Чтение 31–й страницы книги ~Человек, который хотел понять все~

16-ым, однако уверен, что общий ход их мыслей я передал правильно. --
Повернувшись на месте, он опять стал прохаживаться по темной комнате. --
Между тем, тот самый 23-ий, которого урки только что приговорили к смерти,
проснулся от громких голосов и слышал все их угрозы. Вывод один: если он
хочет жить -- нужно действовать, иначе ему не пережить подъема. Как только
в карцере загорится верхний свет, 12-ый и 16-ый увидят его и зарежут до
прихода охранников. Единственный реальный шанс -- это опередить их. Выждав,
пока урки уснут, 23-ий спускается вниз, обыскивает их комбинезоны, находит
нож и перерезает им горла.

Скептик на мгновение замолчал, а потом добавил тошнотворным тоном
показного беспристрастия:

-- Я готов признать, что 23-ий имел все права защищать свою жизнь.

И он картинно указал на Франца широким жестом правой руки.

-- Однако дальнейшие действия подследственного не укладываются ни в
какие моральные нормы. -- в голосе Скептика чувствовалась безмерная печаль,
-- Я думаю, что он действовал в приступе помешательства и действительно не
помнит своих поступков (а не делает вид, как я предполагал вначале). Им
овладел инстинкт убийства, а мозг превратился в придаток к инстинкту ... в
компьютер, рассчитывавший на десять ходов вперед -- быстро и с идеальной
точностью.

Укрыв тела 12-го и 16-го с головой простынями, 23-ий вызывает
охранника под предлогом приступа "душиловки". Тот приходит, освещает
больного светом карманного фонаря и осматривает его, как это положено по
Уставу, с дистанции два метра. Он знает нравы буйных карцерных заключенных
и все время держит оружие наготове -- соответственно, и 23-ий не пытается
напасть на него.

Не обнаружив ничего серьезного, охранник уходит.

Подследственный ждет минут сорок и звонит опять -- на этот раз
охранник начинает колебаться: может, все-таки, вызвать доктора? Пистолет он
убирает в кобуру: если 23-ий и пытается сделать что-то предосудительное, то
это симуляция, а не нападение на охрану. Кончик носа у 23-го, однако,
здорового розового цвета, и охранник уходит обратно на свой пост.

Еще через час подследственный вызывает его в третий раз: "Ну, если у
этого симулянта опять розовый нос -- морду разобью!" -- раздраженно думает
охранник и, не доставая пистолета, входит в карцер. Однако на сей раз
"симулянт" не лежит в своей койке, а стоит сбоку от дверного проема с ножом
в руке -- один взмах, и горло охранника рассечено точным ударом. Шатаясь и
прикрывая ужасную рану руками, несчастный выбегает обратно в коридор и
пытается закричать, однако из перерезанного дыхательного горла вырывается
только хрип. 23-ий настигает его, хватает сзади за волосы и, отогнув голову
назад, наносит второй удар. Охранник проходит на заплетающихся ногах еще
несколько метров и падает на пол -- он мертв.

23-ий быстро достает из его кобуры пистолет и прячет тело в
подвернувшийся поблизости стенной шкаф (чтобы убрать из пределов видимости
второго охранника) -- а потом возвращается бегом в карцер. Отдышавшись и
успокоившись (если это слово применимо к параноику), подследственный
крадется с пистолетом в руке к главному посту. К счастью для себя он
остается незамеченным до самого последнего момента (внимание второго
охранника поглощено порнографическим журналом) и получает возможность
выстрелить с близкого расстояния. Затем 23-ий разбивает вдребезги
телефонный аппарат -- из чувства разрушения? или чтоб никто не мог поднять
тревогу? Я думаю, что ответить на этот вопрос не сможет сейчас и он сам.

Дальнейшие события некоторое время развиваются по сценарию, описанному
подследственным, однако главным действующим лицом является не трусливый и
туповатый 24-ый, а он сам. Сначала -- визит к господину Наставнику: взлом,
убийство. Сейф, конечно же, заперт, но шифр 23-ий обнаруживает на первой
странице записной книжки покойного (ох, уж эти наставники ... говорено ж
сотни раз: держите комбинацию к сейфу в памяти!). 23-ий оставляет записную
книжку (со своими отпечатками пальцев) на столе, вооружается автоматом и
навещает своих друзей-сокамерников. Выстрелы, фонтаны крови, крики ужаса
музыкой льются в безумную душу убийцы. Вскоре, однако, 23-ий обнаруживает,
что в камере нет новичка ... где может быть этот несчастный? Ну конечно же
-- в изоляторе. Последнего свидетеля произошедшего необходимо уничтожить --
и 23-ий направляется туда, даже не пополнив запаса патронов. Он полностью
уверен в своих силах: у него есть нож, и вообще -- чего бояться жалкого
толстяка? Вот тут-то и произошла осечка: 24-ый слышит, как кто-то, пробуя
разные ключи, возится с замком, и чует неладное. Он встает сбоку от двери,
а когда подследственный входит, -- новичок отталкивает его в сторону и
выбегает в коридор.

Погоня, однако, была недолгой: где уж грузному 24-му убежать от
поджарого подследственного ... Увидев, что его догоняют, новичок
сворачивает в поисках защиты на территорию Потока, но безо всякой для себя
пользы ... и через несколько секунд он безжалостно зарезан.

Зачем подследственный пошел после этого на квартиру Наставника и
запасся там патронами, я вам сказать не могу -- оказывать сопротивление
аресту он, вроде бы, не собирался. Да и очередь, которую он выпустил из
автомата, была явно нацелена в стену.

Скептик сел, удовлетворенно откинулся на спинку стула и, после точно
рассчитанной паузы, великодушным голосом добавил:

-- При определении меры наказания, я буду настойчиво просить трибунал
принять во внимание факт несопротивления аресту -- он характеризует
подследственного с самой положительной стороны.

Стало тихо.

Франц почувствовал, что все взгляды сфокусировались на нем, и
непроизвольно откашлялся.

-- Ваша версия, господин Следователь, содержит с десяток мелких
несоответствий и натяжек. -- он старался говорить ровным и нехриплым
голосом, -- К примеру, почему 24-ый, убегая от меня, пробежал мимо
апартаментов Наставника и ринулся на территорию Потока? Ведь защиту разумно
искать у представителя власти, а не у других заключенных ...

Скептик вскинулся, но Франц продолжал, не давая ему вставить слово:

-- Или: зачем я, по-вашему, запихал труп зарезанного охранника в
стенной шкаф? Да если б я хотел убрать его из коридора, то не проще ли было
отнести тело в карцер и свалить там на пол?

И опять Скептик попытался перебить, но Франц гневно повернулся к нему:

-- Дайте мне договорить до конца, господин Следователь!

Отшатнувшись, Скептик умолк.

Франц несколько раз глубоко вздохнул, собираясь с мыслями и силами. От
того, что он скажет теперь, зависело мнение Добряка -- единственного
следователя, которого можно было склонить на свою сторону.

-- Я мог бы привести вам еще несколько таких же несоответствий, но от
несоответствий вы всегда отговоритесь. -- Франц вытер пот со лба. --
Однако, помимо мелких натяжек, ваша версия содержит и одно явное
противоречие, которое перечеркивает ее правдоподобие целиком.

Все три следователя подались вперед -- Франц чувствовал тяжесть их
взглядов кожей лба.

-- Вы нашли отпечатки моих пальцев по всему этажу: на ноже, на
винтовке, на записной книжке Наставника, на дверях в карцер и жилую камеру,
в апартаментах Наставника, на дверцах сейфа и стенного шкафа с трупом
зарезанного охранника ... Однако в одном месте, где, согласно только что
высказанной версии, я должен был оставить их наверняка, -- вы ничего
обнаружить не могли.

Выдержав паузу, Франц сказал, тщательно выговаривая каждую букву:

-- На двери изолятора отпечатков моих пальцев нет.

Несколько секунд в комнате продержалась пугающе абсолютная тишина, а
затем Добряк рассмеялся с облегчением обретенной определенности.

-- Это решает дело, -- сказал он Скептику, и, повернувшись к Францу,
добавил, -- но не в вашу пользу, подследственный. -- Франц с удивлением
привстал, но Добряк, не обращая внимания, продолжал, -- В описи изъятых у
вас предметов упомянуты ... -- он взял со стола какую-то бумажку, -- "...
два куска льняной материи, оторванных от одной из простынь в карцере и
использованных, видимо, для обматывания ладоней." -- Добряк поднял глаза,
-- Для того, чтобы сбить следствие с толку, вы просто носили часть времени
самодельные перчатки.

-- Какие перчатки?! -- оторопел Франц, -- А-а, эти ... Да я ж не для
того их вовсе оторвал ... Я просто ...

Но его уже никто не слушал.

Встав и громко переговариваясь между собой, следователи собирали со
своих столов бумаги: "А ничего себе допрос получился, интересный ..." --
неожиданно добродушным тоном сказал Злыдень; "Ничего. -- согласился
Скептик, -- Это потому, что подследственный попался сообразительный."
Стенографистка хлопотливо собрала свои манатки и вышла из комнаты.

Франц понял, что проиграл. Ч-черт! Как он мог забыть об этих
"перчатках" ...

-- Что будет дальше? -- хрипло спросил он.

-- А вы что, не знаете? -- доброжелательно прогудел Злыдень, -- Для
получения личного признания вы передаетесь в межсекторную службу
безопасности ... -- он махнул рукой в сторону мужчины и женщины, все еще
сидевших у задней стены.

-- Какого еще личного признания? -- не понял Франц.

-- Прямых улик в этом деле нет ... так что-то ж надо будет в трибунал
представить. -- охотно пояснил Злыдень, -- Обычная процедура ... вы разве
не проходили на теоретических?

-- Что вы, коллега, -- вмешался Добряк, -- "Основы правовых" у нас
запланированы лишь на следующий семестр.

-- Понятно ... -- без особого интереса пробасил Злыдень.

Переговариваясь на ходу, следователи вышли из комнаты. Перед тем, как
исчезнуть в дверном проеме, Добряк щелкнул выключателем на стене, и лампы,
направленные Францу в лицо, с громким щелчком потухли. Спектакль театра
теней кончился.