с собой на всякий случай... Ну, иди.
Пока нам просто сказочно везет. Давай, я считаю до трехсот.
лег, и лежал долго без мыслей и сна, как последний человек на земле. Потом
он услышал, что зажурчал мотор локомотива, скрежетнули бамперы, медленно,
а потом все быстрее застучали колеса... Тогда он заплакал, поняв, что уже
теперь-то точно - один. Ему стало безумно жаль себя, жаль так чисто,
пронзительно и проникновенно, что звук шагов и голос, позвавший его, он
воспринял как надругательство над этой святой жалостью...
скорее...
там, куда укатился поезд, а потом - на полнеба вымахнуло голубовато-белое
пламя, земля больно ударила по коленям, заставляя встать, но теперь уже
Альберт повалил его на землю, в пыль, прижал - страшной упругости звук
прошел, пролетел над ними и сквозь них, оставив после себя пустую звенящую
тишину... уходим, уходим, немо кричал Альберт, а Глеб все никак не мог
сжаться, чтобы уйти. Вновь полыхнуло: желто, дымно, - побагровело, потом
еще - глухие взрывы один за другим и трескотня, и металлический гром, как
от ударов о железную крышу, и что-то с визгом впилось в землю рядом, а
что-то пролетело, гудя и вздрагивая, над головами... языки огня все выше
лезли в небо, и на их фоне видна была медленно клонящаяся к земле
сторожевая вышка...
все. Потом прорезался острый запах йода и смолы, потом - перебор ветра в
ветвях, далекое живое дыхание моря... Они поднялись и увидели близкие
огни.
короткую злую волну Пролива, нес их к островам Тринити...
брезгливо отстранилась от мальчишки - он что-то бормотнул, не просыпаясь -
и, голая, пошла умываться. Хотелось ногтями сдирать с себя грязь - и
одновременно было противно дотрагиваться до себя, противно носить это лицо
и тело. Эх, ванну бы... Но это был слишком уж дешевый отельчик, и из всех
удовольствий имелись только кувшин, тазик и спринцовка. И зеркало - как
нарочно. Олив скрутило от ненависти к себе. Из зеркала на нее посмотрела
злая всклокоченная дрянь.
почему-то покачала головой.
людских языках такого слова... через _э_т_о_ у ариманитов... Нет, придется
еще долго погребать все, что было там, под привычными грехами...
старой столице на мемориале Уайльда; и зелье, похоже, было то же самое:
горная фиалка "патч", - точнее, ее семена. Долго потом приходится забывать
то, что то ли было, то ли привиделось...
в умывальне обнаружилась еще одна не замеченная доселе дверь - Олив
думала, что это ниша для вешалки с халатами, а оказалось - выход к
купальням! И, накинув первый попавшийся халат, Олив полетела вниз, едва не
вломилась в мужскую - впрочем, такую же пустую, как и женская - и с
разбегу, скомкав и не глядя бросив халатик, нырнула в чистую, светлую,
надежную воду...
туда, к камням, она и поплыла.
и ушла в глубину.
колышущихся медленно и грациозно, и серебряные души праведников, что
порхают быстрыми стайками...
небе. Залив лежал, как туманное зеркало. Что-то поднималось в человеке от
такой вот неподвижности... что-то темное и протестующее. Молодое солнце
недавно выскользнуло из-за искрящихся вершин и гладило и щекотало
разнежившийся в тени гор город, сложный, замысловатый и нелепо
праздничный, как огромный свадебный торт.
приняло в себя ее грехи, вольные и невольные, телом и помыслами, и теперь
отпускало ее на сушу...
она заметила издали, но до самого последнего момента, до того, как
поравнялась с ним, узнать не могла. Мужчина в рыжих мятых штанах, в
клетчатой бумажной куртке, в белой широкополой шляпе, надвинутой на лоб -
то ли спал сидя, то ли ждал не ее, то ли думал о чем-то сосредоточенно и
отстраненно. Внезапно испугавшись, Олив остановилась за ступеньку от него,
и тогда он поднял голову...
губами. - И запомните: имя мое здесь Юджин Хэрт. Запомнили?
шире и шире, а под горлом щекочет, готовясь прорваться, то ли кашель, то
ли идиотский смех. - Запо... Запомню! Пер Бако! Юджин Хэрт, с ума сойти!..
отныне - Юджин Хэрт.
ранили - всерьез!
Бежать ему было тяжело. Могла бы даже показаться смешной такая манера
бега... По галерее они обогнули дом и поднялись на тротуар. В трех шагах
стояла светлая коляска, запряженная парой, и кучер привстал на козлах и
поклонился.
легким. Правда, отшельник сказал, что так лишь кажется после болезни -
"лихорадка предгорий" делает человека на время невосприимчивым к холоду и
усталости и безотчетно счастливым. Некоторым даже кажется, что они смогут
летать... и пытаются, да. У многих, особенно пожилых, просто не
выдерживает сердце. Зато тем, у кого оно выдерживает, хватает сил дважды
пройти горными тропами от Аркадии до Тристана и от Тристана до Аркадии.
Почему дважды? - не поняла она. Потому что Тристан - поразительно скучный
город...
и на рассвете выступали. Несколько часов занимал путь до границы снегов,
там делали привал, после полудня миновали очередной перевал и начинали
спускаться в очередную зеленую долину... Около пяти часов вечера на пути
оказывалась следующая хижина, и здесь разжигали очаг, варили похлебку из
сушеного мяса и свежих кореньев и чай с травами. Все рассчитано по
минутам, удивлялась Светлана, который год вы так ходите? Двадцать
седьмой...
снега остались позади, по сторонам громоздились заросшие терновником и
куманикой остатки каких-то древних укреплений, а впереди и внизу, далеко,
но достижимо - выступали из зелени красные петли дороги. Спасибо вам,
святой отец, - Светлана поклонилась, поцеловала руку, шершавую и черную от
горного солнца - почувствовала легкое, как ветерок, прикосновение к
волосам, замерла почему-то. Дочь, подумала она, дочь... я так и не узнала
ничего...
было там, где они простились.
ореховой муки и медвежьей крови, сваренных на меду; несколько каменных
сухарей с перцем; полфунта вяленого мяса; фляга с густым, как мед,
монастырским вином. Кольцо с пальца и серьги из ушей она сняла и спрятала
в башлыке старой, местами лысой, куртки из оленьего меха. И одеждой, и
обувью - оленьими сапогами, сшитыми грубо, швами наружу, зато мягкими и
удобными внутри, - снабдил ее все тот же отшельник. Когда она, ахнув,
увидела целый амбар, где штабелями лежали, спрессованные, многие сотни,
если не тысячи, таких сапог, курток, стеганых рубах и штанов, когда
попыталась стащить кольцо с пальца - отшельник мягко сказал, что брать от
нее они ничего не могут, но если когда-нибудь у Светланы появится желание
пожертвовать что-то ордену - орден примет с благодарностью и молитвой.
стогу, в одуряющих ароматах свежего сена.
дальше? куда? каким образом?... - однако она легко прогоняла их: просто
отмахивалась, как от мошкары, - и бежала по красной, прорезающей густую
сочную зелень дороге - вперед и вниз...
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Афанасьев Роман