глаза маленькие, близорукие, серо-зеленые, и нос с горбинкой, и ростом он не
больше ста шестидесяти пяти, однако мало ли? Разложив аккуратным веером
снимки, он напряженно уставился на официанта, как будто сейчас решалась его
собственная судьба.
официант уже отрицательно мотал головой.
встречал.
шагом по тихому зеленому переулку, - если рассуждать здраво, то совсем не
обязательно перед убийством беседовать в кафе, даже так резко. Разумеется,
это был не он. Похоже, что в кафе Лиля встречалась с отцом девочки. Было бы
неплохо найти его. Судя по отрывкам разговора, которые запомнил официант,
судьба ребенка этому человеку небезразлична... Ну да, его надо найти. Есть
определенная связь между запиской, которую Лиля обнаружила в кармане старой
кофты, и этой встречей. Стоп! Значит, Лунц не врал? Она нашла записку и была
в шоке. Конечно, от такой информации может случиться шок: вдруг через десять
лет узнать, что сестра не покончила с собой. Ей помогли. Просто
удивительно... Ольга Коломеец как в воду глядела. Ведь правда, выпала из
окошка. Стало быть, помогли? Некая женщина, имени которой она не назвала. В
записке речь шла о деньгах. И неизвестный в кафе, десять лет спустя,
предлагал деньги. От обеих сестер кто-то хотел откупиться?"
совершенно новая и неожиданная версия, которая показалась ему куда
правдоподобней и крепче всех умозаключений о виновности истерика Фердинанда.
банку спрайта, вскрыл неудачно, облил джинсы, наконец, взволнованный и злой,
уселся на лавочку, отхлебнул теплую приторную воду и закурил. Злился он
прежде всего на себя.
дверь медленно, осторожно, как будто до смерти боялся малейшего стука. Но
дверь все-таки хлопнула, человечек вздрогнул и жалобно извинился.
ободряюще улыбнулся Бородин.
неуместной бородкой, Илья Никитич попробовал мысленно перенести этого
закомплексованного пожилого отрока на место преступления и вложить ему в
руку нож с ромбовидным лезвием. Картина получилась совершенно
неубедительная.
стула, - вы не могли бы не употреблять моего паспортного имени-отчества в
разговоре? Если вам не сложно, обращайтесь ко мне просто Федор.
как вы провели вечер и ночь с шестого на седьмое июня этого года.
ваш бравый капитан с удовольствием вписал в меня в число подозреваемых.
Кстати, их много у вас? Или я пока в одиночестве?
говоря, никакого. Так что вы делали, где были в ночь с шестого на седьмое?
сигареты. - Вы позволите?
немного успокоился.
взаймы двадцать рублей. Я не дал, поскольку Гнобенко сильно пьет и его жена
просила не давать ему денег. Но беда в том, что у меня всегда есть некоторый
запас спиртного, и он знает об этом. Мебели в комнате не осталось, все на
виду, и Гнобенко сразу увидел бутылку водки. Там было больше половины.
алкоголик. Когда он пришел, я предложил ему водки, он, конечно, отказался, и
я выпил один. Но это совершенно для меня нетипично. Впрочем, меня вовсе не
интересует мнение вашего капитана. Так вот, вечером шестого числа я пытался
избавиться от соседа Владимира Гнобенко. Он в тот вечер был особенно
навязчив. Одной водкой, которую я готов был ему отдать, он обойтись не
желал. Ему требовалось общение, а это невыносимо. Единственное, что я мог
сделать, - уйти. Однако он порывался идти со мной. Видите ли, я единственный
человек в нашей квартире, кто не орет на него, слушает иногда пьяные
откровения, вот он и прилепился. Но мою будущую жену Ларису он боится. Она
крупная женщина с громким голосом и терпеть не может пьющих людей. Я сообщил
Гнобенко, что отправляюсь ночевать к Ларисе. Мне пришлось несколько раз
повторить это, потому что он уже ничего не соображал и рвался меня
провожать. Около семи я наконец выбрался на улицу. Шел дождь, я был
простужен и, хотя знал, что Ларисы нет в Москве, отправился к ней.
Собственно, больше некуда. Остаток вечера, ночь и следующее утро провел в ее
квартире. Что еще вас интересует? - Лицо его вдруг приобрело совершенно
новое, надменное выражение.
зубы, - никакого алиби у меня нет. Но я совершенно не обязан перед вами
оправдываться. Оправдывается виноватый. Нетрудно догадаться, что вашему
капитану пришла в голову эта чушь в крематории. Сначала он подслушивал мое
последнее бормотание, обращенное к Лике, потом явились братки со своей
Дездемоной в гробу, и я сорвался.
любовница из ревности. Вот у капитана и сработала ассоциация. Он ведь у вас
психолог, а я имел глупость ляпнуть о своей неразделенной многолетней любви.
Яркий пример милицейской логики. Если пьяная девушка могла броситься с ножом
на любовника, почему пьющий мужчина не может проделать то же самое? Правда,
в моем случае речь идет не об одном ударе, а о восемнадцати, насколько мне
известно. Я несимпатичен вашему капитану, и он с удовольствием приписал мне
этот ужас. Скажите, вы нашли записку? - он задал вопрос, не изменив
интонации, без всякого перехода, и Бородин не сразу сообразил, о чем речь.
маленькие светлые глазки, - вы, кажется, поумней капитана Косицкого.
тихо, вкрадчиво поднимается в душе совершенно необъяснимое и неодолимое
раздражение. - Нет, я не понимаю, почему вас так интересует записка, -
произнес он медленно и заставил себя улыбнуться.
пробормотал Фердинанд. - Никогда в жизни. А ведь мы знакомы практически с
рождения. Меня всегда интересовало все, что касалось Лики. Абсолютно все.
Мне было восемь лет, когда она заболела ветрянкой, и я отыскал в библиотеке
медицинский справочник, прочитал все об этой болезни. В двенадцать, когда
она научилась шить и вязать, я знал, в каких магазинах продаются хорошие
ткани и пряжа, где можно достать модные журналы с выкройками, прибалтийские
и польские. Наши в то время никуда не годились. На четырнадцатилетие она
связала мне шарф, синий, с серыми полосками. Когда мне совсем плохо, я
обматываю его вокруг шеи и в нем живу. И вы спрашиваете, чем меня
заинтересовала записка, из-за которой Лику убили? Вопрос, мягко говоря,
неуместный. Пожалуйста, покажите ее мне или хотя бы перескажите своими
словами.
спросил Бородин, не глядя на собеседника. - Вы даже не знаете ее содержания,
а говорите с такой уверенностью.
- Черт, совершенно не могу говорить о ней в прошедшем времени. Лика была
человеком действия. Она, в отличие от сестры, не умела просто переживать. Ей
необходимо было срочно действовать. Информация, вызвавшая у нее столь мощный
шок, вероятно, заставила ее предпринять нечто весьма серьезное, а возможно и
опасное. - Для кого?
сказал нечто смешное, - впрочем, вас вряд ли интересуют мои умозаключения.
Так покажете записку или нет?
Фердинанд читал долго, приблизив папку к глазам, светлые широкие брови
двигались, как отдельные живые существа. Наконец положил папку на стол и
принялся сосредоточенно выковыривать сигарету.
открыл окно, а когда повернулся, увидел, что Лунц плачет. По впалым щекам
текли крупные слезы и путались в прозрачной бородке. Глаза были широко
раскрыты и смотрели в одну точку. Он автоматически подносил сигарету к
губам, выпускал дым, лицо его наливалось нехорошей обморочной бледностью.
Илья Никитич предложил ему воды, он замотал головой, дрожащей рукой вытащил
из кармана несвежий носовой платок и шумно высморкался.
порвать и выбросить? В этом она вся. Никогда не делала то, что собиралась и
обещала, всегда поступала наоборот, забывала, о чем говорила минуту назад.
Постоянно играла, причем не просто, а в жизнь и смерть. Интересно, что она
чувствует сейчас?
самом деле, однако что толку? Ну, не надо на меня смотреть. Вы так смотрите,
словно впервые услышали о бессмертии души и существовании загробной жизни.
Корнев Павел
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Березин Федор
Афанасьев Роман