Чтение 31–й страницы книги ~Кровь пьют руками~

обойтись, там удой на гигаватты считается... Приходится закрутки делать.
Красотища! - вот такенные кабели узлами скручены, Лектрючки табунами шастают, а
вокруг хоровод голых Тех-ников женского полу не старше двадцати пяти! И хором,
пока семь потов не сойдет: "Мое слово крепче, чем железо, на закрутку нет
переговору, я кручу, подруженьки вяжут..." Мы ведь от энергоснабжения отрезаны
- электричество, газ; уже третий... нет, четвертый год. Приходится доить. А
снаружи утечки, недостачи, козлы отпущения шкурой платят! Удивляются: область
отключена, а при этом даже против прежнего лимита вдвое-втрое потребляет...

Вот так век живи... как в старом анекдоте: "А дустом пробовали?" Может, и
пробовали, а нет, так попробуют. Живем, однако!.. Ладно, проехали.

По пути мы успеваем заглянуть еще в две открытые двери и обнаружить
медицинскую лабораторию, а следом - компьютерный центр: ряды включенных
мониторов и огоньки модемов.

Здесь небось Интернет доят. Вприкуску. Инфу всякую качают, программы,
новости, секреты... Грех не подержаться за сосцы, если и сами горазды, и Те на
них пашут - и за страх, и за совесть, и за кровушку жертвенную...

- Ухоронка моя заклята, не ворогом ложена, не ворогом взята, аминь, аминь,
лиходей меня минь... - доносится из-за ближайшего монитора гнусавый тенорок.
Заговор мне знаком, такой читается на сохранность почтового ящика; только без
последних слов.

Сворачиваем за угол, и тенорка больше не слышно.

За поворотом - столовая.

Она больше напоминает кафе: стильная дубовая обшивка стен, мягкие стулья,
круглые столики (опять же, у одного из столиков лежат два новеньких коврика для
кентавров), в углу - стойка, как в баре. Тихий перебор струн в невидимых
динамиках; и пахнет на удивление вкусно.

- Борщ с пампушками будете? - Официант материализуется перед нами из
воздуха: усики стрелочками, черные волосы гладко зачесаны назад, глаза
внимательные; белая накрахмаленная рубашка, узкий черный галстук и черные же
отутюженные брюки. Н-да, такой красавец в любом ресторане ко двору бы пришелся!

- Ясен пень, будем! - отвечает за всех Фол, а я не отвожу взгляда от
официанта: интересно, как он на кента отреагирует?

Никак.

Клиент есть клиент.

Пусть и кент.

- Пять порций борща... Мы дружно закивали.

- На второе есть котлеты по-киевски, плов, тушеный кролик с гарниром,
ромштекс...

- Котлеты. По-киевски, - оборвал Фол этот перечень, который грозил
затянуться надолго.

К Фолу присоединились все, кроме Ерпалыча, который заказал плов, причем
наверняка только из чувства противоречия.

-Перед нами немедленно возникли пять глубоких тарелок с руническим
орнаментом по краю, а следом официант торжественно водрузил на стол дымящуюся
кастрюлю с борщом. Нес он ее так, будто это были по меньшей мере омары в белом
соусе ла-робера (ел я их один раз в кабаке на халяву; ничего особенного,
кстати).

Я смотрю на старого хрена Ерпалыча, а старый хрен Ерпалыч пристально
смотрит на нашего официанта; вернее, на его руку, которой тот придерживает
кастрюлю, аккуратно наполняя тарелки благоухающим борщом.

Интересно, что старик высмотрел? Когти львиные?!

Когтей на руке официанта не обнаруживается, да и вообще, рука как рука...
и тут до меня доходит! От кастрюли несет жаром, я сам вспотел, просто сидя
рядом, - а наш официант совершенно спокойно держит кастрюлю голой рукой, причем
не за ручку, а прямо за раскаленный бок!

Когда официант удаляется прочь, я воровато протягиваю палец к кастрюле -
ближе, еще ближе, еще...

И, естественно, обжигаюсь, едва не заорав от боли.

Лель беззвучно смеется, созерцая последствия моего эксперимента.

- Поверьте, Олег Авраамович, полгода - и для вас такая шутка будет проще
пареной репы. А если еще взять водицы после обмыва покойника да заговорить
врагу на холодную постель, себе - на восстановление власти... Впрочем, это не
застольный разговор. Потом, если пожелаете. Приятного всем аппетита.

Обед прошел в молчании.

Под занавес мы выпили по бутылке "Монастырского темного" и начали,
отдуваясь, выбираться из-за стола.

- Ну что ж, командуйте, куда сначала двинемся, - интересуется Лель.

- Как - куда? - изумлению Ерпалыча нет предела. - Разумеется, к психам! Мы
ведь с вами договаривались...

Узкая ладонь Леля легла на глянцевое тело замка. Миг - и внутри сухо
щелкнуло, хотя я не видел ни пластиковой карточки-ключа, ни запорного знака, а
для распознавания отпечатков пальцев этот замок был слишком простоват.

На морде написано.

Кстати, открывающего слова Лель тоже не произносил - я бы услышал.

Миновав внутреннюю решетку, мы гуськом прошли в ту часть сада-парка,
которая примыкала к "дуркину дому". Я шел сразу за Лелем, мурлыча под нос
старую песенку, весьма любимую отцом (проклятие!.. надо учиться говорить -
"покойным отцом", да язык сразу костенеет...):

- Ах, у психов жизнь -

Так бы жил любой:

Хочешь, спать ложись,

Хочешь, песни пой...

Аккуратные скамеечки стояли вдоль аккуратных аллеек. Сразу представлялось:
умственно неполноценные чинно сидят здесь летом и осенью, в первом случае нюхая
цветочки, а во втором - грызя яблоки. Сорванные здесь же, с местных;
"симиренок" и "розовых наливов", стерильно вымытые в маленьких фонтанчиках у
обочин... Красота! Хоть самому пускай слюни и просись на постой. Впрочем, уже
вроде как напросился... Было не очень холодно, и я шел в одном свитере, не
удосужась забежать в гардероб за курткой. Ерпалыча силком заставили напялить
его кожух, из уважения к возрасту обоих; а кентам было на погоду чихать
слрисвистом. Вон, катят себе позади... остановились, пошептались - и рванули
наискосок, через засыпанную снегом клумбу.

Я посмотрел на Леля: наш Вергилий отнесся к шалостям Фола с Папочкой с
веселым пониманием.

У бетонной стелы с изображением городского герба (рог изобилия, копия
Минькиного украшения, только более полезный в обиходе) прогуливались две
старушки. Обе в одинаковых плащах-стеганках на искусственном меху, с
капюшонами. Костистое личико первой все время подергивалось мелким тиком,
подмигивало, словно у мучимой любопытством мумии; вторая, толстенная матрона,
шествовала чинно - этаким ожившим памятником боевому слону.

- Здрасьте, - хором поздоровались старушки, едва мы приблизились.

- Здравствуйте, - вежливо поклонился Лель (я кивнул, а Ерпалыч - тот и
вовсе промолчал, грубиян старый!) и бросил мне через плечо:

- Знаете, Олег Авраамович... вон та, что побольше - она уже лишних года
два живет! Представляете?!

Хоть бы голос понизил, красавец!

- Это в каком смысле "лишнее живет"? - Беспричинное раздражение копилось
во мне, ища выхода. - Пришить хотели, да все недосуг?!

Ослепительная улыбка была мне ответом.

- Чушь порете, извините! Нашу Матрену Егоровну врачи еще позапрошлой
осенью похоронили. Живьем закопали. Сказали: дескать, с месяц протянет - и все.
Костоправы... Матрена Егоровна, как здоровьице?

- Вашими молитвами, - вместо толстой Матрены серьезно отозвалась мумия,
дернув щекой. - Вашими молитвами, Лелюшка...

Ага, выходит, у него это постоянная кличка... или не кличка?

Боевой слон Матрена только остановилась и низко, в пояс, поклонилась всем
нам; потом повернулась к кентаврам и поклонилась им наособицу, кряхтя от
усердия, - и вот уже старушки идут себе дальше.

- Простите, Лель, - подал голос Ерпалыч. - Это у вас все население или
как?

- Что вы, Иероним Павлович! Просто детей и... ну, считайте, тоже детей -
их автобусом повезли в Дергачи, в зал игровых автоматов, мы его трижды в месяц
арендуем. Кое-кто, правда, остался вместе с престарелыми; они там, в доме.
Зайдем?

- Непременно. - Ерпалыч воспрянул духом и даже зачем-то потрепал меня по
плечу. - Непременно зайдем!

И мы пошли к дому, сопровождаемые бдительной Папочкой.

Фол поначалу отстал - тыкался по саду туда-сюда, вздымал снег бураном,
словно пес, ищущий выхода; наконец он смирился и догнал нас у самого порога.

- Нету, - тихо уронил Фол, когда Лель первым вошел внутрь.

- Совсем? - поинтересовался Ерпалыч.

- Совсем. Даже не так: вроде есть, но заперто. И ключ в воду.

- Чего нету? - тоном оскорбленной невинности поинтересовался я. Развели
секреты!

- Того свету, - старик хмыкнул в бороду. - Слыхали песенку, Алик: "Лучше
нету того свету"? Вот его и нету...

Ерпалыч скосился на меня и уточнил, предупредив обиду:

- Дырок на Выворотку, Алик. Нету их здесь; ни одной. Заперты. Я Фолушку
просил глянуть... на всякий случай.

* * *

В просторной прихожей никого не было. Если не считать рослой девушки с
косой до пояса: спиной к нам, она возилась в красном углу, возжигая лампадку.
Спички ломались в ее руках, треща бессмысленными искрами; девушка вздыхала и
начинала по новой. Я без особого смысла приблизился, встал у девушки за спиной.
Пушистый затылок даже не дрогнул - видимо, занятие поглощало здешнюю аборигенку
целиком. Нуте-с, кому мы мольбы возносим?.. я взял с журнального столика
справочник, заложенный в нескольких местах обрывками газеты, вчитался.

"XX. О целительстве лишенных ума. 1. Блаженному Андрею, Христа ради
юродивому (936; 15 октября). Андрей принял на себя подвиг юродства по особому