– И что ты предлагаешь?
– Всего лишь отыскать Богоборца, – ответила она осторожно. – Выяснить, не привлекая его внимания, в самом ли деле он потерял, как и мы, мощь чародея…
Одобрительный ропот поддержал ее слова. Все же страшатся, поняла она, что вдруг да у Богоборца каким-то образом сохранилось магии больше. Все помнят ту страшную мощь, что он выявил…
– А потом? – потребовал Россоха.
Хакама всмотрелась в его лицо, чародей чересчур напряжен, этому лучше правды не говорить… да и всем лучше не говорить, не дураки, догадаются. Доскажут мысленно то, что она не досказала.
– Потом попытаться узнать, – продолжила она осторожно, – что он собирается делать… Всегда можно спровоцировать на разговор на постоялом дворе за чашей вина. Если он намерен и дальше скитаться по дорогам и расспрашивать бродяг, как жить правильно, то пусть так и дальше…
– А если он готовится вернуться?
– Тогда сейчас надо подготовить ряд условий, – отрезала она, – за которые будем держаться! Мы сохраняем Совет Семерых, который он создал… но взамен мы обретаем свободу от тех нелепых ограничений, которые он нам поставил! Только и всего.
Колдуны переглядывались, только Ковакко морщился, кряхтел, наконец сказал с откровенной досадой:
– О чем мы говорим? Разве нам не понятно, что надо делать? Почему таимся друг от друга?
Россоха спросил настороженно:
– Ты о чем?
– О том, о чем каждый из нас думает, – отрезал Ковакко. – Мы – чародеи! А этот Богоборец – чужак. Он был чужаком и останется чужаком. Опасным чужаком! Мы воевали друг с другом, верно. Но мы знали, чего друг от друга ожидать. Мы и сейчас хоть во многом остались врагами, но все равно один другому ближе, чем к этому чужаку… который постоянно угрожает нам. Давайте говорить откровенно… Для нас жизнь человеческая ничего не стоит. Неважно чья: жизнь правителя, мага или простолюдина. Так почему бы не воспользоваться ситуацией?
– Что ты предлагаешь?
– Да просто уничтожить эту помеху, – отрезал Ковакко. – Тихо-тихо!.. Я еще не все сказал. Другого случая у нас, может быть, не окажется. А сейчас случай очень удобный. Да, мы все потеряли мощь магов. Но зато нас шестеро, а он – один. У нас вся мощь правителей над правителями, мы можем одним словом двинуть целые армии, заставить переселиться народы, мы можем разослать по всем дорогам вооруженных конников, которые и раньше полагались не на магию, а на свои мечи и копья!.. Что, мне нужно доказывать вам полное и абсолютное преимущество человека с мечом над одиноким и безоружным?
Тишина стояла гробовая. Хакаме показалось, что все превратились в камень, даже перестали дышать. Хакама встала, прошлась взад-вперед, нарочито концентрируя внимание на себе, своей фигуре, своих жестах.
Остановилась резко посредине помещения, а когда заговорила негромко, в ее голосе звучала страшная нечеловеческая сила:
– Дорогие друзья!.. Не надо прикидываться… не надо недооценивать друг друга. Я думаю даже, что любой из нас сильнее этого Богоборца уже потому, что у нас есть вещи, накопившие магию. У кого-то это скатерть, что в состоянии создать самые изысканные блюда, у кого-то сапоги, в которых можно пробежать за одну ночь от края земли и до края, у кого-то зачарованные доспехи… Я же вижу, что даже сейчас у кого-то кольцо мощи, у кого-то амулет, у кого-то одежда… Все мы держим в тайне, у кого что есть… это прекрасно!
Ковакко сказал зло:
– Хакама! Не надо нас утешать.
– Это не утешение, – живо возразила она.
– Но это крохи! – сказал он еще злее. – А мы повелевали стихиями!
– Богоборец тряс горами, – напомнила она. – Забыл? А теперь он бессилен, как и мы. Но у нас есть то, чего нет у него. Он не собирал эти дивные вещи, что накапливали магическую силу! А мы… Эта потеря магии дает нам возможность многое изменить.
Ковакко буркнул:
– Знать бы!.. Этих безделушек можно было набрать куда больше. Магия в них хранится, пока не пользуемся. А так надолго ли хватит?
– Да пусть хоть на один-два раза, и то бесконечно много в мире без магии! Конечно, если бы знали… К счастью, каждый из нас знает, что из волшебного есть у него, но никто не знает, что есть у других. Повторяю, к счастью, иначе мы бы уже передрались и тот, у кого оружие сильнее, уже захватил бы власть над всем миром. Повторяю, никто не уверен, что даже с зачарованными доспехами не наткнется на зачарованный меч в руке другого, который расколет эти доспехи, как гнилой орех… Но и обладатель меча не уверен, что его меч не наткнется на щит… или кольцо, браслет, амулет, что вдруг да отшвырнет меч обратно и снесет голову владельцу… Я рада потому, что так мы сохраняем равновесие. Да, это равновесие страха! Но страх – основа уважения. И вот на этом уважительном отношении друг к другу мы и может создать Совет Семи… или Шести, да-да, создать заново! Совсем на других основах. Нам Богоборец обещал власть над всем миром… Но я хочу, чтобы эта власть была безграничной! Нелепо, когда мы, сильнейшие чародеи, подлинные властелины мира, живем со связанными руками. И понятно было бы, если бы руки нам связал более сильный противник или правитель! Но быть связанной какими-то обетами, ритуалами, клятвами, обязательствами, надуманным долгом?
Она раскраснелась, голос ее звенел и прерывался. Россоха смотрел исподлобья. Хакама показалась впервые страшной. Не сразу понял почему.
Впервые Хакама говорила искренне.
ГЛАВА 23
По синему небу двигался темный ком туго скатанной тучки. Олег и Скиф не обращали на него внимания, как вдруг над головой загремело, на головы и плечи обрушился ледяной дождь, по голове больно застучали градины.
Косая стена ливня пригнула траву. Мир разом наполнился ровным мощным шорохом падающей с неба воды. Белые комочки перешибали стебли, а выемки и колдобины быстро наполнялись белыми комьями.
Скиф ликующе заорал, Олег взглянул вверх, тучка раздвинулась, словно развернулась, но все равно дальше небо синее, солнце светит ярко, а крупные капли дождя блестят как жемчужины.
– За мной! – крикнул он.
Конь пошел таким стремительным галопом, что копыта едва касались земли. Едва заметная за стеной ливня гора начала вырастать. Конь без понуканий влетел под каменный навес, отряхнулся, как пес, едва не сбросив всадника.
Олег расседлал мокрого зверя и отпустил пастись. Скиф спрыгнул, с мечом в руке вступил в глубину первой попавшейся пещеры, осмотрелся. Гора, как положено старой и одинокой горе, изъедена норами добытчиков камня, как трухлявый пень муравьями. Здесь поместилось бы до полусотни человек, пол вытерт до блеска множеством ног, а под стеной напротив – алтарь дивной работы дивных мастеров. В стене зияет красным выдолбленная ниша, там все еще полыхает огонь. Ниша сверху и с боков отделана металлом с изображением ужасных зверей, на которых нельзя смотреть без душевного трепета. Там черепа, что с лютой злобой взирают пустыми глазницами, в которых, однако, неожиданно вспыхивают зловещие багровые огни, там угловатые кости, наконечники копий, белые длинные зубы…
В самой пещере из свода выступает тело ужасного злобного бога, рот оскален в дикой ярости, зубы блестят, в выпуклых глазах лютая злоба, красные крылья распростерты на весь свод.
Металлическая окантовка алтаря-пещеры сделана в виде распахнутой пасти. Снизу и сверху торчат оскаленные зубы из блестящего металла, пламя бросает на них блики, а устрашенному Скифу почудилось, что по зубам стекает кровь.
Олег со вздохом стащил сапоги, хладнокровно поставил перед горящими углями.
Скиф вскрикнул:
– Ты что? Бог не примет такую жертву!
Олег вскинул брови.
– Какую жертву? Ты это брось!.. Щас я отдам неизвестному богу единственные сапоги! Разбежался.
– Но…
– Никаких «но». В мокрых сапогах пусть совсем уж обезумевшие менжнуны ходят. А я хоть и мудрец, но не настолько же!
– Да кто тебя знает, – сказал Скиф с неуверенностью. – Это мы, воины, простые и понятные люди. А от вас, умных, непонятно, чего ждать…
Олег молча выкладывал из седельной сумы хлеб, сыр, ломти холодного мяса. Скиф прав, простые люди предсказуемы. Непредсказуемы только непростые. И непонятно, что хуже.
Полоса ливня унеслась дальше со скоростью скачущего коня. Воздух очистился, стала видна ранее спрятанная в дрожащем мареве граница неба с землей.
Все обрело четкость, серая зелень превратилась в изумрудную, заблистала чистотой и свежестью. Кони шли шагом, Скиф с завистью посматривал по сторонам. По обе стороны широкой дороги тянутся и тянутся золотые пшеничные поля. Легкий ветерок покачивает стебли с тяжелыми гроздьями зерен. Селяне без страха смотрят на проезжающих всадников, а когда дети выбегали на дорогу, с удивлением рассматривая огромных всадников на огромных конях, их матери даже не звали испуганно обратно, словно в этом мире не существует обид.
Рабочие лошади блестят ухоженной кожей, все сытые, телеги, на придирчивый взгляд Скифа, как одна исправные, добротные, а селяне выглядят довольными, одеты хорошо, девушки упитанные и краснощекие, и в движениях работающих мужчин чувствуется нерастраченная сила.
– Это Гелония, – повторял Олег задумчиво. В зеленых глазах волхва Скиф видел сильнейшее смущение и растерянность. – Это Гелония… до которой у нас руки не доходили… Просто никогда не было надобности.
Скиф услышал, переспросил:
– У вас?
– Да так, это я своим мыслям. Первая счастливая страна, которую я встретил! И счастливый народ. Как им это удается?
Дорога постепенно раздвигалась, становилась по-гелонски шире, ухоженнее, добротнее. Часто попадались постоялые дворы, все с «журавлями» на колодцах, от каждого дома несет ухоженностью и достатком.
На третий день Скиф всмотрелся в даль, вскрикнул:
– Вот он! Вижу город Гелона!
Кони без возражений перешли в галоп. Светлая полоска приближалась, вырастала. Это оказался простой частокол, из отесанных бревен, ворота тоже деревянные, двойные, чтобы можно было запирать по две-три подводы и осматривать при въезде и выезде.
Сам город расположился по склонам широкой пологой горы. Там еще одна стена, огораживает почти по кругу, эта стена из настоящего камня, добротная, толстая. За каменной стеной и дома массивные, добротные, стоят тесно по склонам пологого холма, а на самой вершине блестит белым камнем добротная крепость, в этих краях называемая чаще замком. Что в самой крепости, Олег не разглядел, стены высокие, сложены из крупных блоков, но там не одно здание, средний сын Колоксая строит с размахом. К самой крепости прилегают дома тоже каменные, массивные, а ниже – проще, беднее, уже из толстых бревен: лес ближе, чем каменоломня.
Отсюда крепость показалась Скифу слепленной из песка. Ярко-оранжевая, блистающая на солнце так, что глазам больно и радостно, она напомнила детство, когда на берегу реки строили из песка крепости, замки, дворцы. Мокрые, эти сооружения были уже прекрасны, но когда высыхали, то вдобавок обретали этот золотой цвет, яркий и радостный…
Кони шли споро, город вырастал. Оба уже видели, что дворец сложен не из песчинок, а массивных желтых глыб. Может быть, обожженный кирпич или песчаник, но в этих краях находят и гранит такого цвета, который не крошится под ударами самого тяжелого тарана…
Замок разросся, стали видны узкие окна бойниц. Самые нижние на уровне третьего этажа, оттуда осажденные могут стрелять из луков, метать дротики, бросать камни и лить кипящую смолу, но если даже кому-то удастся вскарабкаться по лестницам, все равно в узкие окна не протиснуться.
Вокруг крепости земля оранжевая, словно стены бросают отсвет, хотя это, скорее всего, каменная крошка, что осталась со времен великой стройки.
По дороге в сторону города тянулись телеги. Издали показались Олегу цепочкой неторопливых муравьев, есть среди муравьев и такие, что бродят только по строго обозначенным дорогам.
– Давай и мы, – сказал он.
– Что? – не понял Скиф.
– Как люди, – объяснил Олег. – По дороге, а не как два кабана, что прут напролом.
– Как муравьи, – ответил Скиф.
Олег подумал, что не случайно и молодому воину оживленная дорога показалась похожей на муравьиную. Что-то у людей с муравьями общее…
Когда выехали на дорогу, им пришлось перекрикиваться. Воздух дрожал от надсадного рева скота, его гнали в город на продажу, отдельно шли исполинские серые волы, незаменимые на тяжелых работах, их направляли и погоняли чабаны: рослые, звероподобные, в бараньих тулупах мехом наружу. Воздух был теплый, потому тулупы наброшены прямо на голые плечи. Скиф догадался что тулуп служит вместо кожаных лат: его не просечет ни одна сабля, а стрела, даже выпущенная самой могучей рукой в упор, не пробьет эту невыделанную толстую шкуру мехом наружу.
Тулупы тулупами, но каждый либо с широким длинным ножом, либо с насаженной прямо косой, а то и просто с сучковатыми дубинами, для крепости обожженными в огне.
Скиф сказал недоверчиво:
– А я слышал, что здесь живут люди, что и мухи не обидят!
– Старые привычки уходят медленно, – заметил Олег.
– Но таскать с собой тяжелый меч…
Семенова Мария
Белов Вольф
Маккарти Кормак
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк
Витковский Евгений