подушки, "кадиллак" вежливо заурчал и скользнул в поток машин на
Сансет-Стрип. Обернувшись, я чуть не налетел на Чика Агостино.
со мной шутки плохи.
пустяками.
размером два метра на полтора, бросил на Агостино всего один взгляд, сделал
всего один шаг и вцепился одной рукой ему в горло.
там, где я обедаю!
закашлявшись.
пулю всажу, и уж будь уверен, тебя найдут с пистолетом в руке.
взглядом и ухмыльнулся.
пороком". Думает, гад, у него есть сила.
стоянки и поехал домой. В Голливуде всякое случается ? все, что угодно.
чтобы я не задохнулся гранитной пылью на плохо вымощенном участке дороги у
въезда в Беспечную Долину. По-моему, этот участок нарочно оставили в таком
виде, чтобы отвадить воскресных туристов, избалованных ездой по гладеньким
супершоссе. Мелькнул яркий шарф и огромные черные очки. Мне небрежно ?
по-соседски ? помахали рукой. Потом облако пыли осело на обочине, прибавив
еще один слой к белому налету, покрывавшему кустарник и выжженную траву.
Затем я обогнул гранитный склон, начался нормальный асфальт, и все вокруг
стало чистенькое и ухоженное. У дороги толпились дубы, словно им было
любопытно поглядеть на проезжающих, под ними попрыгивали воробьи с розовыми
головками и клевали что-то такое, что станет клевать только воробей.
кленов, из-за которых выглядывал белый дом. Потом девушка, которая вела под
уздцы лошадь. На девушке были джинсы и яркая рубашка, и она жевала веточку.
У лошади был разгоряченный вид, но не взмыленный, и хозяйка ласково с ней
ворковала. За каменной оградой садовник вел газонокосилку по огромной
волнистой лужайке. Вдали красовался внушительный особняк колониальной
архитектуры. Где-то играли на рояле упражнения для левой руки.
всматриваться в номера на столбиках у ворот. Дом Уэйдов я видел только раз в
темноте. При дневном свете он казался не таким большим. Возле дома было
полно машин, поэтому я остановился на обочине и пошел пешком. Дверь открыл
дворецкий-мексиканец в белой куртке. Это был стройный, красивый мексиканец,
куртка сидела на нем элегантно, похоже было, что он получает полсотни в
неделю, не изнуряя себя трудом.
nombre de Usted, por favor?
разговаривали по телефону, забыл?
все говорят слишком громко, никто никого не слушает, хлещут выпивку
напропалую, глаза блестят, лица румяные, или бледные, или потные, смотря,
кто сколько принял и сколько может выдержать. Рядом со мной сразу возникла
Эйлин Уэйд в чем-то светло-голубом, что ее отнюдь не портило. Казалось, что
стакан она держит в руке просто для порядка.
вас у себя в кабинете. Ненавидит вечеринки. Он работает.
сами пойти к бару?
углу, возле огромных стеклянных дверей, я углядел бар. Передвижной, на
колесиках. Я двинулся к нему, стараясь ни на кого не налететь, и тут кто-то
сказал:
мужчиной в очках без оправы и с козлиной бородкой, похожей на след от сажи.
У нее был скучающий вид. Он сидел молча, скрестив руки, и хмурился в
пространство.
движений не произвел. Видимо, экономил энергию для более важных дел.
устает.
м-с Лоринг? Или вам, доктор?
смотрю на пьющих, тем больше этому радуюсь.
направлении бара. В обществе мужа Линда Лоринг казалась другим человеком. В
голосе и выражении лица сквозила язвительность, которой в недавнем нашем
разговоре я не чувствовал, хотя она и злилась.
не грозит. Я молча взглянул на него, и он тут же добавил:
толпу и моментально вернулся.
прикрыл ее за мной, и шум сразу затих. Комната была угловая ? большая,
тихая, прохладная. За стеклянной дверью виднелись розовые кусты, в окне
сбоку установлен кондиционер. С порога было видно озеро и Уэйд ? он
растянулся на длинном кожаном диване. На солидном письменном столе светлого
дерева стояла пишущая машинка, рядом с ней ? стопа желтой бумаги.
Пропустили уже глоток-другой?
потрепанный.? Как ваша работа?
запоя так паршиво себя чувствуешь. Иногда в это время лучше всего пишется. В
нашем деле стоит заклиниться от напряжения ? и конец, ничего не выходит.
Главное, чтоб легко работалось ? тогда получается. Все, кто говорит
наоборот, врут, как сивый мерин.
работалось, а писал он прилично.
интеллектуал, критик, ценитель литературы. ? Он потер лоб. ? Я завязал, и
это омерзительно. Мне противен любой человек со стаканом в руке. Надо идти
туда и улыбаться всем этим гнусным гадам. Все они знают, что я алкоголик.
Всем интересно, что же я пытаюсь утопить в вине. Какая-то фрейдистская
сволочь объяснила, что пьянство ? это способ спастись бегством. Любой
десятилетний ребенок это знает. Если бы у меня, боже избави, был
десятилетний сын, он бы спрашивал: "Папочка, от чего ты бежишь, когда
напиваешься?"
молодости легче отходишь. А когда уже за сорок, тут дело другое.
чего-нибудь убегают.
от угрызений совести, или от сознания, что вы мелкий деятель мелкого
бизнеса?
не стесняйтесь. Когда будет больно, я скажу.
пальцем в грудь.
? подонки, а я самый подонистый. Я написал двенадцать бестселлеров, и если
удастся закончить этот бред, что лежит на столе, возможно, будет и