девяносто километров на машине казались не расстоянием, если подкрадывалась
и тихо сосала сердце тоска. Появилась еще дорога, окружная, много длиннее -
до моста через Маегу по шоссе, а там по реке, протокам и озерам. Это когда
на границе заповедника, у Летнего озера, Овидий Сергеевич Закомарный купил
бывший санаторий для генералов Дворянское Гнездо и проложил восемь
километров отличной гравийки до асфальта. Еще до войны сюда приезжали
красные командиры пострелять лебедей, но скоро тут сделали заповедник, охоту
запретили, и старая княжеская усадьба превратилась в дом отдыха, куда
военные любили наведываться с семьями в отпуск. До революции усадьба
принадлежала князьям Захарьиным, но никто из этого рода никогда в молодости
не жил здесь; в основном приезжали сюда доживать остатки своих дней, так что
вечными обитателями старинного, начала прошлого века трехэтажного особняка
всегда были пожилые люди - опытные, умудренные и по причине отставки
тоскующие. И от тоски придумывали себе занятия: кто-то строил теплицы и
выращивал ананасы, выводил особые, северные сорта яблок - благо здешние
места отличались славным микроклиматом, кто-то сочинял музыку, занимался
астрономией, просвещением или, напротив, воспитанием крестьян, истребляя
бесшабашность и лень. Словом, стремились продлить себе жизнь, и многим это
удавалось. У одного отставного генерала Захарьина родился сын - известный в
середине прошлого века композитор, у бывшего тайного советника - знаменитый
садовод-агроном; отметились в истории Захарьин-живописец, Захарьин-геолог и
еще архитектор, по проекту которого в Петербурге выстроили здания,
украшающие Невский проспект. Самое удивительное, никто из них не умирал
моложе восьмидесяти лет, и, судя по захоронениям в фамильном склепе,
поблизости от усадьбы возле разрушенной сейчас церкви, трое князей
перевалили за сотню. Как-то Ярослав забрался в склеп - это было, когда
Дворянское Гнездо год стояло бесхозным, - и установил любопытную
закономерность: с каждой сменой поколений княжеского рода в этом доме жизнь
престарелых обитателей увеличивалась в среднем на пять-семь лет. Словно
каждый приезжающий сюда доживать тем самым как бы продлял жизнь своим
потомкам. И по расчетам выходило, не случись революции, Захарьины жили бы
сейчас уже лет по двести. А те из рода, кто оставался на старости лет в
столице, едва доживали до сорока - пятидесяти...
местности. Это был глубинный разлом земной коры, вытянутый на северо-запад,
и если кругом возвышались невысокие холмы, занятые полями и островами
смешанного леса, то здесь образовался горно-таежный ландшафт, что-то вроде
швейцарского, с сосновыми борами, глубокими и чистейшими озерами,
соединенными наземными и подземными протоками. Еще Захарьин-геолог
утверждал, что разлом этот произошел во времена Палеозоя, и теперь рана
никак не зарастала. Будто бы здесь состыковывались две гигантские гранитные
плиты, недаром старики говорили, что тут бывают слабые землетрясения:
посуда, например, ни с того ни с сего зазвенит в шкафу или скот начинает
волноваться. Словом, этого места боялись во все времена, и поселиться здесь
отважились лишь старообрядцы после никонианского раскола.
подразумевая под этим и раскол земной коры. Тот же князь-геолог обнаружил
наличие множества полезных ископаемых, чуть ли не вся таблица Менделеева
уместилась на относительно небольшом пространстве. Потом, уже при советской
власти, тут работали экспедиции, однако промышленного содержания
полиметаллов так и не нашли.
благодатный край, и всю историю Руси отсюда поставляли царскому двору эту
царскую птицу и пух для перин и одеял. А княгиня Ольга, по преданиям,
закрепила за собой эти охотничьи угодья и раз в год приезжала на соколиную
ловлю.
было так тихо и спокойно в Скиту, что можно месяц прожить и ни одного
человека не увидеть. Разве что собственных егерей, приходивших на базу за
справкой об отработанных на охране и биотехнике часов. Еще реже забредали
сюда жители Усть-Маеги - из-за расстояния. Бывало теперь, залетали матерые
браконьеры, чтобы отстрелять по заказу "новых русских", поклонников
национальной кухни, пару лебедей, но этих "гасили" еще на подъездах:
останавливали на дороге, ставили под стволы карабинов и вытряхивали оружие и
орудия добычи, после чего вызывали милицию. И совсем уж редко лезли в
заповедник любители водного слалома, чтобы весной прокатиться по бурным
протокам, соединяющим цепь озер. Этим резали лодки или байдарки, давали
пинков и отправляли назад, поскольку в весеннюю пору соблюдался полный покой
- лебедицы сидели на гнездах.
никогда не увидишь, а только следы, и то оставленные случайно: оброненная
пустая пачка от сигарет, обертка от жвачки, окурок или пластмассовая
канистра, забытая или спрятанная в кустах. И если таких следов не
находилось, Ярослав все равно чувствовал, что в его отсутствие возле дома
побывали чужие - неуловимый дух оставался в воздухе. Егеря клялись и
божились, что никого не пропускали и никто не проникал на территорию,
однако, подолгу не получая зарплаты, отчего-то часто стали ходить навеселе и
курить дорогие сигареты. Особый интерес пришлые люди проявляли к самому
Скиту, рыская вокруг него и всегда в тот момент, когда Ярослав уходил, к
примеру, на Ледяное озеро - самую дальнюю точку заповедника. Будто следили
за ним!
заповеднику: лебедей не трогали, яиц из гнезд не доставали, не стреляли
горных козлов и кабанов, которые тут расплодились и благоденствовали, и
вообще не пакостили. Свой терем Ярослав никогда не запирал на замок, а по
обычаю приставлял метлу к двери. Никто ни разу не пытался проникнуть в дом -
специальные метки ставил. Потом наконец он заметил, что неуловимые
нарушители из Дворянского Гнезда брали воду из молочной цистерны,
установленной на стальной треноге для поливки огорода.
которой иногда лежал до августа и медленно таял. Раньше вода струилась под
крупными глыбами и не достигала подножия - исчезала в какой-то невидимой
трещине, ручеек в буквальном смысле проваливался сквозь землю. Ярослав от
нужды взялся огородничать, раскопал залежалые старообрядческие земли у
южного склона и засадил картошкой и овощами, но столкнулся с проблемой
полива. Первый год таскал воду ведрами с озера - одна ходка полкилометра, не
наносишься, особенно в жаркое лето, возможно, потому ничего не выросло.
Тогда он и сделал водовод с горы, от отрытого среди камней колодца,
перехватив ток ручейка, прежде чем он нырнет под землю. Вода по желобам и
трубам самотеком попадала в цистерну, где нагревалась на солнце, и потом
хоть в душе купайся, хоть поливай. И тут с землей что-то произошло:
удобренная прежними жителями, но бедная и каменистая, она стала приносить
невиданные урожаи, так что картошку, морковку и свеклу пришлось развозить по
кормушкам для козлов и кабанов или вываливать на снег неподалеку от дома.
Дикие звери на глазах превратились в домашних и с раннего утра атаковали
крыльцо. Траву вокруг терема выбили до земли, и стало грязно, как у скотного
двора.
оставленным под башней, он прочитал, что пришедших было трое и набрали они
две какие-то емкости, круглые отпечатки от которых были возле крана. И не
совсем плотно завернули кран - капало. Ходить по воду сюда за добрых
тридцать километров - лодочных моторов никогда не слыхал - полный маразм,
если даже тут очень чистая и вкусная вода.
ночью, пока он спал. Значит, осмелели и не выжидали время, когда хозяин
отсутствует. И тогда он сел в засаду, затаившись с карабином в руках на
своем огороде. Около трех ночи, когда уже светало, он не услышал, а сразу
увидел незваных гостей, которые бесшумно поднялись от озера по лестнице с
двумя молочными флягами, постояли, озираясь, после чего осторожно двинулись
к башне. Действовали быстро и привычно: один контролировал обстановку, двое
других набирали во фляги воду, натянув на сосок крана принесенный с собой
шланг, чтобы не слышалось журчания. В сумерках лиц было не разглядеть, но
ребята пришли молодые и здоровые. Ярослав выждал, когда они нальют воду, и
встал за изгородью.
воришки, застигнутые врасплох, - не бросили украденного.
воры хоть бы вздрогнули, хоть бы пригнулись - через секунду оказались на
лестнице и понеслись вниз по каменным ступеням. Однако где-то на середине не
вписались в поворот и потеряли одну флягу, которая покатилась по каменному
развалу и где-то застряла. Но со второй так и убежали!
вылил воду и принес к себе на крыльцо - ничего особенного, обычная и уже не
новая, типичного колхозного вида.
дома, слушал, но водоносы больше не появлялись. И уже совсем было
успокоился, думая, что все-таки напугал странных воров, если бы спустя еще
сутки среди ночи не услышал дробный топот горных козлов, скачущих с горы.
Кто-то чужой появился и спугнул, поскольку животные были почти ручными.
Ярослав выскочил на улицу и сразу же увидел три согнувшиеся под мешками
знакомые фигуры. Они спускались вниз от ледника по северному склону, скакали
по камням не хуже козлов, рискуя свернуть шею. В общем-то веской причины
догонять их не было - что можно украсть на пустой голой горе? - однако
Ярослава повлек инстинкт преследования. Он выстрелил и помчался наперерез
Ночные воры прибавили ходу, сбежали на каменистый уступ и, не задерживаясь,
ринулись вниз по развалу. И тут один все-таки споткнулся, опрокинулся и
исчез среди глыб. Двое других благополучно оторвались от погони - Ярослав
никогда бы не рискнул прыгать по скользким от росы камням - и пропали за
полосой густого ивняка по кромке озера. А он с карабином наизготовку