божий показалась болтающаяся Митькина голова. Могут ли куры бледнеть? Не
знаю, но этот петух был именно бледный, с прозеленью, иначе не скажешь...
- По-могите... ик! Плохо мне...
- Что, укачало?
- А-а-а... - Петух безвольно свесил головку за борт, по-моему, его
стошнило. - По-помираю...
- Не волнуйся, это пройдет, - уверенно утешил я. - От "морской болезни"
еще никто не умирал, а для работника милиции она- просто неприлична.
- Пр-стите за... за все... не поминайте лихом... ик!
- Ты бы потренировался, что ли... На качелях-каруселях почаще бывать надо,
еще разные там стариковские кресла-качалки очень помогают.
- Вот и-ик! Смерть моя... пришла...
- А знаешь, в моем мире ученые придумали массу лекарств от укачивания.
Таблетки разные, говорят, еще крепкий табак помогает, лимон... Только его
без сахара сосать надо.
- Да что ж... ик! У вас ни капли жалости ко мне нету?! - взвыл наконец
раздосадованный Митька. - Я тут страдаю безвинно, с жизнью навек прощаюсь,
а вы все о каких-то фруктах... Что за жизнь, все кому не лень сироту
обижают...
- Не прибедняйся, у кого мама в деревне?
- Так ведь только мамонька родная и есть, - жалостливо всхлипнул петух,
обхватив голову крыльями и пуская слезу, которая побежала вдоль клюва и
повисла на кончике блестящим хрусталиком. - А батюшки родного давно нет на
свете белом... спит в земле сырой, кормилец наш... один я у мамки остался,
ни сестренки, ни братишки...
- Да, не повезло, - задумчиво признал я. - Один у мамы сын, и тот -
милиционер...
- Вы к чему это, Никита Иванович?
- Так... глупая шутка из моего времени. Ну, вроде бы все... Ты оклемался?
- Не берет меня смерть, - грустно кивнул Митька. - Видать, грешен я,
придется еще на земле помучиться.
- Ничего, вон, посмотри... Видишь там, на горизонте белую полосу с
позолотой? Это лукошкинские колокольни, скоро будем дома.
- Вот и ладушки. А пока не прилетели, позвольте вопросик один
полюбопытствовать? Спасибочки... Вот когда вы с Кощеем за переговоры сели,
он как-то странно обмолвился, дескать, вертухаям да петухам рядом с вами
не стоять... Это что ж он имел в виду? Чем ему, злодею, петухи-то не
угодили?
- А-м... как бы... Вот этого, Митя, тебе бы лучше не знать, - почему-то
смутился я.
- Ну, Никита Иваныч, ну пожалуйста! Ну растолкуйте, Христа ради, мне,
необразованному, эту премудрость милицейскую. Не ровен час, по службе
понадобится. Кто спросит, а я не знаю... Срамота! Уж сделайте такую
милость, расскажите...
Я глубоко вздохнул, прикрыл глаза и как можно доходчивее, самыми простыми
русскими словами, буквально на пальцах, объяснил младшему товарищу, кого
на "зоне" называют "петухами", за что, чем они там занимаются. К концу
рассказа Митька окосел! Он впал в полный столбняк, гребешок на голове
встал дыбом, нижняя половинка клюва отвисла аж до груди, а круглые глаза
увеличились до размеров царского пятака. Бедный петух молчал почти
полчаса, с ужасом переваривая нанесенные ему оскорбления. Только когда мы
уже сворачивали на наш двор, он неожиданно встряхнулся и страстно бросился
ко мне:
- Воевода-батюшка, поворачиваем назад!
- Зачем?
- Поворачиваем! Я ему, гаду... Я ему за такие слова прямо в глаз...
кукарекну!!!
На дворе отделения было подозрительно тихо. Нас встретили два стрельца под
руководством Еремеева. По одному виду ясно, что в городе очередная
трагедия. И, судя по их убитым мордам, трагедия глобальная...
- Не тяни, Фома, говори прямо, кого убили.
- Никого... - пряча глаза, пробурчал он.
- Час от часу не легче. - Я спрыгнул со ступы, шлепком отправив Митьку
погулять с курами. - Что же тут такого страшного случилось?
- Да уж... случилось. Ягу твою мы... того... арестовали.
- Что?! - У меня, наверное, ноги подогнулись. - Кого вы арестовали?
- Да бабку же твою... - огорченно развел руками старший стрелец. - Тут
такое было... В обед выбегает она из дому, орет невесть что на всю улицу и
ложкой деревянной размахивает, ровно ударить кого хочет... Ну, думаем,
все, ополоумела старуха! Глядим, так и есть - бьет ложкой своей по кустам
да заборам, на месте крутится, ногами топает и ругается... хоть уши
затыкай! А потом как развернется, подпрыгнет да как побежит... И куда бы
ты думал? На соседнюю улицу, прямиком в мужскую баню!
- Ох... - Я схватился за сердце.
- Мы - за ней! - все более воодушевлялся своим рассказом Еремеев. - А из
бани уже мужики голые выпрыгивать стали, шум, крик, суматоха! Внутри Баба
Яга, вся в мыле на полу ползает, вроде как кого ложкой своей лупит... Ну,
пока мы на нее кафтан стрелецкий накинули, пока в охапку сгребли, пока
народ успокоили... Так в порубе и сидит...
- Боже мой, ни на минуту оставить нельзя, - тихо простонал я.
- Уж ты не серчай, сыскной воевода... зла мы ей не хотели, обращались со
всевозможной вежливостью. А только сами к порубу не пойдем... Ежели она и
в самом деле свихнулась, так и превратит не глядя в зверушку какую...
Я молча отодвинул его в сторону и пошел за бабкой. Дверь в поруб была
заложена здоровенным поленом. Отшвырнув его в сторону, я шагнул вниз.
- Это ты, Никитушка? - глухо раздалось из самого темного угла.
- Я, бабушка Яга. Зря вы тут сели, сыро ведь и холодно. Помните, как вы на
прошлой неделе на радикулит жаловались? Пойдемте наверх, стрельцов я
отослал на всякий случай...
- Правильно, от греха подальше, - кивнула Яга, цепляя меня под локоток. -
Ниче, ниче, Никитушка, не волнуйся за меня, я тут в порубе уже поостыла
маленько... А ведь хотела их, охальников, всех в зайцев превратить,
подчистую! Всю сотню еремеевскую! Впредь была бы наука, как мешать
работнику милиции во время выполнения ответственного задания.
- Давайте-ка пойдем в терем, там за столом и расскажете.
Накрывал я сам, Митька было сунулся в сени, но Яга пихнула его лаптем:
- Не приставай, потом расколдую. Сходи вон курам своими подвигами
похвастайся. Они слушать любят... Разогреть самовар, расставить чашки да
положить на скатерть блюдо со сдобой - дело нехитрое...
Стрельцы благоразумно не показывались в секторе оконного обзора. Бабка
отошла примерно к третьей чашке, начав страстный монолог в стиле
гангстерского боевика:
- Все тихо было. Проблем дорожно-транспортных - никаких, драк да действий
хулиганских - не замечено, с жалобами народ не являлся, ворье всякое стыд
и меру знало, отчего ж не работать при такой-то жизни? Тут бы и я, старуха
болезная, одна за всем порядком уследила. А вот недосмотрела только...
Кота-то своего верного, Васеньку моего благородного, я ведь на подворье
немецкое отправила! По приказу твоему с кошками ихними о слежке за мессой
этой проклятущей договариваться. Сама в уголочке сижу, над носками
тружусь. Вдруг - глядь, из дверей на подоконник ровно крыса какая пестрая
бросилась. Да в Окно, да в лопухи, да через весь двор - к воротам... Куры
бедные так врассыпную и кинулись!
- Шмулинсон, - догадался я.
- Он самый, злодей! - хлопнула ватрушкой по столу разгорячившаяся бабка. -
Стал, подлец, у забора, нашел щелочку да кулаком мне погрозил. Ну, я
встала, схватила что под руку попалось, да и за ним. А ить, он, пакостник
мелкий, не дурак будет... все по кустам да репейникам лазил! Ему, по
причине малорослости, так сподручнее, а мне-то, в мои годы, куда по
колючкам подол трепать? Разозлилась я!
- Все ясно, прячась за растениями, он дунул по центральной улице и решил,
что в бане уж точно от вас спрячется.
- И спрятался бы! Нешто у меня совсем мозгов нет, в мужскую баню лезть?!
Чего я там не видала... А только у дверей обернулся же, паскудник, да на
всю улицу обхамил меня антисемиткой. Тут уж я и не сдержалась...
- Так и не поймали, - посочувствовал я, подливая ей чаю.
- Нет, убег, - вздохнула Яга. - Шайкой я в него швырнула, да промазала! Но
кипятком крутым обварила его здорово...
- Сейчас он, видимо, уже дома. Можно было бы послать стрельцов, но при
таком росте этот сионский гробовщик свободно спрячется под мышкой у жены.
Ладно, захочет, чтоб превратили обратно, - сам прибежит.
- Никитушка, а ты ему штраф за обзывание выпишешь? Рази ж можно так
пожилую женщину при честном народе грязью поливать?!
- Вообще-то это не очень страшное слово, - улыбнулся я. - Антисемитами
называют тех, кто не любит евреев. Вот вы их любите?
- Откель же мне знать? - приподняла бровь бабка. - Ко мне в избушку ихние
королевичи отродясь не захаживали. Люблю ли? Так ведь это как приготовить,
попробовать надо...
В свою очередь рассказав о визите к Кощею, я отдал ей порошок для
экспертизы и сел за докладную царю. Особенно хвастать было нечем, но, С
другой стороны, когда знаешь, с кем именно борешься, - это уже полдела. К
Гороху я сегодня идти не намеревался, пусть Яга вернет Митьку в облик
человечий, он мой отчет и доставит. Хуже всего была полная неизвестность в
сроках и датах. Прощенный Еремеев был допущен бабкой пред мои очи и
сообщил, что в поисках посла просвета нет, ровно сквозь землю провалился.
Из всего подозрительного мог отметить лишь визит злосчастного иконописца
Саввы Новичкова в немецкую слободу.
- Зачем ходил, не уточняли?
- Как же, сразу на выходе и сгребли молодца... Спросили честью, че, мол,