. Вы мне тонко намекаете, что выбора нет. Либо я прибегу к вам под теплое крылышко, либо меня возьмет за задницу КГБ.
— Ну, приблизительно так. Поверьте, Тим, вам у нас будет хорошо. Вы будете на своем месте, будете заниматься любимым делом. Отличные люди рядом, у нас прекрасная команда подобралась… А когда страсти немного улягутся, спокойно вернетесь к своей терапии. С дипломом, с деньгами, с устойчивым положением в обществе. И я не исключаю, что вы будете гораздо сильнее, чем сейчас.
— Но сначала я должен поработать лабораторной крысой… — задумчиво протянул Тим.
— Это вы утрируете, Тимофей.
Тим подошел к Самохину вплотную и, до предела «щелкнув», внимательно «принюхался». «Не врет мужик. Свято верит в то, что говорит. Аж противно, до чего искренний».
— Право же, не знаю, какие мне еще привести аргументы, — пробормотал Самохин. — Ну, например, Рябцев Владимир Владимирович очень о вас хорошо отзывался. Исключительно в превосходной тональности. Он вас просто боготворит.
— О боже! — простонал Тим. — И здесь Рябцев! Он меня преследует. Рябцев моя идефикс. Моя любимая бредовая идея!
— Да, он большой оригинал, — кивнул Самохин. — Но это не значит, что к его мнению не прислушиваются. Конечно, сейчас Владимир Владимирович несколько… э-э… не в форме. Но в свое время он очень много хорошего сделал. Я, собственно, с его подачи заинтересовался биоэнергоинформатикой много лет назад.
Тим устало присел на край стола.
— Вы где-то на северо-западе… — пробормотал он.
— Да, Речной вокзал. У нас там большая территория. Целый научный городок. Между прочим, и жилье есть, если вас это интересует. Приезжайте, Тим. Вот прямо в следующий понедельник и приезжайте. Только позвоните мне хотя бы за день. Я как раз буду на работе в это воскресенье. — Самохин достал визитную карточку. Тим вяло ухватил ее двумя пальцами и не глядя сунул в задний карман джинсов.
— Ладно, — сказал он. — Я подумаю.
И, не прощаясь, вышел.
Шагах в двадцати справа его сознание нащупало отца. Тим обернулся. Отец в напряженной позе сидел в кресле в углу лифтового холла и со страдальческим выражением лица глядел на сына. Тим повернулся к нему спиной и быстрым шагом пошел к лестнице.
***
Отец нагнал его на улице. Тим стоял посреди Арбата и, задумчиво озираясь, прикидывал, где тут нальют и при этом не отравят. Ему позарез нужно было расслабиться, обдумать услышанное от Самохина и прикинуть, как себя вести дальше. Тим был здорово раздражен, и толпа праздношатающихся обтекала его со всех сторон с запасом метра в два.
— Ну? — спросил отец, подходя к Тиму вплотную и заглядывая ему в лицо тоскливыми собачьими глазами.
— Ну, — кивнул Тим. Смотреть на отца было противно. «Надо же, «сам искал помощи»! И нашел, мать твою так, хорошего помощника! С черной меткой. Выписал мне путевочку благодарный пациент дядя Ваня Гершович! А если они меня в этом своем Институте того… Препарируют? Приду я к дураку Самохину, а меня прямо у него из-под носа — трах шокером в поясницу, хвать под белы рученьки, шлеп иглой в вену — и на операционный стол!
Хотя нет, теперь со мной такой номер не пройдет. Здорово я поумнел с тех пор, как огреб по балде тяжелым предметом. И особенно — после того, как оператор Проекта… Как же это по-английски? Ах да, «to squiss all the shit out of somebody». Только обычно это выражение в переносном смысле используется, а со мной в натуре такое произошло. Все дерьмо он из меня вышиб, сволочь. И весь ужин заодно. Но зато и всю дурь. Теперь, чтобы контролировать мои действия, меня придется убить. А этого пока не хочет никто — ни я, ни Проект».
— Так ты согласился? — спросил отец тихо. — Согласился лечь на обследование?
«Ах, вот как это называется… — Тим невольно улыбнулся. — Да, наверное. Пожалуй, я согласился. Как минимум ничто мне не мешает заглянуть к Самохину просто так и рассказать ему кое-что из того, что удалось нарыть по «Программе «Зомби». Он-то эксперт, он все поймет. И сможет, наверное, меня просветить в некоторых вопросах. Кстати, это идея. Если кто и в состоянии отделить в показаниях зомби шизу от фактов, так Самохин. Ну, похоже, я согласился. В любом случае до понедельника еще пять дней, времени навалом…»
— Да, — кивнул Тим. «…А если сенсов действительно начнут травить, то мне просто деваться некуда, кроме как в Институт. И, возможно, решить все свои проблемы безболезненно я смогу именно там. Это пока я болтался на свободе, Проекту нужны были провокации. А если я приду в Институт — это значит, что я окончательно спустил флаг. И одно из влиятельных в Проекте лиц может явиться в мою… э-э… палату? камеру? — тьфу, блин! — чтобы спокойно поболтать со мной по душам, не опасаясь, что я подпорчу ему энергетику. В любом случае теперь я стою гораздо ближе к ответам на свои вопросы, чем когда-либо. Да, кажется, я согласен. А если злые дяди бросятся меня вязать — я им не завидую».
— Молодец! — сказал Сергей Костенко, оживая на глазах. — Это правильно. А то мы с матерью просто испереживались за тебя…
— Да ну? — прищурился Тим. Он все еще находился в глубоком пси, и ему не составило труда, мгновенно выбросив ложноножки, «ухватить» отца за бока. Он проделал это совершенно автоматически, и, только когда отец умолк и застыл, Тим отметил, насколько все получилось легко.
Тим отошел к ближайшей стене, и отец послушно двинулся за ним. У стены Тим повернулся к нему лицом, окутал их обоих своим полем, «подогрел» его до максимально комфортной обстановки и спросил:
— Что тебе сказал Гаршин?
— Он дал мне визитку и сказал, что это очень хороший специалист, — ответил ему отец, лучезарно улыбаясь. Сейчас он был счастлив. Наконец-то сын полюбил его. А он в сыне души не чаял, как всегда, и хотел ему только добра.
— А что он говорил конкретно про меня?
— Ну, у тебя же подвижная психика, Тимуля. В подростковом возрасте это удалось выправить, но сейчас ты пережил стресс… А Гаршина я давно знаю, у него с сыном были такие же проблемы. Но парень обследовался в этом Институте, ему назначили транквилизатор, очень легонький, такой же, что ты пил в свое время, и теперь все хорошо. Поэтому будет очень здорово, если ты пройдешь обследование.
Тим «взял» отца плотнее и, задыхаясь от волнения, задал следующий вопрос:
— Вы с Гаршиным из одной конторы?
— Что ты! — рассмеялся отец. — Нет, конечно. Он обычный паук. А я сотрудничаю с другой фирмой. Меня когда в пауки звали, я был моложе тебя. И я вербовщику сказал — хорошо, но звание не ниже майора и чтоб ты был моим подчиненным. Он вскочил и убежал. А когда вернулся, я уже был хорошо пристроен. Ты думаешь, почему я стал «выездным», почему меня взяли в министерство? Иначе никак. Да, Тимуля… Я ведь о тебе думал, о маме. Нужно было выбирать: либо работаешь на одних, либо на других. Или всю жизнь получаешь сто рублей, и тебя же еще постоянно давят. Я выбрал работу, за которую не стыдно. Не стыдно тебе в глаза смотреть, понимаешь?
Тим молчал, глядя отцу под ноги. Он слегка ослабил контроль, чтобы тот выговорился. Задавать вопросы Тим больше был не в состоянии. Просто не мог.
— Гаршин неплохой мужик, — сказал отец. — Напрасно ты с ним поцапался. Но теперь я понимаю, что ты не мог иначе. Ты очень тонкий и впечатлительный, Тимуля… Не знаю уж, в кого. И ты всю эту дурь с психотронным оружием принял слишком близко к сердцу. Хотя если бы ты согласился меня послушать в свое время… Понимаешь, Тимуля, у тебя еще жизненного опыта не хватает… — Тим инстинктивно оскалил зубы, и отец положил руку ему на плечо. — Не горячись, сын… Может, посидим где-нибудь?
— Тебе за мамой ехать, — напомнил Тим. — Нарвешься на ментов, зачем лишние неприятности?
— Ну какие могут быть у меня неприятности? — улыбнулся отец.
— Ладно, неважно. Извини, но мне пора.
— Как знаешь. Ты только пойми, Тимуля, что для нашей страны есть вещи совершенно невозможные. Придумать любую технологию нам раз плюнуть. Но воплотить ее в жизнь… Это не по нашей части. Это, наверное, для японцев, но только не для нас. А вот аферу закрутить вокруг чудо-оружия, это мы можем. Тем более что генералы наши люди малообразованные, сам знаешь. Так что забудь ты эту историю, Тим. Между прочим, Гаршин на тебя совершенно не в обиде. Наоборот, он хочет, чтобы ты остался в газете и работал у него. Подумай, ладно?
— Хорошо, — кивнул Тим. — Хорошо, папа. Ну, счастливо. Спасибо тебе.
— Тебе спасибо. — Отец потянулся было обнять Тима, но тот уже повернулся к нему спиной, унося с собой радость и свет, мягкое тепло внутрисемейных отношений и вообще все, что составляет смысл жизни человека. Внезапно за шиворот Сергею Костенко плеснула струйка талой воды с крыши. Он отшатнулся, помотал головой и яростно заморгал глазами. Что-то странное произошло… Что это было?
Он вдруг понял, что совершенно не помнит, о чем сейчас говорил с сыном. «Да, Тим поедет на обследование. Это он мне сказал. Но все остальное время говорил я, а беседовали мы долго. Только что же я говорил?»
Костенко-старший поежился и, нащупывая ключи в кармане, двинулся к стоянке машин. «Странное дело. Что-то я сегодня устал. Ну, ладно. Лишь бы с Тимом все было в порядке. Бедный мальчик. Он ведь не болен, нет. Но он жутко чувствительный. Он видит и понимает такие вещи, о которых нормальные люди даже и не задумываются. Иногда мне просто страшно с ним говорить. Но он мой сын. И я горжусь тем, что он не такой, как другие.
Вот только не вышло бы это ему боком…»
***
Суббота началась для Тима приблизительно в три часа дня — со стакана виски со льдом натощак. К заходу солнца Тим уже был основательно нетрезв, но зато голова не болела и руки не тряслись. А мир заполняло полное, абсолютное, звенящее одиночество.
«Надо же было так нажраться… Это я, наверное, от тоски».
Ольга уехала к родственникам в Питер — кто-то там справлял какой-то юбилей. Тим попробовал вспомнить, что именно и кто, но не смог. Зато он помнил главное — она с ним, она его любит. А километры в любви не значат ничего. Особенно для человека, который может сегодня под вечер послать в небо сгусток оранжевого тепла, и тот сам найдет кого нужно в далеком незнакомом городе. И тому, кому нужно, приснятся чудесные сны.
Тим горько улыбнулся. Ольга больше не бросала на него настороженных взглядов и не подсматривала, как он движется и куда смотрит. Но Тим и повода ей не давал. В нем больше не звенела туго натянутая струна постоянной настороженности, вибрацию которой Ольга чувствовала очень тонко. Он был спокоен и расслаблен — внешне и внутренне.
Вероятно, он все для себя осознал и вычислил еще во время разговора с Самохиным. Поняв, что непременно поедет в Институт, Тим успокоился. Ему стало легко. Даже Проект его больше не пугал. Ведь одно дело, когда сумасшедший ученый Хананов со своими операторами травит и мучает трусливо прячущегося сенса-нелегала, который даже пожаловаться никому не может. И совсем другое — когда Проект рискнет наехать на полного сил и злобы сенса, который не стесняется на каждом углу заявлять о себе, что он — сенс.
Перемена в настроении Тима оказалась разительной — Ольга почувствовала ее мгновенно и, главное, приняла без сомнений. А Тим всего лишь старался быть честным с дорогим ему человеком. И все вернулось. И на словах, и в выражении глаз, и в мимолетных прикосновениях, и в постели. Теоретически Тим мог бы подстраховаться, направив свое пси на создание Ольге еще более комфортной атмосферы. Но он действительно хотел быть с ней совершенно честным.
Всего-то и нужно оказалось для счастья — окончательно сдаться на милость обстоятельств. И плыть по течению, задрав лапы кверху. А там, глядишь, как и обещали, вынесет река в тихую заводь, на песчаный бережок…
Кухня была густо засыпана энергетическим шлаком, чистить ее сил не было. «Небось опять спьяну буйствовал, шарики топтал…» Поэтому Тим временно перенес штаб-квартиру с кухни в кабинет, уединился там с чудом сохранившейся бутылкой, наполненной бурой жидкостью, имитирующей коньяк, и книгой Стругацких «Обитаемый остров» — и загрустил.
Фантастический мир Стругацких, в котором целая страна была покрыта одеялом психотронного поля, не давал Тиму покоя с детства. Особенно его потрясало гражданское мужество авторов, рискнувших пусть и в фантастической повести, но намекнуть, подсказать… Построить модель тоталитарного государства в конечной точке его развития. Ведь сама идея массового зомбирования была, с одной стороны, чудовищна, а с другой — лежала на поверхности. Потому что управлять массовым сознанием пытались в той или иной степени все правительства Земли. Но только Советский Союз додумался-таки до психотронного генератора. И оказался на пороге окончательного превращения в Страну Дураков.
Под такие мысли полбутылки уговорилось мгновенно.
Зазвонил телефон. Тим пересел в кресло у стола и поднял трубку. В душе его теплилась надежда, что звонит кто-нибудь хороший, Зайцев, например. Было бы совсем неплохо узнать, как у него идут дела.
— Отделение функциональной неврологии, — сообщил Тим неразборчиво. Язык заплетался сам — Тим уже основательно перебрал.
— Ой… — удивились на том конце. — Извините. — И дали отбой.
— Это не Зайцев, — сказал Тим трубке, кладя ее на место.
Телефон зазвонил вновь. Тим вздохнул. Голос в трубке был совершенно незнакомый, а говорить с чужими Тим сейчас не хотел. Особенно ему не улыбалось выслушивать излияния какого-нибудь зомби. Хотя такие ему уже давно не звонили. В неформальных организациях, пригревших жертвы психотеррора, уже разошелся слух о том, что «хороший был мальчик этот журналист Тим Костенко, но его тоже запугал КГБ».
— Помощник триста десятого, младший сержант Костенко, — представился Тим.
— Добрый вечер, Тимофей, — раздалось в трубке. — Это вас некто Ларин беспокоит, мне ваш телефон дал Олег Зайцев…
— Молодец! — одобрительно сообщил Тим и глубоко задумался. Форма обращения «некто Ларин» указывала на то, что парень работал в известной Тиму газете. Это была фирменная манера, ее в газете использовали все. Но кто такой этот Ларин, он не вспомнил.
— Алло? — осторожно спросил абонент.
— Да, да… — раздраженно ответил Тим. — Слушайте, господин Ларин, пока не забыл… Так ты Зайца знаешь?
— Кого? — Абонент явно был обескуражен.
— Ну Зайца! Олежку Зайцева!
— Ч-черт! — сказали на том конце с выражением. — Слушайте, Тимофей, вы меня совершенно с толку сбили. Вы просто Рябцев номер два! Я же сказал — это Зайцев дал мне ваш телефон…
— Значит, с Рябцевым ты уже познакомился, — заметил Тим. Наконец-то до него дошло, кто такой этот Ларин — сокурсник Зайцева, решившийся продолжать расследование. — Ну, как там японская разведка?
— Строит козни, — в голосе Ларина зазвучала легкая настороженность.
— Отлично. Слушай, тут такое дело… В общем, я тут малость того… Но мне кажется, я его просил. А если не просил, то ты ему скажи, что я тебе сказал… Тьфу! Значит, у Олежки есть пакет с документами… ну, по интересующей тебя проблеме. Ты ему скажи, что я тебе сказал… Блин! В общем, теперь они твои. Осознал?
— Спасибо, осознал. Большое спасибо. Скажите, Тимофей, а вы в редакцию не собираетесь зайти в ближайшие дни?
— И ты не ходи, — ответил Тим несколько туманно, но, как ему показалось, всеобъемлюще.