боязнью площадей...
голову, прищурился слепо. - Идет гроза.
тихо, неотвратимо - как умелый враг - грозовой заряд.
Я живу поблизости. Жена будет рада.
уже на ходу.
бывает.
огляделся растерянно. - Плохо дело, господа.
нам задержаться здесь еще.
деловые латиносы Грандиозой кличут, такими делами шутя ворочает, нам и
не снилось:
сожалением сообщала, что на восемьдесят седьмом году жизни безвременно
и скоропостижно скончался генерал-майор медицинской службы Семен
Павлович Великий, профессор, членкор и так далее, отпевание в два часа
в Елоховской церкви. Как все бульварные газеты, "вечерка" слегка
приврала, хотя на этот раз просто по незнанию, а не по злому умыслу:
Семен
пятнадцатом году.
пользовался псевдонимами, понимая это профанацией и дурновкусием. Имя
дал ему отец, пусть незаконный, но зато - государь император Павел
Петрович; матерью же была тогдашняя фаворитка Павла Софья
Чарторыйская. И менять имя даже на время, даже во имя неких высших
интересов, Великий отказывался наотрез.
тысяча восьмисотом году в районе Антильских островов во время
страшного шторма.
времени уже совсем в другом месте:
знаменитого унгана ле Пелетье на острове Гаити (собственно, именно
поэтому он впоследствии и пошел по медицинской части) и в деле унгана
весьма преуспел; и именно там на него обратил внимание знаменитый
некроном барон Рудольф фон
несколько искаженным именем Барон Суббота), сдружился с ним, вывез его
в Европу и представил нужным людям. Семен Павлович сравнительно быстро
разобрался в положении вещей, послал всяческих рыцарей и
розенкрейцеров в известном всякому русскому человеку направлении - и
стал искать свой особый путь. В этих поисках он неизбежно наткнулся на
Якова Вилимовича, поскольку все дороги в те годы вели в Пятый Рим: (
"Кстати, а почему именно Пятый?" - спросил в свое время Николай
Степанович у Брюса. "Так ведь Четвертому-то не быти," - доходчиво
объяснил Брюс.)
капитуле
возвращении из Заира - тогда, в памятном шестьдесят восьмом. Следовало
что- то предпринимать в связи с необычными находками:
знакомца, путешественника и пациента, но - не младшего собрата по
Ордену. Будто сквозь симпатическое стекло смотрел он на Николая
Степановича, радостно хлопотал по холостяцкому своему жилищу, с
притворным ужасом воспринял еще недавно привычное обращение "mon
prince" и абсолютно не мог понять, чего же от него хочет дорогой
гость:
когда
которых он знал многие десятилетия не только по именам и фамилиям, но
и по тайным делам и почетным титулам, он оставался один. Рыцари
славного Пятого Рима, великие и малые таинники, постарели, обрюзгли,
утратили былой блеск глаз - потому что забыли, что полагается им жить
долго и бурно. Забыли они и способ, каковым это достигается:
потрясения,
предлог, с маршалом Ордена Фархадом, в миру - дворником
Гильметдиновым, а в прошлом
За непритязательной беседой о злых нравах москвичей, протекающей под
аккомпанемент легко льющегося пива, Николай Степанович ввел коллегу в
состояние глубочайшего гипноза (что в нормальных условиях явилось бы
грубейшим, непростительным нарушением субординации) - и там, в недрах
чужого темного сознания, встретил умирающего рыцаря:
по- настоящему, только на Мадагаскаре во время учения), и поэтому
чувствовал себя выжатым, как подсолнечный жмых. Нужно было тихо
посидеть и перевести дыхание. К тому же единственое - и слава Богу,
что тусклое, замызганное - окошечко длинной, как подзорная труба,
дворницкой выходило на кошмарно- красную глуху торцевую стену
какого-то дома, где кирпичами выложены были профили трех
большевистских кабиров. Будь Фархад в своей подлиной сущности, он
просто не смог бы жить здесь. А так - мог:
вовсе:
Земляной Андрей
Куликов Роман
Володихин Дмитрий
Зыков Виталий
Володихин Дмитрий