отвел женщину в сторону, за ним вышел Петр.
ежилась от холода, закрывая полами одежды своего ребенка.
зачем я тебе? Кто я, по-твоему?
женщин от бесплодия и воскрешаешь мертвых. Так? Это люди говорят... - В голосе
женщины сквозило сомнение.
разные концы Галилеи разнеслась весть об Иешуа-волшебнике, Иешуа-враче,
Иешуа-еще-Бог-знает-ком. Да и обещание свое Рувим из Ципора, как и ожидалось,
не сдержал: разболтал всем, кому смог, о чудесном исцелении сына. Мухой
разболтал!
значит, доктор!
внимательно изучил. Дитя глядело на собственную конечность, как на отвлеченную
вещь, - пустым, ничего не выражающим взором.
смотрел пристально, серьезно. - Я сам вылечу ей руки.
собирался вмешиваться в "чудотворение" Иешуа: дал обещание - изволь сдерживать,
тем более что походная аптечка полевого агента Службы Времени была бы здесь
бессильна. Ребенок родился с атрофированными руками - операция помогла бы, а
так...
женщина, ты веришь в меня?
"веришь, не веришь"? Если лечишь людей и они выздоравливают, то чему здесь
можно не верить?
простой вопрос, и мне важно знать правдивый ответ. Веришь ли. ты, что я помогу
твоему сыну?
ветер срывал с ее головы платок.
настоящий шторм, низкие тучи, невидные в темноте, скрывали луну и звезды.
Истерично кричали птицы, чутко реагирующие на изменения погоды. Иешуа выглядел
если не грозно, то весьма величественно - высокий мужчина в светлых одеждах, с
длинными развевающимися волосами, одухотворенным лицом, стоял ровно, незыблемо
- неподвластный набирающей силу буре.
будущего.
приятелей, интересовавшихся, куда подевался их дорогой гость. Увидев Иешуа, они
оперлись о косяки двери, вглядываясь в ветреную темень, с пьяным любопытством
ожидая, что же будет дальше.
ветер, спросил:
выстрел, указующим жестом невольно заставил их отпрянуть.
Верите, что маленький Навот, возмужав и окрепнув, будет выходить с вами в море
и тащить сети с рыбой? Верите, что он станет первым в Кфар-Нахуме силачом? Вы
верите в то, что я сделаю его таким?
но рыбаки все слышали. Они были ошарашены картиной медленно приближающегося к
ним явно одержимого бесом человека, которого они всегда знали как
добропорядочного плотника из Назарета. Теперь он смотрел на них, как смотрел бы
сам Бог. Эмоциональное воздействие усиливалось вытянутой впе- , ред рукой, с
перстом, указывающим на них, плюс бурей, штормом, гоном облаков по черному
небу... И впрямь - кино.
взгляд от Иешуа, переглянулись, пожали плечами, перекинулись парой коротких
фраз, утонувших в шуме ветра. Самый рослый из них - Яаков, чуть подавшись
вперед, прокричал:
Воистину верят!
Навоту, которого по-прежнему крепко держала мать, встал перед ним на колени,
обхватил руками его голову. Держал так, будто хотел ее сдавить с двух сторон,
как дыню. Мальчик смотрел на Иешуа испуганно, по щекам текли безмолвные слезы,
тотчас мешавшиеся с каплями дождя, но вырваться он и не пытался. Отпустив
мальчика, Иешуа, не вставая, оглянулся по сторонам, увидел, что под ногой у
женщины застрял лист, обыкновенный лист, сорванный шальной стихией с какого-то
дерева и теперь лежавший придавленным кожаной подошвой простой крестьянской
сандалии. Иешуа осторожно взял его, расправил, положил перед Навотом на землю.
страннику из первого - пришлось зримо, напоказ поражаться абсолютно ненаучному
чуду, как какому-нибудь... ну, как, скажем, рыбакам из Капернаума, которые
прямо рты поразевали.
просто лежал, будто и не выл кругом ураганной силы ветер, носящий вихрем по
побережью Генисаретского озера тысячи его собратьев, таких же оторванных от
родного дерева листьев.
телекинез наоборот - не двигать мыслью, но мешать движению, однако до сих пор
Иешуа почему-то не стремился проявлять телекинетические способности. Разве что
давно, еще ребенком...
лежал у ног мальчика.
вспомнилась сцена почти двадцатилетней давности в иерусалимском доме -
маленький Иешуа тоже проходил через это: дядя-паранорм, рука на затылке,
прыгающая чашка. Это и в самом деле несложно.
ветер с готовностью подхватил его лохмотья и принялся играть с ними. А лист
спокойно ждал. Нерешительным жестом Навот потянулся к маленькому зеленому пятну
на сером, мокром песке. В бывших безжизненными еще минуту назад пальцах вдруг
возникло движение - неровное, ломаное. Рука ребенка, подрагивая, приблизилась к
листку и медленно, очень осторожно подняла его с земли. Мальчик держал лист
аккуратно, почти нежно, словно боясь повредить хрупкую паутину жилок, но ветер
не вырывал его из слабых пока пальцев Навота, хотя так должно было случиться,
не будь...
только что он стал свидетелем настоящего чуда. Свидетелем не опосредованным,
как в Кане, на свадьбе, а непосредственным, стоящим рядом... Непросто же
признаться себе в том, что это чудо... Но как?.. В голове человека из насквозь
материального времени, где электроника и химия творят то, что житель даже
двадцатого, а не только первого века точно назвал бы чудом, не укладывалось:
никаких приборов, никакой техники - просто чудо. Мальчик с парализованными
руками поднял с земли лист, не улетевший под ураганным ветром.
знает?..
Из времени, где нет места вере, где слово "верю" всегда подразумевает понятие
"знаю". Верю, что получится, потому что знаю - как... А здесь - Петр ничего не
знал и не понимал. С его огромной колокольни знаний было предельно ясно;
никакими паранормальными способностями, будь они трижды, четырежды мощнее
способностей Петра, нельзя за пару минут вылечить от рождения парализованного
ребенка. Лист удержать под ветром - это просто. Но для Иешуа, не лишенного
чувства театральности, лист - атрибут действа. А само действо...
глазах и мольбами на устах. Иными словами, слава - это не то, когда тебя все
знают, а то, когда ты всем нужен.
"слава", "чудо", чаще, чем, наверное, за всю свою довольно длинную уже жизнь.
Да оно и понятно: работа Мастера, хоть и является самым необычным занятием,
которое когда-либо приходилось изобретать человеческому разуму (шутка ли -
править историю, как кузов помятого автомобиля!), все же традиционно требует в
ходе исполнения конкретных задач принимать конкретные решения и совершать
Адамов Григорий
Шилова Юлия
Маккарти Кормак
Ильин Андрей
Гюго Виктор
Перумов Ник