я терпеть не могу делать бесполезную работу:
- Мне пора, Федор Кузьмич. На вокзале надо еще осмотреться и поговорить с
товарищами.
- Давай, - устало соглашается Кузьмич.
Он тоже, по-моему, не в восторге от положения дел.
Пока я добираюсь до вокзала, я не перестаю думать о том, что мы идем по
какому-то ложному пути. Все произошло иначе и проще. Случай... Его
превосходительство Случай вмешался в дело. Вот и все. И это может спутать
все карты, как известно. Конечно, Горбачев отменный прохвост и способен на
все. Но должно было что-то случиться...
Мне, однако, не удается продумать все до конца. Я приезжаю на вокзал.
Там я прежде всего разыскиваю комнату милиции, где меня уже ждут наши
ребята.
Один из них в форме. Он должен открыто зайти в вагон-ресторан,
осведомиться у Горбачева, все ли у него в порядке, и незаметно передать
официантке, что ее ждут в одной из комнат для транзитных пассажиров, где,
кстати, она и переночует, чтобы завтра уехать назад, в свой город.
Остальные сотрудники должны будут взять под наблюдение Горбачева и
убедиться, что он поедет ночевать домой. В случае, если он попытается
скрыться, им предстоит его задержать. Ну, а я лишь издали буду наблюдать
за вагоном-рестораном, постараюсь увидеть Горбачева - это поможет мне в
завтрашнем разговоре с ним, - увидеть официантку, и это упростит нашу
встречу, да и вообще я понаблюдаю за всем, что будет происходить вокруг
вагона-ресторана за время его стоянки у перрона. Мало ли какие встречи
произойдут у Горбачева и какие люди неожиданно появятся здесь.
Некоторое время я прохаживаюсь по людным и шумным, несмотря на поздний
час, залам ожидания, мимо закрытых киосков и высокой буфетной стойки,
возле которой, напротив, жизнь бьет ключом и сгрудилась изрядная очередь.
Я бреду между длинными, массивными скамьями, где сидят и лежат люди и где
очень много детей. Кто-то здесь спит, другие читают, закусывают, играют в
карты или домино, беседуют. Детишки или спят, или капризничают, им тяжко
проводить так ночь, я их очень хорошо понимаю. Мне самому тяжко. Тьфу!
Глупость какая в голову лезет.
Но вот глухой скрипучий голос диктора, еле перекрывая шум в зале, сообщает
о подходе нужного мне поезда.
Я застегиваю пальто, поглубже нахлобучиваю шапку и выхожу на перрон.
Холодно, сыро. Ветер остервенело задувает со всех сторон, от него нет
спасения. Люди пятятся спиной к нему, прячутся за выступы стен, за
уснувшие ларьки и киоски. Гремят пустыми тележками носильщики в белых
фартуках, рассыпаясь вдоль перрона и по пути сердито окликая зазевавшихся
людей.
Я уже знаю, где приблизительно должен остановиться вагон-ресторан, и иду к
тому месту, лавируя среди встречающих и обходя тележки носильщиков.
Встречающих, кстати, удивительно много. Я даже не ожидал, что в такой
поздний час и в такую чертову погоду их будет так много. А впрочем,
возможно, именно поэтому прибыло такое количество встречающих. У многих я
вижу в руках теплые пальто, ведь поезд-то из Средней Азии. Это хорошо, что
на перроне так много людей, тем незаметнее будем здесь я и мои товарищи.
Добравшись до нужного места, я нахожу небольшой выступ в стене вокзального
здания, который хоть отчасти может спасти меня от свирепых порывов ветра,
и прячусь за него. Кстати, отсюда, оказывается, удобно наблюдать и за
людьми на перроне. Он и вообще-то хорошо освещен, а одна из ламп висит
прямо над тем местом, которое меня интересует. Мне все отлично видно.
И вот через некоторое время мне начинает казаться, что вовсе не я один
ожидаю прибытия вагона-ресторана. Не поезда вообще, а именно
вагона-ресторана. Ожидающие его люди - двое мужчин и три или четыре
женщины - тихо и беспокойно переговариваются между собой, стараясь,
однако, делать это незаметно для окружающих и притворяясь, что не знают
друг друга. В руках у женщин большие кожаные сумки на "молниях", а у
одного из мужчин даже объемистый чемодан.
Физиономии и повадки этих людей мне не нравятся. Кажется, первые сообщения
с пути следования поезда подтверждаются: Горбачев, очевидно, участвует в
каких-то спекулятивных махинациях. Если так, то его можно задержать
немедленно, с поличным, то есть с "товаром", который он этим людям,
очевидно, везет, а заодно и самих этих спекулянтов. И тогда Горбачеву
будет некуда деться. Это не только облегчит задачу товарищам, которые
будут вести следствие по его делу, но и поможет нам, ибо отвлечет внимание
Горбачева, притупит его настороженность и все опасения в отношении вещей
Веры Топилиной, если, повторяю, они вообще у него имеются. Что же делать?
Взять Горбачева немедленно, тут же? Но что на это скажет Кузьмич? Ведь я
нарушу его приказ. А у меня, к сожалению, и так уже испорчены с ним
отношения.
Но сейчас ситуация сложилась иначе, совсем иначе, чем мы с Кузьмичем
предполагали. В руки идут прямые доказательства, изобличающие Горбачева в
преступлении. Что же касается нашего дела, то главное, что заботило здесь
Кузьмича - элемент внезапности, - остается, ибо арестованный Горбачев
будет ждать завтра от меня совсем не те вопросы, которые я ему задам.
Пока эти мысли проносятся у меня в голове, я не спускаю глаз с людей,
которые вызвали мое подозрение. И подозрение это все больше крепнет.
В это время вдали, из темноты, уже доносится нарастающий гул
приближающегося состава, слышатся свистки электровоза. Суета на перроне
усиливается, людей становится еще больше. Все напряженно смотрят в одну
сторону, откуда вот-вот должны возникнуть огни прибывающего поезда.
Так брать Горбачева или не брать? А вдруг я ошибаюсь, вдруг не удастся
взять его с поличным? Тогда придется отпустить да еще извиниться. И
лучшего для него сигнала об опасности трудно придумать. И большего провала
операции тоже. Вот уж когда элемент внезапности исчезнет начисто. И
Кузьмич спросит с меня "на всю катушку". Что же делать? К тому же никого
из товарищей я не вижу, зрительная связь нарушена, мы не ожидали такого
количества людей на перроне. А я один не смогу задержать всю группу.
- Вон он!.. Вон!.. Идет!.. - восклицает какая-то женщина недалеко от меня.
- Видите?! Видите?!
- Да!.. Идет!.. Идет!.. - подхватывают другие голоса.
В самом деле, из темноты вырываются сначала яркие снопы света, а затем
надвигается грохочущая темная масса электровоза. Вслед за ним мимо нас
проплывают ярко освещенные окна вагонов. К ним прильнули взволнованные,
улыбающиеся лица. Пассажиры что-то кричат за стеклом, машут кому-то руками.
Один за другим проплывают мимо меня вагоны. И вот еще издали я вижу,
точнее, угадываю по темным окнам приближающийся вагон-ресторан.
Все медленнее, медленнее плывут вагоны. Ресторан уже совсем недалеко. Еще
ближе, еще... Слышится легкий лязг. Поезд останавливается.
Проводники вагонов распахивают тяжелые двери, освобождают металлические
лесенки и первыми спускаются на перрон. У каждого вагона внизу уже
толпятся встречающие, слышатся радостные и возбужденные возгласы, смех,
кто-то кого-то обнимает, вырывает из рук багаж.
Я вижу, как дверь вагона-ресторана тоже открывается и по ступенькам
спускается высокий дородный мужчина в меховых сапогах, в которые вправлены
брюки, в красивой меховой безрукавке поверх пиджака и в пушистой
шапке-ушанке. Улыбаясь, он здоровается с одним из подошедших. В это время
за его спиной в вагон шмыгают две или три женщины. Через минуту они
появляются снова, у них в руках тяжелые свертки и сумки. Мужчина в
безрукавке и шапке всего этого как будто не замечает. Сумки и свертки тут
же принимают из вагона оставшиеся на перроне женщины и мужчина. Рядом уже
появляется носильщик со своей тележкой.
Ну, нет! Этого уже я не допущу. Будь что будет, но я нарушу приказ. За
Горбачевым следят мои товарищи. Если я к нему подойду, они поймут, в чем
дело, и помогут задержать всю группу. Этих жуликов нельзя упустить. А то,
что они жулики, можно дать голову на отсечение.
Я делаю порывистое движение...
Но вдруг происходит что-то непредвиденное. Я вижу, как к вагону-ресторану
сразу с нескольких сторон подходит группа людей. В ту же минуту человек,
который только что взял сверток у женщины с площадки вагона, бросает его и
пытается бежать, какая-то из женщин пронзительно визжит и тоже пробует
скрыться, а другая бьет сумкой кого-то из удерживающих ее людей, потом
падает на перрон и начинает отбиваться ногами. Сцена безобразная, но
женщину быстро подхватывают и уводят, остальные не сопротивляются. Вместе
с другими уводят и негодующего красного Горбачева.
Вот так история! Я не знаю людей, проведших эту операцию. Я только не
сомневаюсь, что это работники милиции и, скорее всего, их привела сюда на
перрон, к поезду, группа спекулянтов, за которой они следили. Тогда они
шли с другого конца цепочки, и Горбачев им не был известен.
В этот момент появляются двое наших работников в форме и берут под охрану
вагон-ресторан. Один из них мне знаком, это он по нашему плану должен был
зайти открыто в вагон-ресторан.
Я подхожу к нему и он мне шепчет:
- Товарищи появились в последний момент. Мы решили, что вашим планам они
не помешают.
- Будем надеяться, - не слишком уверенно отвечаю я и добавляю: - Зайдите и
предупредите официантку, я ее буду ждать где договорились.
Молодой лейтенант ловко вспрыгивает на площадку вагона и исчезает за
дверью.
Я спрашиваю второго сотрудника:
- Откуда товарищи, которые провели операцию?
Он называет мне номер городского отделения милиции и даже фамилию и
должность старшего группы.
Теперь все ясно.
Спустя несколько минут в комнату, где я нахожусь, заглядывает невысокая
полная девушка и настороженно спрашивает:
- Можно?