кэндо, и с Нисиямой они познакомились в фехтовальном зале; вот почему
девушка усвоила, что клубки мышц не обязательно таят в себе опасность. Но
какая сила может быть в этом старикашке, который того гляди уснет на ходу?
Да с ним и ребенок справится! Судя по всему, Нисияма узрел нечто важное в
узких щелочках его глаз. Как говорится: голова ящерки, а хвост драконий.
Иными словами, старик не так прост, как кажется.
пыталась прикинуть, когда может вернуться Нисияма, если он, конечно,
отправился в Иокогаму. Передавали последние известия. Она слушала рассеянно,
вполуха. События международной жизни ее не волновали: дипломаты выступают с
очередными заявлениями в печати, террористы опять угнали какой-то самолет,
-- ничего интересного. Внутриполитические дела и того скучнее. На выборах
Миеко голосовала за консерваторов, и лишь очень весомые причины могли бы
заставить ее изменить свои убеждения. Новости спорта также оставили ее
равнодушной, из всех видов спорта девушку привлекало только кэндо, но и тут
она предпочитала сама фехтовать мечом, а не наблюдать, как это делают
другие. Миеко хотела было поймать какую-нибудь другую станцию, когда вдруг
вспомнила про регату. Она перестала печатать -- тонкие пальчики замерли на
клавишах пишущей машинки -- и, слегка склонив голову набок, прислушалась.
голос диктора, и в тоне его звучало не столько огорчение, сколько зависть к
коллеге -- очевидцу событий. Впрочем, коллега проявил не меньший энтузиазм.
Еще бы, этакое событие -- сенсация для спортивного репортера! В самых что ни
на есть патетических выражениях корреспондент живописал, как катер на полном
ходу врезался в один из опорных столбов, поддерживавших красавицу-трибуну,
возведенную по последнему слову техники. Столь же красочно были обрисованы
густые клубы черного дыма, языки пламени, взметающиеся к небу, метеоры
осколков. Однако на девушку наиболее сильное впечатление произвел звуковой
фон репортажа: истошные крики людей, завывание сирен и рев моторов, то
усиливающийся, то затихающий вдали. Начался второй этап гонок.
проскользнула в кабинет Нисиямы и после некоторого колебания взяла с
подставки катану. Легкий меч -- сото -- Нисияма прихватил с собой: в
последние дни он не выходил из дома без оружия. Миеко не знала, как
поступить. Ей было страшно. Вдруг враги Ямаоки и Нисиямы ворвутся в офис, а
она здесь одна-одинешенька... Девушка надеялась, что прикосновение к оружию
вернет ей покой и уверенность в себе, но, оказывается, она ошибалась. Сейчас
к прежним ее тревожным чувствам добавилась боязнь показаться смешной. Не дай
бог Нисияма застанет ее с фамильным мечом в руках! Она явственно
представила, как глаза его вспыхнут гневом, но в следующее же мгновение он
овладеет собой, медленно подойдет к ней, отберет у нее меч и очень тихо чуть
охрипшим голосом скажет, что это оружие не для женских рук.
вину. Настоящий боец не обнажает оружие ради забавы: извлеченный меч должен
разить врага. Но ведь она-то, Миеко, -- не боец... Вытащив меч из ножен, она
взмахнула им и ударила клинком плашмя. Удар получился неудачным. Для девушки
Миеко неплохо владела мечом, случалось, даже она сама бывала довольна своими
успехами. Но тренировки в зале -- совсем иное дело. Сейчас же, предчувствуя
подлинную опасность, подстерегая реального убийцу, она держала в руках не
бамбуковую имитацию, а доподлинный самурайский меч... Оружие было не бог
весть как изукрашено, но большой ценности: фамильный меч семейства Нисияма
вот уже два столетия переходил от поколения к поколению, хотя вряд ли часто
использовался в боевых поединках. Нисияма вел свою родословную от обедневших
самураев, которые не гнушались обрабатывать землю; в революцию Мэйдзи кто-то
из предков перебрался в Токио и заделался чиновником... Ножны темного
серебра украшала тусклая, едва заметная позолота. Цуба -- пластинка,
защищающая руку, -- из красной меди, лишенная броских украшений, но от
искусного ремесленника. Клинок -- хотя и не произведение кого-либо из
прославленных мастеров, но добротной ручной работы. Рукоять, покрытая
полосками черной кожи, была слишком массивной для девичьих ладоней. Миеко
медленно вложила меч в ножны и снова водрузила его на подставку. Нет,
прикосновение к оружию не избавило ее от чувства страха. Ее терзала
недостойная мысль: каково должно быть, если противник вооружен таким вот
мечом и обоюдо-стрый, сверкающий клинок, занесенный над головой, грозит тебе
неминуемой гибелью. Миеко захотелось сжаться в комок и стать маленькой,
незаметной. Сейчас она предпочла бы, чтоб Нисияма был рядом и высмеял ее
страхи. Хорошо, если бы в случае необходимости этот меч оказался в руках
Нисиямы
открывалось, но если привстать на цыпочки, то можно было увидеть
противоположную сторону улицы. Возможно, девушка надеялась успокоиться при
виде привычной картины города, живущего размеренной, будничной жизнью. А
может, боялась обнаружить подозрительных субъектов, следящих за входом в
дом?
точно муравьи, пешеходов и забитой транспортом улицы не успокоило ее;
привычный офис по-прежнему казался смертельной ловушкой. Сколько людей
поплатились жизнью за последние месяцы!
Центральный отдел по расследованию убийств". Высокий, привлекательной
наружности, уверенный в себе... Пусть потом Нисияма смеется сколько угодно.
Приняв какое-либо решение, Миеко после этого уже не колебалась. Проворные
тренированные пальцы секретарши мигом набрали нужный номер, и голос ее
звучал уверенно, когда она попросила к телефону инспектора Куяму.
отправился к складам. Складские помещения находились вообще-то недалеко --
километра полтора-два отсюда, однако молодой инспектор взял машину. Нельзя
было терять ни секунды и нельзя было упустить хоть малейший шанс
продемонстрировать зрителям, праздным зевакам, телевизионщикам и затаившимся
преступникам, что полиция владеет ситуацией и не щадит усилий, чтобы
распутать чудовищное преступление. Поэтому Куяма проделал короткий путь на
оперативной машине и в сопровождении двух мрачного вида полицейских в
униформе, а когда инспектор вылез из машины, один из сопровождающих, учтиво
поотстав на шаг, последовал за ним. Второй полицейский остался в машине --
доложить по рации о благополучном прибытии. Оба стража порядка выглядели
хоть куда -- молодые, сильные, мускулистые: Куяма готов был поручиться, что
парни наслаждаются ситуацией и оба надеются в душе, что заварушка на этом не
кончится и у них еще будет шанс себя показать. Куяма же был сыт по горло уже
тем, что случилось. Несколько лет назад, при расследовании убийства Адзато,
он тоже был бы счастлив очутиться в центре внимания, мечтал бы покрасоваться
перед телекамерами: молодой, подающий надежды сыщик с озабоченным видом ищет
улики или отдает приказания подчиненным. Он прекрасно понимал этих парней --
пожалуй, лучше даже, чем самого себя. Почему же он так изменился за столь
короткий срок?!
доках или поблизости, спросить, не видели ли там каких-либо подозрительных
лиц, выяснить, как охраняется территория складов ночью. Обоих механиков,
обслуживавших злополучный катер, уже забрали в полицию. Они молча
проследовали к полицейской машине и были настолько напуганы и подавлены
несчастьем, что даже не пытались закрыть лицо от телекамер и фотоаппаратов.
Куяма не допускал мысли, что они могли быть причастны к преступлению; даже
если взрыв произошел в результате диверсии, эти бедняги здесь ни при чем.
Какие соображения были на этот счет у Кадзе -- неизвестно, во всяком случае,
он первым делом распорядился забрать их в полицию. Кадзе в считанные минуты
принял на себя руководство. Младшие полицейские чины, дежурившие у трибуны,
с готовностью подчинялись его приказам, и к тому времени, как подоспел
начальник иокогамской полиции, Кадзе уже успел поставить в известность о
происшедшем министра внутренних дел. Для того достаточно было упомянуть имя
Ямаоки.
предположить, как много жертв вызывает подобный несчастный случай. Но еще
труднее было бы предположить, насколько быстро привыкаешь к зрелищу
окровавленных, жалобно стонущих людей. Трибуну строили с таким расчетом,
чтобы зрители, глядя вниз, видели бы под собой плещущуюся воду, и поэтому
многие оказались практически ничем не защищенными от летящих во все стороны
осколков врезавшегося в опорную сваю катера. Раненых оказалось слишком много
для того, чтобы предаваться эмоциям. Не было времени пожалеть несчастную
девчушку, которой острым осколком металла отрезало ногу, а на лице у
пострадавшей не отражалось иных чувств, кроме удивления. Не было времени
прислушаться к голосу рассудка, подсказывавшего, сколь ужасен вид мужчины, у
которого лицо превратилось в сплошное кровавое месиво; не было времени
посочувствовать несчастному, который не переставая выл на одной ужасающе
высокой ноте. Куяма испытывал единственное желание: хоть бы дали этому
страдальцу успокоительное, снотворное, морфий -- все равно что, лишь бы
смолк этот кошмарный вой. Совокупность страданий притупила восприятие каждой
человеческой драмы в отдельности, однако жуткие впечатления постепенно
копились, накладывались одно на другое, и через какое-то время Куяма
почувствовал, что единственное его желание в жизни -- поскорее вырваться
отсюда, бежать как можно дальше, зажав уши и закрыв глаза. В этот момент
Кадзе велел ему отправиться к докам.
действий, не вмешивался в их дела, не лез с ненужными указаниями, но в
последний момент отстранил их, чтобы остов взорвавшегося катера первыми
смогли осмотреть его люди. Он не препятствовал работе спасателей, однако в
секунды организовал дело так, чтобы санитарные машины при въезде-выезде не
мешали друг другу, чтобы место происшествия было окружено надежным кордоном,
чтобы один из инспекторов с чертежом трибуны в руках отметил, кто из
зрителей какого характера ранения получил и в каком месте трибуны он при том
находился. Энергии Кадзе хватало на все: нанести официальный визит почетным
гостям в центральной ложе, дать короткое интервью журналистам -- "да, по
Николаев Андрей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Семенова Мария