ошеломлен, чтобы успеть разобраться в своих чувствах.
И ты тоже меня полюбишь.
ясность мысли, и мною начинала овладевать паника.
она все тем же тихим мечтательным голосом. - Стоило какому-нибудь парню
дотронуться до моей груди, и я готова была в кровь расцарапать ему лицо.
- Она взглянула на меня, улыбнулась и покачала головой. - Однако я не
была девственницей, - сказала она. - Ты это понял.
душе с пятнадцати лет. Откуда мне было знать, что ты появишься на моем
пути? Я никогда не была неразборчивой, Пол. Я думала, что смогу выйти за
него замуж.
ответа.
этого момента он перестал существовать.
эта женщина? Каких-нибудь три часа назад мы были совершенно чужие люди и
не знакомы друг с другом. Но за это короткое время она умудрилась
связать меня любовными узами, мы стали несчастными влюбленными. Она была
просто-напросто сумасшедшая, она была не в своем уме.
утонченная девушка, внезапно оказалась свидетельницей убийства, внезапно
лишилась семьи - ведь ее родители погибли, дед был ее единственной
родной душой. Они жили вместе в этом доме - и если она слегка тронулась,
то причиной этому могло послужить тяжкое горе. Она осталась совершенно
одна на всем белом свете. Она в полном отчаянии, и вдруг появился я. Я
был добр и участлив, она выплакала у меня на груди свое горе и в
отчаянии доверилась мне. Она не хотела оставаться одна, лишенная любви,
сочувствия или просто человеческого общества, и попросила меня остаться.
Я читал, что люди, чудом избежавшие неминуемой смерти, - шахтеры,
извлеченные из-под завалов, люди, уцелевшие при автокатастрофе,
приговоренные к смертной казни и помилованные за несколько минут до
казни - очень часто испытывают непреодолимое сексуальное желание, словно
только таким образом могут удостовериться, что жизнь продолжается. У
Элис, должно быть, было такое же чувство, и все это вместе с внезапной
утратой и одиночеством, добавим к этому желание удостовериться, что она
еще жива и не превратилась в прах.
очередь с удовлетворением отмечаем, что наша-то жизнь продолжается, и
только позже на нас снисходит сочувствие или печаль о том или о той, чья
земная жизнь завершилась. К тому же проявленная ею поспешность вряд ли
является плодом ее сознательного раздумья.
пределе человеческих возможностей. Ей надо было каким-то образом
привести себя в чувство. Ну а я? Какое оправдание может быть у меня?
соблазнила, и соблазнить меня оказалось чертовски легко. Если девушка
испытывает нервное напряжение, то мужчина, обладающий хотя бы крупицей
порядочности, должен быть сдержан. Я понял это только тогда, когда было
поздно.
тоже перенес достаточно сильный эмоциональный стресс. Не столь горестный
и сильный, как у Элис, но тем не менее он основательно подорвал мои
силы.
себя простить. Трудно было бы жить, если бы мы не умели себя прощать. Я
не думаю, что в лихорадочных поисках смягчающих вину обстоятельств,
когда я сижу вот так здесь, на кровати Элис, я чем-то отличаюсь от
любого другого мужчины. Рано или поздно она сама сможет трезво оценить
события этого дня и скажет себе:
дедушки". Если бы я мог, я должен бы был как-то смягчить этот момент.
фантазии о нас с ней, и просто попросил:
своем. Согласна? Она улыбнулась.
ладонях.
становилась все более лучезарной, а ее мечтательность постепенно
улетучивалась. Она встала, продолжая держать мою руку, и спросила:
свои вещи, разбросанные по комнате. - Вероятно, они уже сходят с ума.
ты будешь поздно, а мы поговорим за ленчем. Это меня остановило.
Глава 19
голосе звучали стальные нотки, и, хотя прямо он ничего не сказал, я
понял, что Флетчер и другие считают Уолтера ответственным за меня и уже
не скрывают удивления, зачем он взял меня на работу.
рассказе не было и доли правды. Я не сказал ему, где нахожусь и что со
мной происходит. Не сказал и того, что я, мол, напал на след тайны
Чарлза Гамильтона. Он узнает обо всем, когда я заполучу эту тайну и
вернусь в мотель, но пока он не должен знать, что я по-прежнему
занимаюсь этим делом. Я обещал скоро вернуться и повесил трубку.
наверное, это был самый жаркий день за все время моего пребывания в
Уиттберге. Она также подала белый хлеб, сыр и колбасу. И опять-таки
ледяной чай.
которое он получил от мистера Фримена из Вашингтона. Он знал, что я
работаю в бухгалтерии, и сказал, что если на фабрике происходит
что-нибудь противозаконное или если есть что-нибудь, что помогло бы
профсоюзу, то в первую очередь это должно быть отражено в бухгалтерских
документах.
продолжала:
туда вечером после работы и посмотрели все бухгалтерские книги. Никого в
здании не было, кроме старого Эбнера Кристо, ночного сторожа, и мы
сделали вид, что мы... - она слегка зарделась и отвела глаза, -
используем офис для чего-то другого. В этом случае он никому ничего не
сказал бы.
ела, уставившись в тарелку. Я выпил ледяного чая, доел свой бутерброд и
ждал продолжения. Наконец она, кажется, преодолела смущение, но я не
знал, насколько надежен ее контроль над собой. Если ее выбило из колеи
упоминание о воображаемой любовной связи, то ее самообладание не может
быть надежным. Поэтому я не торопил ее с продолжением, хотя с
нетерпением ждал кульминационного момента.
не большая; он не слишком-то разбирался в бухгалтерии. Но мы продолжали,
и в конце концов я обнаружила кое-какие нарушения.
что я и сама не во всем разобралась, но одно было ясно - деньги уходили
на сторону. Как ни сложно это было, но по крайней мере часть пути нам
удалось проследить. - Она положила ладони на стол. - У фабрики имеются
два направления расходов, - сказала она, загибая пальцы на левой руке. -
Во-первых, зарплата служащим и отчисления в социальные фонды. Это то,
что связано со служащими. - Она загнула пальцы на правой руке. -
Во-вторых, стоимость сырья, транспортные затраты, отопление, или так
называемые накладные расходы. - Она сложила ладони вместе. - Но в