Чтение 31–й страницы книги ~ИСТИНА~

Олег взял конверт. Почтовый штемпель Петропавловска.

<Витя, дружище! Решил черкнуть тебе пару слов. Работу над повестью,
считай, закончил. Правда, переписать ее, видимо, придется полностью.
Вернее, написать второй слой. Само расследование. Мне ужасно думать, что
есть люди, чья подлость безгранична, а духовное падение страшно. Особенно
страшно, что они живут среди нас. Вот написал тебе немного о работе,
теперь о твоей новой книге...>

Дальше шел разбор последней книги Горелова.

- Мы, когда еще начали писать, договорились, - сказал он, - что
каждую статью и книгу будем разбирать. Вот так много лет и переписываемся.

И вдруг странная по простоте догадка пришла в голову Наумову. Как же
раньше-то он не догадался?

- Виктор, а кто печатал Игорю?

- Вера Федоровна, чудная машинистка.

- Мне ее надо срочно увидеть.

- Сейчас позвоню, - с некоторым недоумением сказал Горелов.

И, набирая номер, он искоса поглядывал на Олега, словно стараясь
убедиться, что с ним все в порядке.

Сколько секунд набирается семизначный телефонный номер? Шесть, семь,
десять. А они Наумову показались вечностью, потому что стояло перед
глазами лицо Хинта. Его глаза, живущие в прошлом. Наумов не знал, кто его
враг, и он пытался отогнать от себя это навязчивое воспоминание. Не Хинт
же убил Бурмина. Но именно этот человек, которого Олег всего полчаса видел
в таллинском тире, олицетворял собой врага. И прошлое, знакомое по книгам,
стало уже живой реальностью. Многое для него стало понятнее и острее.

И в этот день он, родившийся в послевоенные годы, понял, что война не
кусок историй, а реально существующая угроза. И принимает она разные
обличья и формы, эта угроза. Заново за эти несколько часов многое понял
Олег Наумов. И снова он стал пограничником. Только не было на его границе
контрольно-следовой полосы, а проходила она через сердца людей, которых он
обязан был охранять.

- Вера Федоровна! - сказал Горелов. - Добрый вечер. Да... Я... Привез
вам эту мазилку белую... Да что вы... Вера Федоровна, с вами мой друг
поговорить хочет... Нет, ему печатать не надо. Он майор милиции и
занимается поисками убийцы Игоря... Да... Да... Нет, немедленно...
Спасибо... Спасибо... Мы скоро будем.

Горелов положил трубку, внимательно посмотрел на Олега. Что-то уж
больно изменился этот весьма симпатичный ему парень.

- Слушай, - ахнул Горелов, - ты влюбился.

- А разве видно? - смущенно спросил Олег.

- И еще как.

- Вот что значит инженер человеческих душ.

- Это ты хватил. Инженеры Горький, Шолохов, Леонов, а я так,
сантехник. Но тем не менее кто она?

- Я тебе потом расскажу, ладно?

- Ладно. Поехали.

Когда они садились в машину Горелова, Олег вдруг остановился.

- Ты чего? - спросил Горелов.

- Давай заедем на минутку в управление.

- Очень нужно?

- Очень.

Олег поднимался по ступенькам коридора, больше всего боясь, что его
кто-нибудь задержит. И точно. В глубине коридора он увидел заместителя
начальника главка, он шел в его сторону.

Муторно стало на душе у Наумова. Он уже представил себе предстоящий
разговор, который ничего приятного ему не сулил.

Но генерал прошел мимо, глядя прямо перед собой, не замечая никого.
Впрочем, так он ходил всегда, но сегодня что-то не то было в его походке.
Какая-то неуверенность, несвойственная ему раньше.

Он прошел мимо Наумова, не повернув головы в его сторону. Но Олег, не
зная, что видит этого человека в коридорах управления последний раз,
подумал, что ему здорово повезло.

Он открыл комнату. Все сияло необыкновенной чистотой. Даже старый
бронзовый чернильный прибор, переходящий из поколения в поколение, сиял
отдраенной медью.

Наумов сразу почувствовал твердую руку Бориса Прохорова. Когда-то, до
МГУ, он окончил мореходное училище, с тех пор у него на всю жизнь
укоренилась привычка к флотскому порядку.

Олег открыл сейф, вынул папку с рукописью Бурмина. Взял из нее свои
заметки, начал запирать сейф и замер. За его спиной внезапно забили часы.
Тонко и радостно. Комнату наполнил серебристый звон, напоминающий какую-то
музыкальную фразу.

Это действительно было чудом. Ожили напольные часы, исполненные в
виде замковой башни. Ни один из старожилов уголовного розыска не помнил,
когда это чудо работало. Часы, как и чернильный прибор, были также
наследством героического прошлого. Действительно дивные дела творились во
время его отсутствия, подумал Наумов. И у него сразу же улучшилось
настроение.

Это заметил и Горелов, когда Олег садился в машину.

- Ты, некий милицейский Антей, тебе нельзя отрываться от родной
почвы.

Наумов весело подмигнул ему, положил папку на заднее сиденье.

- Рукопись Игоря? - голос Горелова стал серьезным.

- Да.

- Дашь посмотреть?

- Чуть позже.

Машина выбралась на улицу Герцена, у магазина <Фрукты> Виктор лихо
развернулся, и они очутились на бульварах. Промелькнул, похожий на
генерала, в шинели, наброшенной на плечи, жизнеутверждающий Гоголь.

- Ты Андреевский памятник видел? - спросил Горелов.

- Не только видел, но и люблю его очень.

- Как точно скульптор передал духовный мир Гоголя. Я, когда иду
гулять, обязательно захожу во дворик и смотрю на него, и у меня на душе
спокойно становится, работать сразу хочется. Хорошо, что еще Пушкина не
заменили.

- Мне нынешний Гоголь напоминает генерала.

- Еще бы, его же автор тем и прославился, что ваял бесконечные
портреты военных. А там главное - ордена не перепутать.

Машина свернула на Метростроевскую и остановилась у большого старого
здания.

- Приехали. - Горелов выключил зажигание. - Чудная женщина Вера
Федоровна. Труженица. Она на своей машинке институт дочке выстукала, замуж
ее выдала, теперь внука тянет.

У Веры Федоровны была какая-то странная квартира. Громадная прихожая,
огромный коридор и две маленькие комнаты. И сама она, высокая, сухая,
гладко причесанная, с папиросой во рту, была из далекого вчера. Ей только
пенсне не хватало. Хозяйка пригласила их в комнату. На столе стояла
пишущая машинка, огромное сооружение двадцатых годов.

Вера Федоровна поймала изумленный взгляд Наумова.

- Привыкла я к этому чудовищу. Конечно, грохот сильный, но работает
прекрасно.

Все стены комнаты были увешаны фотографиями писателей с теплыми
надписями.

Олег узнал многих. На некоторых рамках черные ленты. На портрете
Бурмина ее не было.

- Никак не могу поверить, что Игоря нет. - Вера Федоровна внимательно
посмотрела на фотографию. Потом она села, зажгла новую папиросу,
затянулась глубоко.

- Я вас видела на похоронах, но не подумала, что вы из милиции.

- Почему?

- Непохожи. Чем я вам могу помочь?

Олег положил на стол папку.

- Вера Федоровна, вам знакома эта рукопись?

Женщина подвинула папку, раскрыла, взглянула мельком.

- Еще бы, - она выпустила плотный клуб дыма, - это повесть <Место
встречи Гродно>, я печатала ее.

- Посмотрите, пожалуйста, чего не хватает?

Вера Федоровна начала перелистывать страницы. В комнате повисло
молчание, только шелестели листы. И Наумов ощутил тягучую замедленность
времени.

Тикали часы, шумела за окном Метростроевская, шелестели страницы.

Наконец Вера Федоровна закрыла папку.

- Здесь нет последней главы.

- Вы печатали ее?

- Конечно.

- Припомните пожалуйста, что в ней было.

Вера Федоровна задумалась.

- Знаете, - сказала она, словно извиняясь возраста, - работа
постоянно новая. Трудно вспомнить точно. Но одно могу сказать твердо.
Игорь пришел ко мне очень возбужденный, принес то, что напечатал сам.
Сказал, знаете, мол, Вера Федоровна, по-моему, я сделал главное дело своей
жизни, нашел негодяя, предавшего разведчиков. Я очень удивилась. Игорь
ничего не сказал. Он забрал у меня уже готовый конец повести, страниц сто.
Дал пятнадцать страниц и сказал, что быстро напишет остальное.

- Вера Федоровна, вспомните, ради бога, что было в этих пятнадцати
страницах. - Олег даже вскочил от волнения. - От этого зависит очень
многое.

- Что было... Он приехал в Гродно, с каким-то стариком
разговаривал... Нет, не припомню... Если бы знала... Впрочем...

Вера Федоровна встала, вышла в другую комнату. Вернулась очень