Чтение 31–й страницы книги ~Пришельцы~

— Он по-русски-то понимает? — усомнился стоящий за спиной.

— Ничего, поймет! Пошли!

У Поспелова отлегло от сердца: нападавшие оказались своими, хотя когда вязали, он уловил специфический запах обуви «драконов». Он решил, что это партизаны — банда мародеров, о которой упоминал милиционер Солодянкин. Влип, конечно, по глупости, но хорошо еще, что попал к этим, а вынут веревку изо рта — можно будет договориться: есть общие цели. Его самого приняли за «дракона», потому и напали с такой жестокостью: ловил «языка», и сам стал «языком»…

Вели его на веревке, набросив петлю на шею — не рванешься и не отстанешь, сразу перехватывает дыхание. Ребята попались умелые, ничего не скажешь. И шли быстро, почти бегом, возможно, сами чего-то опасались. По разговорам их было трое и сидели они где-то в засаде, ждали «драконов», знали, что на этом участке линии обороны у них логово. Поспелова, скорее всего, они заметили давно, когда только поднялся на гребень склона, ловили только момент, чтобы навалиться и связать.

Дорогой не разговаривали и лишь изредка один и тот же голос отдавал короткие, военные команды:

— Бегом марш!

Или:

— Стоять, не двигаться. Все эти неожиданные для банды тонкости на какое-то время ввели Поспелова в заблуждение, и он стал думать, что попал не к мародерам, а к операм из группы быстрого реагирования. Если Рим вовремя дала сигнал тревоги, то к этому часу группа могла появиться в «бермудском треугольнике», а ребята из нее карельского резидента в лицо не знают. Увидели человека в «драконовском» камуфляже и взяли…

Судя по тому, как по лицу начали хлестать ветки, его вели куда-то в сопки.

Поспелов специально подставлял голову, чтобы сучком сдернуло эту ненавистную чалму с головы, и это скоро ему удалось. Он стремительно огляделся и тут же получил мощный удар в ухо — едва устоял. Портянку снова набросили, теперь на все лицо, и завязали узлом на затылке. Дышать стало труднее из-за сплюснутого носа.

В короткое это мгновение, пока был без повязки, успел увидеть двоих сразу же отпали все подозрения, что это свои оперативники. Бородатые, нечесаные мужики, оба в тельняшках, а на одном — камуфляж «дракона». В руках по «шмайсеру»…

Третьего не видел, потому что от него и прилетело в ухо, но убедился, что в этой группе командовал он. Бежали без передышки около двух часов, несколько раз перебредали ручьи, и Поспелов с завистью слушал, как мародеры на ходу хлебают воду, черпая ладонями: пить захотелось еще там, в окопе, а теперь от веревки и вовсе пересохло во рту. Он ловил лицом солнце, пытался ориентироваться, определить хотя бы примерное направление, куда ведут. Получалось, что на юго-запад, но какими-то зигзагами, по крайней мере, дважды уходили и возвращались в Долину Смерти.

Наконец поднялись по склону в третий раз, пролезли через чащобу и встали.

— Ну, — сказал командир. — Теперь запустим тебя в космос, суку! Ты у нас долго будешь летать.

Поспелова усадили на край какой-то ямы, сдернули портянку с лица, развязали веревку, стягивающую рот, и толкнули в спину. Он полетел вниз, в черную дыру, а поскольку руки были связаны, то, приземлившись, не удержал равновесия и завалился на бок. Хотел выматериться, но занемевшие, стертые до крови губы и деревянный язык не слушались, получился глухой бычий рев.

— Счастливого полета! — пожелала чья-то бородатая рожа, показавшись в дыре высоко над головой, после чего лаз закрылся дощатым щитом, по которому застучали тяжелые камни.

Они и тюремщиками были серьезными…

Поспелов встал на ноги, глаза еще не привыкли к темноте и неведомое пространство вокруг показалось бесконечным. Сквозь щели в крышке лаза свет кое-как пробивался, но тонкие лучики не достигали стен. Выставив плечо вперед, он сделал четыре небольших шага и наткнулся на барьер, повернувшись спиной к нему, ощупал руками — шероховатый бетон. Прошагал в обратную сторону, коленями уперся в доску, попробовал переступить оказалось, что это деревянные широкие нары. По всей вероятности, его посадили в железобетонный немецкий блиндаж или командный пункт.

Сухо и то ладно, правда, пахнет мочой и мышами…

Он сел на нары. Сейчас бы глоток воды… Веревка вытянула слюну, выхолостила слюнные железы, и сколько Георгий ни двигал языком, ни кашлял, стараясь добыть хоть чуть мокроты — ничего не вышло.

— Крутые мужики, — вслух сказал он, восстанавливая речь. — Хоть бы руки развязали. Эй!

Наверху была полная тишина, тюрьму никто не охранял да и нужды в этом не было.

Тут и со свободными руками едва ли выберешься. Видно, мародеры были в полной уверенности, что взяли «дракона» живьем. Сегодня им везло — двоих подстрелили на сопке и одного пленили, правда, и из них кто-то пострадал. Та троица на дороге, что потом огрызнулась пулеметным огнем, была из этой компании, возможно, тащили раненого, потому и шли, будто в обнимку…

Что же они не поделили с «драконами»? Неужели мародеров выжимают из «бермудского треугольника»? Банда вольная, бродит, где захочет, и мешает им, путается под ногами, много видит и знает. Попадется в руки властям сдаст, чтобы откупиться от тюрьмы.

В блиндаже было холодно, как в погребе, и после стремительного двухчасового маршброска знобило пропотевшую спину. Но все равно кричать и рвать подсевший голос нет смысла, лучше попробовать развязать руки, пока они окончательно не затекли и не распухли. Поспелов лег на нары лицом вверх, опираясь о стену, поднял ноги вверх и, выгибая позвоночник, сделал стойку на затылке. Потом максимально раздвинул локти связанных по запястьям рук и стал медленно, с натугой продевать в них тело. Суставы постанывали, пощелкивали, неприятно тянуло плечевые связки — давно не приходилось делать этого упражнения. Через минуту он встал на ноги, руки уже были впереди. Остальное дело зубов и техники…

Освободившись от пут, он наладил кровообращение в кистях рук, восстановил чувствительность и, встав на нары, замерил высоту до лаза около двух метров.

Неплохо бы сдвинуть щит, а то уж больно темно сидеть. Он обследовал блиндаж и ничего, кроме этих нар да толстого слоя перепревшего сена и мусора на полу, не нашел. Вооружившись оторванной доской, Поспелов приподнял от стены этот сенной матрац и стал закручивать его в рулон, который потом упрессовал коленями и обвязал распущенной на жилы веревкой. Метр высоты был уже покорен, и, если встать на рулон, то доской от нар можно двигать щит, прикрывающий лаз. Камней навалили от души, и, чтобы растрясти этот террикон, пришлось трудиться минут двадцать. Когда же верхние голыши раскатились, он вставил конец доски под щит и рывком двинул в бок, спрыгивая с рулона в сторону. Оставшиеся камни посыпались в блиндаж, а сама крышка, освободившись от веса, подпрыгнула и легла наискось, столб света высветил центральную часть блиндажа.

— Эй, мужики! — крикнул он в дыру. — Дайте воды! А то вылезу!

Там по-прежнему никого не было, иначе бы заметили, когда еще разваливал валуны.

— Смотрите, я предупреждал! — Поспелов начал отрывать доски от нар, чтобы сбить примитивную лестницу. — Чтобы без обиды было!

Через полчаса он выставил сооружение наподобие трапа в дыру и не спеша выбрался наверх. Кругом было пусто и тихо, оказалось, что блиндаж находится на западном склоне долины рядом с невысокой сопкой. Умирать от жажды в Карелии было грех, тут на каждом шагу если не озеро, то речка, не речка, так ручей, родник или болотина, и вообще трудно разобраться, чего здесь больше: суши или воды. Чтобы кому-либо из партизан не пришло в голову, что он сбегает, Поспелов отправился вниз прогулочным шагом и по пути нашел ржавую, но целую консервную банку из-под зеленого горошка. Вода оказалась сразу же внизу — бежал небольшой ручеек с хорошей мочажиной, видимо, оставшейся еще от немцев: воевали они с полным благоустройством. Георгий напился, затем вымыл лицо, смочил голову и, набрав воды в банку, так же неторопливо поднялся в гору. Партизан, хоть они и мародеры, следовало уважать и бежать от них сейчас не имело смысла: рано или поздно все равно пришлось бы искать их и находить контакт, хотя бы через агентуру. Они тут много чего знают…

Он сел на щит и скинул камуфляжную куртку, подставившись солнцу хоть позагорать, пока в тюрьме. Через полчаса его снова повело в сон, распарило на солнышке, а тюремщики как назло все не шли. Помаявшись немного, он махнул рукой, подстелил куртку и улегся на живот, внушив себе проснуться через четверть часа, иначе спина обгорит. Для контроля зажимать руку не стал, и так досталось от веревок. Через пятнадцать минут он на самом деле проснулся, огляделся и снова никого не узрел, лег вверх животом и снова отключился.

А очнулся от громкого и пугливого возгласа:

— Стоять! Не двигаться!

Поспелов приподнял голову, прикрыл глаза ладонью от солнца — в пяти метрах от него с автоматом ППШ наизготовку стоял молодой парень с усиками.

— Стоять! — повторил он с угрозой.

— А я лежу, так что, встать? — спросил Поспелов.

— Лежать!

— Ну вот, — проворчал он. То стоять, то лежать…

— Ты что здесь делаешь? — спросил парень, отступив на пару шагов.

— Загораю! Видишь? Вон как живот покраснел.

— Тебя же в блиндаж посадили!

— Ну и что? Там же холодно, а тут солнышко…

— А почему ты по-русски разговариваешь?

— А по каковски мне говорить-то? — усмехнулся Поспелов.

— Ты же… этот, пришелец!

— Эх, братан! Если бы я был пришелец, то давно бы стал ушелец. А вот лежу тут и тебя дожидаюсь.

Парень удивленно хихикнул, дернул плечами.

— Ну дела… А меня послали развязать тебя.

— Да я уж сам развязался, — Георгий показал руки. — Пока вас дождешься…

— И еще велели камуфляж с тебя снять.

— Вот это не пролезет, братишка, камуфляж не отдам.

— А почему?

— Потому что это трофей. А я своих трофеев никому не отдаю, — заявил Поспелов и сел. — Так что ты своим друганам скажи, чтобы и автомат мой вернули. Он тоже трофейный, а значит отобрать никто не имеет права.

— Слушай, а ты кто такой? — вдруг спохватился молодой партизан. Крутой, что ли?

— Да нет, не крутой. Я фермер из Горячего Урочища. Слыхал?

— Фермер? Ничего себе фермер…

— Давай так, брат, — перебил его Георгий. — Ты веди меня к своему пахану, а мы с ним потолкуем. Ты еще человек молодой, много чего не понимаешь. С тобой базара нет.

— Во блин! — изумился парень. — Веди его… Мне велели только развязать и снять… Ладно, я Азарию скажу.

— Иди и скажи!

— Только ты лезь в блиндаж.

— Ну уж нет, холодно там. Да и темно.

— Как же… Мне что, так тебя здесь и оставить? — окончательно растерялся партизан.

— Да не бойся. Я же не удрал, сидел и ждал. А лучше все-таки отведи. Что мы время теряем?

— Азарий башку оторвет… Ладно, идем.

Пошли лесом вокруг сопки, но не по тропинке, видимо, тоже протоптанной немцами, а стороной — конвоир объяснил: это чтобы следов не оставлять. Партизанская база оказалась умело замаскированной со всех сторон, в том числе и с воздуха. За добрую сотню метров Поспелов получил приказ ступать только по камням, торчащим из мха, и, вероятно, специально уложенным, чтобы не оставлять следов. Потом конвоир остановился и, наклонившись, выцарапал из-под валуна веревочную петлю и неожиданно легко поднял приличный пласт земли вместе с молодыми елочками, камнями и мхом.

— Иди вперед, — скомандовал он.

Георгий ступил под эту крышку, как под навес, нащупал ногой ступени вниз и через пять шагов уткнулся руками в стену. Парень чуть отстранил его и потянул на себя тяжелую стальную дверь, напоминающую времена бронепоездов. Помещение, в котором оказался Поспелов, было странной пятиугольной конфигурации и напоминало железобетонный склеп. Он не сразу сообразил, что это — дот и что свет, попадающий с трех сторон, не что иное, как открытые амбразуры. Контражурный и довольно яркий свет не позволил сразу рассмотреть лица, а только вдруг напрягшиеся фигуры, движение рук, рванувшихся к оружию. Всего было пятеро: четверо бодрствовали и один спал…

— Здорово, братва, — сказал Георгий. — Недурно устроились, хорошая дачка.

Повисла какая-то странная, выжидательная или оценивающая пауза. Мужики держали в руках автоматы, а один, самый здоровый, подпирающий головой низкий потолок, отчего-то стоял с топором.

— Пришлось привести, Азарий, — виновато доложил конвоир. — Он из космического корабля вылез. И развязался…

— Как — вылез? — спросил этот громила с топором.

— Не знаю… Прихожу, а он лежит и загорает возле дыры.

— Может, присесть-то пригласите? — напомнил о себе Поспелов и сам сел на патронный ящик.

— Он не пришелец, — добавил конвоир. — Он русский.