Тот, сначала не поняв, взял игрушку и, только рассмотрев ее внимательно,
вскинул голову.
послышались какие-то теплые нотки.
добавить чуточку импровизации Кемаль, - это была моя любимая игрушка.
племяннику.
правильное произношение. Значит, не забыл, это очень хорошо.
форсировать события.
меня в Америке? Намик хочет летом приехать ко мне, ты бы мог прилететь
вместе с ним.
повернулся, собираясь идти в дом, когда вдруг посмотрел на Кемаля и
попросил. - Отдай мне эту игрушку, Кемаль.
приедешь в Америку. Не беспокойся, с ней ничего не случится.
таким сентиментальным.
гуляли по бульвару Измира. Дядя много и долго расспрашивал Кемаля с его
взглядах на современную Америку, о его жизни в Болгарии, о матери, об учебе
в институте. Он обращал внимание на ошибки племянника, терпеливо поправляя
его, если тот сбивался и не совсем правильно говорил некоторые слова
по-английски. И всегда сохранял при этом обычно спокойный, деловой тон ничем
не высказывая своих эмоций. Словно сам Кемаль волновал его меньше всего.
его брата переехала в Болгарию, он остался в Америке, а между Болгарией, с
одной стороны, и Турцией с Америкой - с другой, опустился железный занавес и
не только поездки, но даже телефонные разговоры стали практически
невозможными. И потому Кемаль мог спокойно беседовать со своим "дядей", не
опасаясь проговориться или ошибиться в малозначительных деталях. Его
болгарская легенда была сработана на совесть.
огромное количество гостей. Старший брат сидел на банкете по-прежнему
холодный и несколько замкнутый. А потом братья уединились и о чем-то долго
говорили. Кемаль обратил внимание на глаза выходившего из комнаты старшего
брата Намика Аббаса. Они были красными и опухшими, словно тот плакал.
Стамбул, откуда он должен был лететь в Нью-Йорк с посадкой в Брюсселе, а
затем перелетать в свой Хьюстон. С Кемалем дядя попрощался, протянув ему
руку и холодно пожав ее, словно из было всех этих встреч и бесед. А вот
Намик Аббас, которому старший брат тоже протянул руку, внезапно не выдержал
и, обняв брата, снова прослезился, словно узнал некую тайну, так
взволновавшую его. Юсеф Аббас позволил брату обнять себя, но, по привычке
сохраняя спокойствие, лишь. кивнул младшему брату и поспешил к самолету.
Домой они возвращались вдвоем, на этот раз сам Кемаль сидел за рулем, а
обычно разговорчивый и веселый дядя всю дорогу тяжело молчал. И лишь когда
они подъехали к дому, сказал:
дяде в его делах в Америке.
говорил, что хотел бы, чтобы мы прилетели туда вместе.
Кемаль. Врачи считают, что ему осталось не так много жить. И он хочет, чтобы
ты прилетел в Америку.
полной мере вдруг осознавая степень подготовленности этой операции и ее
масштабы.
Глава 19
что она прилетит к нему через две недели в Нью-Йорк и остановится в одном из
небольших отелей, которые можно найти в городе, не привлекая внимания
остальных гостей. Правда Кемаль предлагал снять квартиру или встречаться у
него дома, но Сандра отказалась наотрез. Ей казалось постыдным заниматься
любовью на супружеской постели Кемаля, в его спальне, куда заходила Марта,
пусть даже и не спавшая на этой кровати. А снятые частные квартиры просто
вызывали у нее отвращение. Они хороши для девочек по вызову, гневно заявила
Сандра и они больше не обсуждали этой темы.
либо было согласиться с мнением Тома и проводить исключительно рискованную
операцию безо всяких шансов на успех, либо ждать, послав запрос по каналам
чрезвычайного сообщения в Канаду. Помощь в этом случае могла придти не
раньше чем через два-три месяца. раньше руководство ПГУ могло просто не
успеть. А за это время окопавшийся в КГБ "крот" мог принести много вреда.
Нужно было принимать меры, и как можно быстрее. Значит, придется соглашаться
на вариант Тома. Альтернативы они просто не имели.
срочно выйти на связь, он три дня обдумывал сложившуюся ситуацию, пока ему
не позвонил сам Том.
говорили на особом языке, понятном только им двоим.
коротко сообщил он.
кажется, что нужно что-то делать?
поступить в этой ситуации.
обсудить проблему.
в офисе.
парка, на восьмидесятой стрит, почти рядом со знаменитым на весь мир музеем
"Метрополитен Арт", известным многочисленными шедеврами, собранными в его
стенах. Музей располагался в южной части Центрального парка между
восьмидесятой и восемьдесят четвертой стрит и, кроме всех своих достоинств
внутри здания, выделялся и величественной архитектурой, вобравшей в себя
лучшие достижения американского зодчества конца девятнадцатого века. Здание
музея затем неоднократно перестраивалось, и стеклянная крыша над мощной
колоннадой "Метрополитена" должна была символизировать новые веяния в
архитектуре и создавала необходимый простор и большое пространство для
экспонатов музея. По предложению Кемаля они пошли в музей, где решили
спокойно поговорить.
славы. Входивший в число самых крупных музеев мира, он потерял право
называться только музеем даже такой великой и богатой страны, как
Соединенные Штаты. Подобно Лувру или Эрмитажу, он был достоянием всего
человечества. И в полной мере осознавая себя этим достоянием, он помогал
любому пришедшему сюда посетителю ощутить мощь и разум человеческой мысли,
помогал выстоять и победить столь тщедушному существу, как человек, казалось
обреченный с самого рождения на смерть и забвение, но попирающий века и
тысячелетия своим гением и трудом.
современного искусства. Лучшие полотна Рембрандта, Рафаэля, Босха, Брейгеля
казались несокрушимым гимном человеческим чувствам. Но больше всего Кемаль
любил творчество импрессионистов, столь блестяще представленное в музее. Он
поднимался на второй этаж, где были расположены залы с картинами
импрессионистов и снова и снова погружался в сладостный мир искусства.
Тулуз-Лотрек и Сезанн, Монэ и Гоген, Сера и Ренуар. Он мог любоваться их
мастерством вечно, такое наслаждение получал он от этого совершенства.
купили билеты и прицепили к лацканам пиджаков фирменные значки музея. Кемаль
хотел провести Тома, никогда не бывавшего здесь, в залы импрессионистов и
потому так нетерпеливо проходил остальные, не давая своему связному даже
оглядеться, хотя Том и не собирался задерживаться. Его мало волновали
картины. Его больше интересовал сегодняшний разговор с Кемалем. Он приехал в
Америку, уже имея солидный стаж работы и практику за рубежом. Он приобрел
опыт, но потерял способность радоваться увиденному и какую-то детскую
познавательность. За все в этой жизни следовало платить. Опытом люди часто
называют устоявшуюся привычку, а выход из детского возраста почему-то
нарекли переходным периодом. Может, все гении человечества счастливо
избежали этого переходного периода, получив уникальную возможность остаться
в своем детстве и осознавать мир с уникальной детской непосредственностью и
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Ларссон Стиг
Березин Федор
Суворов Виктор
Корнев Павел