Чтение 31–й страницы книги ~Пена дней~

-- Я займусь ею сам, -- сказал Колен.

-- Это невозможно, -- сказал Николас. -- К тому же мне уже
ничто не грозит.

-- Отнюдь, -- сказал Колен. -- Здешняя атмосфера тебя
задавит... Никто из вас не сможет выдержать...

-- Ты все время так говоришь, -- сказал Николас, -- но это
ничего не объясняет.

-- В конце концов, -- сказал Колен, -- дело не в этом!..

Николас встал и потянулся. У него был печальный вид.

-- Ты больше ничего не готовишь из Гуффе, -- сказал Колен.
-- Ты пренебрегаешь кухней, ты совсем опустился.

-- Да нет, -- запротестовал Николас.

-- Дай мне досказать, -- сказал Колен. -- Ты перестал
принаряжаться по воскресеньям и бреешься теперь не каждое утро.

-- Это не преступление, -- сказал Николас.

-- Нет, преступление, -- сказал Колен. -- Я не могу тебе
платить столько, сколько ты заслуживаешь, но, по правде говоря,
ты заслуживаешь все меньше и меньше -- отчасти по моей вине.

-- Неправда, -- сказал Николас. -- При чем тут ты, если у
тебя неприятности.

-- Да, -- сказал Колен, -- все из-за того, что я женился,
и из-за того...

-- Глупости, -- сказал Николас. -- Кто будет готовить тебе
еду?

-- Я сам, -- сказал Колен.

-- Но ты же пойдешь работать!.. У тебя не будет времени.

-- Нет, работать я не буду. Я как-никак продал пианоктейль
за две с половиной тысячи.

-- Да, -- сказал Николас, -- тут-то ты преуспел!..

-- Ты пойдешь к фон Тызюмам, -- сказал Колен.

-- Ох! -- сказал Николас, -- ты меня допек. Я пойду. Но с
твой стороны это просто гадко.

-- К тебе опять вернутся хорошие манеры.

-- Ты так возражал против них...

-- Да, -- сказал Колен, -- потому что со мной они ни к
чему.

-- Ты меня допек, -- сказал Николас. -- Пек, пек и допек.

XLVII

Колен услышал стук во входную дверь и заторопился. На
одном шлепанце у него зияла изрядная дыра, и он припрятал эту
ногу под ковром.

-- Как высоко вы забрались, -- сказал Лопатолоп, входя.

Он запыхался.

-- Здравствуйте, доктор, -- сказал Колен и покраснел, так
как не мог не показать свою ногу.

-- Вы сменили квартиру, -- сказал профессор, -- раньше
было не так далеко.

-- Ну что вы, -- сказал Колен. -- Это все та же.

-- Ну что вы, -- сказал профессор. -- Когда шутите, надо
вести себя серьезнее, да и реплики находить более остроумные.

-- Правда? -- сказал Колен. -- В самом деле...

-- Как у вас дела? Как больная? -- сказал профессор.

-- Лучше, -- сказал Колен. -- Она лучше выглядит, и ей
больше не больно.

-- Гм!.. -- сказал профессор. -- Подозрительно.

В сопровождении Колена он прошел в комнату Хлои, нагнув
голову, чтобы не удариться о дверной наличник, но как раз в
этот миг тот опустился, и профессор грязно выругался. Лежавшая
на кровати Хлоя рассмеялась, глядя на эту сцену.

Комната сжалась уже до весьма скромных размеров. Ковер, в
противоположность своим собратьям из других комнат, сильно
распух, и кровать покоилась теперь в маленьком алькове с
атласными занавесками. Каменные черешки кончили разрастаться и
окончательно разделили большой оконный проем на четыре
крохотных квадратных оконца. В комнате царил сероватый, но
чистый свет. Было жарко.

-- И вы мне еще говорите, что не меняли квартиру? --
сказал Лопатолоп.

-- Уверяю вас, доктор... -- начал Колен.

Он остановился, потому что профессор разглядывал его с
недовольным и подозрительным видом.

-- ...Я пошутил!.. -- смеясь, подытожил Колен.

Лопатолоп подошел к кровати.

-- Раздевайтесь, -- сказал он. -- Я вас выслушаю.

Хлоя распахнула пуховую пелерину.

-- А! -- сказал Лопатолоп. -- Вас прооперировали.

Под правой грудью у нее виднелся маленький, совершенно
круглый шрам.

-- Ее вынули оттуда уже мертвой? -- поинтересовался
профессор. -- Она была большая?

-- Около метра, -- сказала Хлоя. -- С большим цветком,
сантиметров в двадцать, я думаю.

-- Мерзкая тварь! -- пробормотал профессор. -- Вам не
повезло. Такие размеры -- большая редкость!

-- Ее убили другие цветы, -- сказала Хлоя. -- Особенно
ваниль, мне ее цветы давали в конце.

-- Странно, -- сказал профессор. -- Никогда бы не подумал,
что ваниль может произвести такой эффект. Я бы скорей подумал о
можжевельнике или акации. Медицина, знаете ли, дурацкая штука,
-- заключил он.

-- Наверное, -- сказала Хлоя.

Профессор выслушал ее. Потом поднялся.

-- Все в порядке, -- сказал он. -- Естественно, такое не
проходит бесследно...

-- Да, -- сказала Хлоя.

-- Да, -- сказал профессор. -- В настоящее время одно
легкое у вас не работает -- или почти не работает.

-- Это меня не тревожит, -- сказала Хлоя, -- ведь второе в
порядке!

-- Если вы подцепите что-нибудь во второе легкое, --
сказал профессор, -- вашему мужу станет очень тоскливо.

-- А мне? -- спросила Хлоя.

-- Вам тем более, -- сказал профессор.

Он поднялся.

-- Не хочу вас попусту пугать, но будьте очень осторожны.

-- Я буду очень осторожна, -- сказала Хлоя.

Ее глаза расширились. Она робко провела рукой по волосам.

-- Что мне нужно делать, чтобы наверняка больше ничего не
подцепить? -- она чуть не плакала.

-- Не волнуйтесь, малышка, -- сказал профессор. -- Почему
вообще вы должны что-то еще подцепить?

Он огляделся.

-- Мне больше нравилась ваша первая квартира.

Она выглядела как-то поздоровее.

-- Да, -- сказал Колен, -- но мы в этом не виноваты.

-- А вы, чем вы занимаетесь в жизни? -- спросил профессор.

-- Чему-то учусь, -- сказал Колен. -- И люблю Хлою.

-- Ваша работа ничего вам не приносит?.. -- спросил
профессор.

-- Нет, -- сказал Колен. -- Я не работаю в том смысле, в
каком это обычно понимают.

-- Работа -- мерзкая штука, мне это хорошо известно, --
пробормотал профессор, -- но занятие, которое выбираешь для
души, конечно же, не может принести дохода, потому что...

Он вдруг прервался.

-- В последний раз вы мне показывали музыкальный аппарат,
который давал удивительные результаты. Он у вас случайно не
остался?

-- Нет, -- сказал Колен. -- Я его продал. Однако могу
предложить вам просто выпить...

Лопатолоп заложил за воротник своей желтой рубашки пальцы
и потер шею.

-- Следую за вами. До свидания, барышня, -- сказал он.

-- До свидания, доктор, -- сказала Хлоя.

Она нырнула на самое дно кровати и вновь до самой шеи
запахнула одеяла. Ее лицо было ясно и нежно на
лавандово-голубых простынях, подрубленных пурпуром.

XLVIII

Шик вошел в подпольную проходную и отдал свою карточку на
пробивку машине. Как обычно, он споткнулся о порог
металлической двери ведущего в цеха узкого прохода, а клубы
пара и черного дыма грубо ударили его по лицу. До него
донеслись обычные звуки: глухое гудение главных
турбогенераторов, пришепетывание мостовых кранов на
перекрещивающихся балках, гам неистовых атмосферных потоков,
налетающих на жесть крыши. В проходе было очень темно, через