тоже остановились. Солдаты нестройно приветствовали командира.
было. Предстоял серьезный предоперационный инструктаж.
Ломани. Мы были там три месяца назад, в конце прошлого года.
нелестное о жителях деревушки и тут же осекся: Ван-Хирн не любил, когда
его перебивали.
А сейчас запомните: в этой деревушке скрываются трое белых - два француза
и английский священник. Все трое - участники Сопротивления. Один из
французов, Гастон Минье, что-то вроде комиссара у чернокожих. Всех троих
надо взять живыми - это приказ. Два взвода под командой Розетти и Пелетье
оцепят деревню, а я с группой Жюстена пойду наперехват. По сигналу "три
выстрела" Розетти и Пелетье сжимают кольцо. Приказ жителей не касается, с
ними не церемоньтесь. Вопросы есть?
делать с лачугами?
Ван-Хирна. На зубах у него хрустела дорожная пыль, и лицо обжигал горячий
ветер саванны. "Когда же все это происходит? - мысленно подсчитывал
Смайли. - Чомбе. Наемники. Катанга. В шестьдесят первом или в шестьдесят
втором? Кажется, в шестьдесят втором. Впрочем, какая разница?" Ван-Хирн
просто об этом не думал, а все, что он думал, Смайли читал, как в книге.
Бессвязные ассоциации с вчерашней выпивкой, надоевшая до смерти саванна,
скука, равнодушие к чужой да и своей жизни... Только необходимость
выполнить приказ двигала помыслами Ван-Хирна. Взять живыми и доставить в
лагерь наемников трех чужаков, изменивших делу белого человека. Но кто эти
трое? Голландец сказал, что один из них - это английский священник. Вдруг
это епископ? А француз Минье - Шпагин или Рослов?
за кем охотился. Он запомнил только Минье, да и то по фотографиям: черные
усики, глаза-маслины, бачки на полщеки. Но и Смайли не знал этого
человека.
виднелись домишки, обмазанные рыжей потрескавшейся глиной. В деревне было
тихо: полуденный зной загнал жителей под крыши, и Ван-Хирн с
удовлетворением отметил, что появление четырех военных машин осталось
незамеченным. Неожиданность - лучшая тактика. "Мы возьмем их тепленькими и
получим премию за минимальный расход патронов".
занял наблюдательный пункт на крыше вездехода. В бинокль было хорошо
видно, как парни в пятнистых комбинезонах быстро и бесшумно обогнули
деревню, в которой по-прежнему не было видно ни одного человека. Ван-Хирну
это уже не понравилось: "Или они спят, как сурки, или нам приготовлена
теплая встреча. Хотя вряд ли: кто мог предупредить их о нашем налете?"
не стрелять. Жюстен со мной.
патрон в ствол и, бросив: "За мной!", двинулся к притихшей деревне. Жюстен
шел рядом, держа наперевес автомат.
и своими размерами, и пристроенной к нему верандой. У дома их встретила та
же непонятная и потому уже зловещая тишина.
пулемет. Ван-Хирн с кошачьим проворством метнулся в сторону, упал на
землю, подняв целое облако пыли, и под прикрытием этого облака подполз к
глинобитной стене дома. Рядом с ним плюхнулся, сдерживая одышку, Жюстен.
капитан. Он что-то все-таки разглядел за красно-серыми клубами пыли и
тоном приказа добавил: - Первый дом слева. Открытое окно у крыльца. Три
коротких очереди в правый нижний угол.
потому, что сержант не промахнулся, то ли потому, что улица опустела:
налетчики залегли, оставив пять трупов в пятнистых комбинезонах. Теперь
заговорили их автоматы. Розетти и Пелетье, выполняя приказ капитана,
стягивали кольцо вокруг деревушки. И вот уже поднялись над кустами
багровые языки пламени, и треск горящего дерева слился с непрерывной
трескотней автоматов.
поразился тому, что он ни на секунду не усомнился в исходе боя. Сомнение -
значит, неполадка, а мозг Ван-Хирна работал как хорошо налаженный
механизм, электронная машина с заранее выверенной программой. Программа же
не допускала и мысли о победе туземцев. Пострелять, перебить десяток
наемников они еще смогут, но победить... На это у них не хватит
воображения. В одной из немногих прочитанных голландцем книжек
рассказывалось о том, как обезьяны победили людей потому, что те из-за
непредусмотрительности и лености дали обезьянам слишком много свободы. Из
прочитанного Ван-Хирн сделал единственный разумный для него вывод: никакой
свободы для черномазых. Библейская легенда о десяти виноватых писана не
для них. Голландец переделал ее по-своему: лучше повесить десяток
невинных, чем отпустить одного виновного.
улицу. Ближайшие лачуги не поджигать.
вышибить дверь. Выполняйте.
расистским бешенством был для Смайли полностью ясен. Психика проходимца,
может быть, интересовала Селесту, но Смайли думал только о том, как бы ему
помешать, сорвать эту карательно-автоматную операцию. Но как? Самое
неприятное чувство - чувство беспомощности. Представьте себе, что на ваших
глазах бьют женщину, калечат ребенка, издеваются над стариком, а вы не
можете вмешаться, помочь. Даже кулак не сожмется в бессильной ярости: нет
кулака, он принадлежит другому. Так чего же добивался от Смайли Селеста?
Подавленных эмоций? Кажется, он все-таки обещал возможность вступить в
игру. Подменить хотя бы на пять минут! За пять минут можно управиться.
Много ли надо времени, чтобы приказать бросить оружие и сдаться
забаррикадировавшимся жителям деревни? Конечно, приказ могут и не
выполнить. Могут и кокнуть спятившего капитана. Ну и пусть. Мир его праху.
Зато пять минут замешательства, пять минут паники - и трое спасены.
Повстанцы не растеряются. Только дурак не воспользуется такой выигрышной
ситуацией, а конголезцы не дураки. Судя по всему, программа встречи еще не
исчерпана.
жителей вдоль и поперек пустынной улицы, один из пятнистых комбинезонов,
бросив автомат на землю, ударил сапогом в дверь. Она легко подалась, и
солдат с размаху влетел в черный проем, вдруг прорезанный короткими
вспышками автоматных очередей. Смайли не ошибся: наемников ждали, и
встреча оказалась "трогательной" и горячей. Скороговоркой затрещал
неожиданно воскресший пулемет, к нему присоединился второй из дома
напротив, а потом третий с противоположного конца улицы. Настильным
перекрестным огнем они зажали налетчиков, вбили их в душную пыль дороги.
сбились в кучу посреди улицы, бросив автоматы и подняв руки. Их окружили
внезапно появившиеся конголезцы - кто голый по пояс, кто в рваной холщовой
рубахе, кто с винтовкой, кто с автоматом, кто просто с гарпуном для охоты
на крупную рыбу. Операция Ван-Хирна была закончена, только не так, как
было приказано.
ты же знал о такой развязке, а я мучился от бессилия в шкуре этого
расчетливого убийцы!" Он спросил машинально, не рассчитывая на ответ,
потрясенный неожиданно разрядившимся напряжением, но беззвучный Голос
откликнулся: "Я знал, что их ждут. Но исход сражения мог быть и другим. Я
имел в виду несколько предположительных вариантов. В наиболее неприятных
тебе ты заменил бы Ван-Хирна. Но этого не потребовалось". - "Тогда зачем
вся эта мелодрама? - рассердился Смайли. - Что ты записывал?" - "Ты
называешь это записью? - снова откликнулся Селеста. - Пусть так. Меня
интересовали твои подавленные эмоции".
наблюдать за развязкой. Из большого дома с верандой вышли трое. Двух
Смайли видел впервые: типичные французы, молодые, черноволосые, возможно,
и не коммунисты, а просто честные и горячие парни из Парижа или Марселя,
для которых слово "свобода" одинаково дорого, как его ни произноси -
по-французски или на суахили. "Может быть, под незнакомой внешностью
скрывались Рослов и Шпагин?" - мелькнула мысль. Мелькнула, когда Смайли
увидел третьего. Это был Джонсон. Даже пасторский сюртук его оставался
прежним. Селеста не изменил ему ни внешности, ни национальности, ни
профессии.
Куликов Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Белов Вольф
Роллинс Джеймс
Громыко Ольга