Чтение 31–й страницы книги ~Фаворит (роман-хроника времен Екатерины I)~

Екатерина, сонно жмурясь, спросила из постели:

- Боже, что еще случилось?

- Пассек арестован, вот что... вставай!

Наспех одетые, из Монплезира вышли сама Екатерина, камерфрау Шарго-
родская и гардеробмейстер Василий Шкурин. Алехан сказал:

- Теперь время - золото. Погоним с ветром...

Не уместясь в карете, Шкурин и Бибиков встали на запятки, Алехан
яростно нахлестнул лошадей. Это был как раз тот момент, когда в Петер-
бурге Григорий Орлов закончил играть со Степаном Перфильевым.

- Вишь, как тебе повезло, Степан.

- Да, - отвечал тот, загребая выручку.

- Поздравляю тебя, Степан, с новою государыней. Если жить хочешь, на-
чинай орать загодя: "Виват Катерина!"

Перфильеву показалось, что Орлов сошел с ума. Но тут подкатила каре-
та, которою правил князь Федор Барятинский.

- Гришка! - позвал он с улицы. - Ты готов ли?

- Мигом, - откликнулся Орлов и сбежал вниз.

Алехан все круче нахлестывал лошадей, и они облипли мыльною пеной.
Решительная скачка к столице продолжалась. Давно не было дождя, и внутрь
кареты проникла бурая пыль, наложив неприятный грим на женское лицо. На-
конец одна из лошадей пала. Орлов огляделся, недалеко от дороги
крестьянин ковырялся с сохою на пашенке. Алехан подошел к нему, перехва-
тив его лошадь.

- Эй-эй, - сказал мужик. - Ты чего самовольничаешь? Или на вас, дво-
рян, уж и совсем управы не стало?

- Молчи, пока жив, - пригрозил ему Алехан...

Мчались дальше. Неожиданно показалась встречная коляска, в ней сидел
саксонец Нейман, владелец столичных притонов, который издали окликнул
Орлова:

- Алехан! Ты куда в такую рань... везешь?

- До первой ямы! - отвечал Орлов, повернувшись к женщинам. - А ведь
славно получилось, что он вас обложил.

Екатерина расхохоталась. Шаргородская надулась:

- Чего ж тут славного? Ни свет ни заря едем мы, две порядочные дамы,
и вдруг... эдаким-то словом!

Алехан безжалостно погонял лошадей:

- Потому и хорошо, говорю, что Нейман не узнал вас, а это значит, что
шума раньше времени не случится... Нно-о!

За пять верст от Калинкиной деревни их поджидал Гришка Орлов со све-
жими лошадьми. Екатерина пересела в карету Федора Барятинского, под ко-
лесами отгромыхал мостовой настил - впереди лежал досыпающий Петербург.
Сытые княжеские кони рванули в слободу Измайловского полка... Тревога!
Заталкивая в ружья пули, гвардейцы сбегались на плац, возглашая с вос-
торгом:

- Виват Катерина! Веди нас, матка...

Раздался мягкий топот копыт - на роскошно убранном скакуне явился из-
майловский полковник граф Кирилла Разумовский.

- Мешкать нельзя, - намекнул он женщине.

Под руки уже волокли священника Алексия с крестом. Старец ни в какую
не желал впутываться в престольные авантюры.

- Сколько ж лет тебе, старче? - спросил гетман.

- Да уж сто одиннадцатый годик напал.

- Неужто самому тебе жить не прискучило?

- Видит Бог - притомился я.

- Тогда приводи солдат к присяге, а завтра и под топор оба ляжем, за-
одно отдохнешь от жизни... Виват Екатерина Вторая!

Измайловцы разом опустились на колени, присягая императрице на вер-
ность. Лишь один офицер вздумал сомневаться.

- Ты чего там хрюкаешь? - спросил его Орлов.

- Не хрюкаю, а людским языком сказываю, что нельзя давать присягу Ка-
терине, покуда от присяги Петру не отрешились.

Это были последние слова в его жизни.

- До чего щепетильный народ пошел на Руси! - сказал Алехан, легко,
будто тряпицу, перекидывая убитого через забор...

- Пошли... с Богом! - скомандовал гетман.

Через мосты Сарский (Обуховский) и Новый (Семеновский) начиналось
шествие Екатерины к престолу, которое возглавлял Мафусаил в епитрахили.
Плотность людской массы была столь велика, что, не вмещаясь в узости
улиц, солдаты с треском обрушивали заборы, вытаптывали клумбы и огороды.
Все дрожало и тряслось от яростных воплей:

- Виват Катерина! Матка наша... урррра-а!

Голштинский принц Георг проснулся от шума. Кинулся к генерал-полиц-
мейстеру Корфу, спросил его - как немец немца:

- Was ist das?

- Ich Weib nicht, - отвечал Корф, пожимая плечами.

Обоюдное непонимание двух персон было рассеяно явлением вахмистра По-
темкина; принц ему обрадовался:

- Вот мой адъютант, сейчас он все объяснит...

Корф (опытный, ибо давно жил в России) не стал вмешиваться, когда
вахмистр схватил фельдмаршала за ухо, крича:

- А-а, гольштинише швайн... плех зольдатен, плех!

От удара под зад, произведенного преданным адъютантом, его высочество
(уже готовый управлять Россией в отсутствие императора) пулей вылетел на
лестницу, где его приняли солдату шки, бравы ребятушки. Они устроили
принцу такую хорошую баню, что от него остались только тряпки мундира и
еле дышащая плоть. После такого "рукоделия" принца швырнули в подвал,
где уже сидела его жена - принцесса. Факт есть факт: принцесса была аб-
солютно нагишом.

Не она же сама разделась, а ее раздели.

Но бабу мучил не стыд, а потеря драгоценностей.

- Боже, - навзрыд рыдала она, - какие дивные бриллианты отгранил для
меня ювелирный бригадир Позье... Где они теперь?

Часы русской столицы показывали около восьми утра. Примерно в это
время граф Гудович на цыпочках прокрался в спальню Китайского дворца
Ораниенбаума, тронул спящего Петра:

- Вы собирались сегодня пораньше выехать.

- Куда? - сонно спросил император.

- Вас в Петергофе ожидает супруга, дабы увеселениями пристойными сов-
местно отпраздновать канун Петрова" дня, а вечером ею будет дан в вашу
честь торжественный ужин в Монплезире.

- Отстань! Я спать хочу...

Гудович проследовал на половину Елизаветы Воронцовой.

- Встал? - спросила она, прихорашиваясь у зеркала.

- Дай-то Бог, чтобы к девяти растолкать.

- Вот и всегда так! - надулась Лизка, украшая свою грудь двумя мушка-
ми (сердечком и корабликом). - Налижется с вечера, а потом не добу-
дишься... ладно. Никуда еще не опаздываем. Приготовь пива, чтобы поско-
рее в разум пришел...

Гудович выставил бутылки с пивом к дверям императорской спальни. На-
бил кнапстером трубки и стал ждать девяти часов. Со стороны парка тре-
вожно перекрикивались павлины.

Дальние барабаны оглашали окраины столицы. Было уже не понять, где
войска, где народ - все перемешалось в одну галдящую массу, а впереди
катила в карете Екатерина (по-прежнему в трауре). Раздалась бранная му-
зыка, певуче воскликнули серебряные горны - это явилась на рысях славная
Конная лейб-гвардия, и Екатерина снова узрела Потемкина... В этот момент
он показался ей прекрасен! Работая локтями, императрица с трудом проби-
лась в переполненный собор. Не успела лба перекрестить, Орловы потащили
ее прочь:

- Не до молитв ныне - спеши во дворец...

Алехан вскочил на левую подножку кареты, на правой стоял генерал
Вильбоа с громадной связкой ключей от арсеналов; Конная гвардия заняла
внутренние посты в Зимнем дворце. Екатерина, следуя в комнаты, опять об-
ратила внимание на Потемкина - ах, с каким проворством он занял пост
возле ее дверей... Почти со стоном, разбитая от немыслимой толкотни,
Екатерина бросилась в кресло:

- Полжизни за чашку кофе! Боже, какой день...

По строительным лесам на самые верхние этажи дворца карабкались сотни
людей из простонародья столицы, проникали внутрь через распахнутые нас-
тежь окна, свитки и фартуки горожан замелькали среди мундиров гвардии и
кафтанов вельможных.

- Никого не изгонять! - велела Екатерина. - Я всем им благодарна...
Пусть они тоже радуются со мною!

Алехан (уже малость подвыпив) сказал Екатерине:

- Дорога на Петергоф и Ораниенбаум ведет через Калинкин мост, который
надобно сразу же пикетировать конницей.

- За дверями стоит вахмистр Потемкин, передай ему, Алексей, чтобы
брал шквадрон Конной гвардии и занимал мост немедля. Верю, он ради меня
сделает все, как надо... Я просила кофе, люди!

В этой суматохе кофе она так и не получила, с жадностью выпила кружку
сырой воды.

- Следите за иностранцами, - наказала она. - Особенно за всякими нем-
цами... от них можно ожидать любой пакости.

Она творила дела открыто: секретов не было, да и не могло их быть,
если все - от мала до велика - против ее мужа.

- Пить в кабаках невозбранно, - велела Екатерина. - Виноторговцам де-
нег за вино не брать. Я сама за все выпитое расплачусь!

Несмотря на дармовщинку, пьяных нигде не было (они появились после
полудня, "но лезли более целоваться, чем в драку"). Дома столицы пусто-
вали: всеобщее оживление выгнало жителей на улицы, за печами в жилищах