- будто это его тайна, будто Лис не должен знать...
подписи владельца.
жил до меня, Гаэтан?
правда, сойтись с ним как следует не успел - уехал он и его где-то там
убили...
где и как... Слушай, не стой столбом, туши свечку, а?
хороший парень, потому как иначе Тория... ну, Тория, деканова дочка...
замуж за него не собралась бы. А она, говорят, совсем уж собралась и
свадьбу назначили... Вот...
этой комнате? И спал на этой кровати?
чтобы своих же братьев-студентов по ночам пугать, хороший, говорю, парень
был... Спи...
бормотание сменилось мерным сопением.
провел всю ночь, зажмурив в темноте глаза и заткнув уши в полной тишине.
потолок с двумя сходящимися трещинками в углу. Рисунок трещинок напоминал
широко распахнутый глаз; каждое утро Эгерту приходило в голову это
сравнение - но, может быть, Динар видел иначе?
над кроватью, а вздумай он выглянуть в окно - его взору предстала бы та же
картина, которой не раз и не два развлекал себя Солль: университетский
дворик с зеленой клумбой в центре, глухая стена справа и ряд узеньких
окошек слева, а напротив - величественная каменная спина главного корпуса
с двумя круглыми балконами... Сейчас на одном из них важный служитель
вытряхивал пыль из старинной географической карты, вышитой шелком на
бархате; пыль летела на весь двор.
лекции, читал книгу об истории битв и полководцев - а сам не носил оружия
и не чувствовал в этом надобности. Тория, тогда еще спокойная и веселая, а
не замкнутая и отчужденная, как теперь, охотно виделась с ним каждый день.
Увлеченные разговором, для которого у них имелось множество тем, они
часами просиживали в библиотеке, или в зале, или в любой из подсобных
комнатушек; временами Динар приглашал Торию к себе, и тогда она по
обыкновению присаживалась на край стола и покачивала ногой в тонконосом
башмачке...
перед деканом в роли просителя руки; наверное, декан был к нему
благосклонен, и тогда, счастливые, жених и невеста отправились в путь... В
свадебное путешествие? В научную экспедицию? Что там они искали, какие-то
рукописи... Как бы то ни было, целью путешественников стал Каваррен, где с
кучкой приятелей в трактире сидел Эгерт Солль...
Динара досталась теперь его убийце... А книга с портретом? Сколько дней
пролежала она в темном углу под кроватью, дожидаясь, пока Эгерт возьмет ее
в руки?
спешащих в зал студентов, Эгерт сбросил наконец с головы одеяло и встал.
при свете дня Эгерт осмелился снова взглянуть на портрет.
сейчас с рисунка. Вероятно, так она смотрела только на Динара, и тогда он,
щедрый, как все влюбленные, решил задержать этот взгляд на бумаге,
поделиться с миром своей радостью... А может быть, нет. Может быть,
рисунок вовсе не был предназначен для чужих глаз, и Солль совершает
преступление, разглядывая его минуту за минутой...
Тягостное чувство, родившееся в нем ночью, усиливалось и перерастало в
тоску.
памяти его остались простая темная одежда, срывающийся голос да
беспомощное фехтование чужой шпагой. Спроси сейчас Эгерта, какого цвета
были у Динара глаза, а какого волосы - не скажет. Не вспомнит.
Рисовал ли по памяти, или Тория сидела перед ним, поддразнивая и
посмеиваясь от внезапно возникшей неловкости? Зачем этим двоим
понадобилось появляться в Каваррене, что за злая судьба направила их путь,
что за злая судьба направила руку Эгерта, он же не хотел...
его; по душе будто елозили ржавые железные когти. Пытаясь вспомнить лицо
Динара, он слишком ярко вообразил его сидящим у стола в этой самой комнате
- и теперь боялся оглянуться, чтобы не встретиться с ним глазами.
убивать, ты сам напоролся на мою шпагу... Разве я убийца?!
уставился на черные полосы строк. Несколько раз механически пробегая
глазами один и тот же отрывок, вдруг осознал его смысл: "Считают, что
покровитель воинов Харс был реальным лицом и еще в незапамятные времена
прославился свирепостью и жестокостью... Рассказывают, он добивал раненых
- как безнадежных, так и тех, кого можно было вылечить, и делал это не из
милосердия, а из чисто практических соображений: раненый бесполезен, всем
в тягость, легче закопать его, нежели..."
его насквозь; последним, что он видел в жизни, было лицо его убийцы. Успел
ли он подумать о Тории? Как долго тянулись для него секунды умирания?
надгробиях... И та надпись на чьей-то могиле: "Снова полечу".
обрушилось осознание непоправимого. Никогда еще он так остро не сознавал,
что живет в мире, исполненном смерти, рассеченном гранью между всем, что
можно исправить, и всем необратимым: хоть как исходи горем - а не
вернуть...
листок с рисунком оказался примятым, и Эгерт долго-долго разглаживал его
на столе, кусая губы и думая, что же делать теперь. Знает ли Тория о
рисунке? Может быть, она искала его и горевала, не найдя, а может быть,
забыла о нем, угнетенная обрушившимся несчастьем, а может быть, она
никогда не видела портрета, Динар нарисовал его в неком порыве
вдохновения, а потом потерял?
последний раз, потому что хочешь не хочешь, а книгу надо отдать декану...
Возможно, это ловушка, тогда лучше всего положить находку на прежнее
место; но, может быть, для Тории это важно? Рисунок принадлежит ей; Солль
передаст его декану, а уж тот сам решит, когда и как показать его Тории...
подошел к двери, намереваясь отправиться к декану; вернулся. С минуту
посидел у стола, потом спрятал темный переплет под мышкой, сжал зубы и
вышел в коридор.
осознал все безумие своей затеи. Он явится к декану, отдаст книгу,
признается тем самым, что видел рисунок - и чей же? Погибшего жениха
Тории, жертвы своего же бессердечия...
удивленно косились на него. Сжимая помертвевшими пальцами книгу, Солль
встал, наконец, у двери кабинета - и готов был пуститься наутек, потому
что свершить задуманное показалось ему равнозначным признанию в
собственной подлости.
но не в кабинете; сердце его упало, когда знакомый голос отозвался на его
приветствие:
гостя стеллажи и полки. Декан отложил работу и поднялся Соллю навстречу;
Эгерт не выдержал его взгляда и опустил глаза:
прежде чем заговорить снова:
злосчастный томик.