Чтение 31–й страницы книги ~Хранитель силы~

Мавр махнул залпом полный стакан вина, довольно крякнул и поиграл
пальцами.

- Когда Сыромятнов-то умер?

- Сегодня ночью.

- И ты уже в Крыму? Сидишь в моем саду и пьешь вино?

- Да, я посчитал, что...

- Что я следующий? - он усмехнулся добродушно. - И полетел предупредить
меня?.. Неплохая версия. А теперь, парень, как на духу. Кто послал?

- Я приехал самостоятельно. Никто не знает, что я здесь.

- Конечно, на самолете?

- На чем же еще...

- Не проходит, - Пронский озабоченно вздохнул. - Из Москвы в Симферополь
билетов нет на ближайшие две недели. Сейчас только звонил... Тебе что,
зайцем удалось проскочить? Знакомая кассирша? Командир экипажа? Тогда бронь
ФСБ или кремлевской администрации.

- Дал взятку, - рассказывать, как у него оказался билет, Андрей не мог,
чувствуя внутренний запрет.

Мавр, естественно, не поверил, и не то чтобы в угол загнал, но вроде бы
на лжи поймал, однако добивать не стал - отступил.

- Не принимай близко к сердцу, ерунда... Ты мне лучше скажи, если человек
самостоятельный и разумный... Статьи вон пишешь в газетах! Роешься в
психологии времени, проводишь интересные параллели относительно судьбы и
личности. И везде у тебя звучит слово рок - ты сам-то заметил? Просто
фаталист!.. И вдруг не врубаешься в вещи простейшие. Сыромятнов и этот
старик из Коминтерна погибли после встречи с тобой. Так?

- Получается так, - согласился Андрей. - Хотя с Кацнельсоном я
встретиться не успел, а только получил информацию. Хотите сказать, я
каким-то образом причастен...

- Хочу сказать, ты и ко мне смерть привел. Не чувствуешь, она крадется за
тобой? А ты наводишь ее на людей. Или мистика?.. - и опять отпустил, не
заставил оправдываться. - Но это хорошо, что приехал, знаю, чего ждать... Ты
пей вино! Это урожай прошлого года, смотри, какой цвет! Я один фокус знаю,
ни в одной бочке чернил нет, - он подал стакан. - Пей. А хочешь коньяка?
Семнадцать лет выдержки, называется "Мавр". Ты же слышал, как меня здесь
зовут? "Наполеон" - самогонка против него.

Ему не важно было желание гостя, встал и ушел, и не было его теперь минут
десять. Хортов потихоньку тянул вино, на самом деле отличного вкуса и с
несравнимым, южным запахом солнца, и гадал, с чем на сей раз вернется
Пронский.

Он принес черную, шершавую от ракушек и наверняка поднятую со дна моря
бутылку с горлышком, залитым свежим сургучом, откупорил на глазах с помощью
ножа и разлил коньяк в два серебряных стаканчика.

- Давай за знакомство, журналист. Коль сумел меня найти - будь гостем.
Меня редко кто наведывает вот так...

Коньяк прокатился до желудка и оставил горячий, приятный след. Пронский
не смаковал - опрокинул стаканчик и облизнулся.

- Весь смысл вин - в послевкусии. Ты должен чувствовать внутреннее
содержание коньяка, когда его выпил. Как хорошую книгу - прочитал, а потом
ходишь и думаешь. И приятно...

- Я чувствую, - сказал Хортов, проникаясь его умиротворением.

- Ничего ты не чувствуешь, - хмыкнул тот. - Подводит тебя внутренний
голос. Или глухой, не слышишь его... Куда же ты лезешь, парень? Не меня -
тебя сомнут, в куски порвут и кровь вылакают. Ты хоть понял, с чем
связался?

- Объясните - пойму.

- Не прикидывайся овечкой. Разинули рот - свобода слова, гласность...
Есть на свете вещи, о которых не только писать, думать нельзя, поскольку
мысль материальна. Чем сильнее человек, тем мощнее голос его мысли. Это как
табачный дым: в одной комнате покурил - по всему дому слышно... Сколько
нездоровых интересов возбудил своей статьей, подумал? Нет, и в голову не
пришло. - Между тем Пронский налил коньяку и теперь грел его в руке. - Если
даже Сыромятное на тебя вышел. Монах, думающий о Боге!.. И погиб мгновенно.
Следующая очередь не моя - твоя.

- Угрозы по телефону были, - вспомнил Хортов. - Голос такой рычащий,
низкий баритон, как у вас.

- Значит, уже приговорили, - спокойно заявил Мавр и поднял стаканчик. -
За твое здоровье, гость!

- Кто же приговорил?

Он вылил коньяк в рот, пошевелил языком, медленно проглотил и то ли паузу
потянул, не желая отвечать, то ли наслаждался послевкусием. Смуглое,
кофейное лицо его не выдавало никаких чувств и мыслей - он был как эта
старая, непрозрачная бутылка, в которой нельзя было рассмотреть содержимого.
А шрам на щеке напоминал отклеившийся край маски...

И на прямые вопросы он не отвечал.

- Ты что, писать об этом собрался? Так сказать, продолжение следует?

- Пока не знаю, - усмехнулся Андрей, разглядывая бутылку. - Тем более,
если меня приговорили...

- Не смейся, парень, - оборвал Пронский и поежился: солнце опустилось в
тучу над морским горизонтом, но от красного, огненного разлива на воде
потянуло холодом. - Как ты там написал? Операции, проводимые особым отделом
Коминтерна, и его идейное наполнение имели настолько мощное притяжение, что
человек, попавший в лоно этой организации, готов был изменить судьбу - имя,
фамилию, национальную принадлежность. Это была религия, требующая для себя
безраздельной власти над человеком... Так примерно, да? А ведь правильно
написал, но не осознанно. Чужая для тебя эта мысль, не проникся ты ей,
сказал, а не узрел внутренней опасности. Иначе бы не стал показывать дорогу
ко мне. Ты законченный атеист, и не понимаешь, что такое религия. Тем более,
сектантского толка, с черными мессами и жертвоприношениями. Нельзя смотреть
в глаза Вию. Ты любишь сказки? Пронский выпил коньяка в одиночку, поднялся
из-за столика, повернулся спиной и стал есть айву, срывая с ветки.

- По плодам узнается дерево... Ну, рассказывать? Или уйдешь? С билетами
отсюда тоже напряженка, но у тебя бронь...

Хортов был сбит с толку и тоном, и внезапным предложением; понял лишь
одно - начинается какой-то новый поворот в отношениях.

- Сказки я люблю, - сказал он.

- Значит, должен знать принцип: чем дальше, тем страшнее. А еще на ночь
глядя...

Он что-то решал для себя, делал выбор и потому отвернулся, чтобы не было
видно лица.

- Не так страшен черт, - сказал Андрей. - Где наша не пропадала.

- Это что у тебя на руке? - вдруг спросил

Пронский.

Хортов только сейчас вспомнил о браслете: как-то незаметно он перестал
давить, кровообращение наладилось и, пожалуй, можно было снять его.

- Подарок любимой женщины, - уже привычно отмахнулся он.

- Семья есть?

- Только жена, да и то формальная.

С моря подул ветер, ровный и с нарастающим гулом, словно набирающий
обороты пылесос. По воде побежала короткая и мелкая, с пенным гребешком
волна.

- Шторма не будет, - предупредил Пронский и вернулся на место. - Через
два часа все стихнет. А вот в прошлый раз дельфина выбросило, мертвого. Тут
недалеко ресторан сети ставит, к ним попал и задохнулся. Выкинули, чтоб
штрафа не платить.

Он явно уходил от разговора, вероятно, решил не рассказывать на ночь
страшные сказки. А хотелось...

- Значит, Коминтерн был религиозной организацией? - уточнил Андрей, чтобы
вернуться к теме.

Пронский поднял глаза, и выражение их было точно такое же, когда он
спрашивал - куда ты лезешь?..

- Что тебе еще непонятно? - теперь спросил он. - Говори сразу.

- История с Веймарскими акциями. Из-за них же весь сыр-бор?.. Неужели
одна публикация подняла такую волну? Ведь о них никто никогда не слышал, и
был полный штиль...

- Да не было никогда штиля, - нетерпеливо перебил Пронский. - Война
началась, как только их выпустили. И еще не закончилась, ушла в глубину, как
пожар на болоте. А ты по глупости сделал продых, вот и вышло наружу. Сначала
агенты Коминтерна тихо травили и резали владельцев акций по всему миру.
Акции не куча денег и не капитал, который можно пустить в оборот. Веймарская
республика совершила непоправимую историческую ошибку, создала
беспрецедентный инструмент власти, который мгновенно уплыл из рук самой
Германии. И на этой почве возник национал-социализм. Гитлер отлично понимал,
чем его могут шантажировать и какие кризисы грозят немцам. Он вынужден был
тихо травить и резать агентов Коминтерна и владельцев, кто не отдавал
добровольно. Отсюда и родилась у него ненависть к одному малому народу...

Солнце село, и сразу же начало стремительно темнеть, ветер потеплел и
ослаб.

- И в чьих же руках сейчас находится этот инструмент? - осторожно спросил
Андрей, совершенно не полагаясь на правдивый ответ.

- В моих, - не задумываясь, признался этот странный человек, наливая
коньяк. - В настоящее время я единственный и полноправный распорядитель
специальных финансовых средств, к которым относятся Веймарские ценные
бумаги. Наше здоровье!

Хортов выпил машинально и не почувствовал ни вкуса, ни послевкусия. А
Пронский опять вылил в рот содержимое стаканчика, посмаковал и сплюнул за
парапет беседки.

- Важен не результат - процесс! - объяснил. - Ты тоже сильно не
увлекайся, коварная штука, скажу я тебе. Пока пьешь - ничего, и голова
светлая, а потом внезапно приходит опьянение. Правда, приятное, бравурное, и
мир видится сияющим... Надеюсь, тебе и без коньяка сегодня хорошо? Не ожидал