повторяю, дорогой Николай Николаевич, это всего лишь мое собственное
мнение, в основе которого лежит мое длительное знакомство с вами,
непосредственное участие в эксперименте, а также быстрый и
своевременный анализ промежуточных результатов проводимого опыта. Лично
мне кажется, что ваше поведение должно в корне изменить представление
наших правителей о степени готовности земного человечества к
межпланетным контактам с высокоразвитыми внеземными цивилизациями. И я
очень надеюсь, что когда-нибудь мы с вами встретимся открыто, на
равных, но уже как представители равных миров, как друзья, как
сотрудники. Да-да, Николай Николаевич, как сотрудники, ибо космический
контакт -- это всегда сотрудничество, сотрудничество мирное, во благо
обеих сторон. Теперь вы поняли, что на вас лежит, вернее -- лежала,
ответственность за судьбы всего человечества? Вот так-то, Николай
Николаевич, уважаемый мой коллега.
который все также продолжал стоять на столе. И пока он возился с ним,
что-то там крутил, настраивал и переключал, а Мокроносов всячески
помогал ему, я сидел, до глубины души пораженный и чувствовал себя так,
словно вот-вот должен проснуться, но сон никак не кончается, все
тянется, тянется, тянется -- до бесконечности, и я знаю, что это сон,
что все это неправда, что вот сейчас я проснусь и вздохну с
облегчением, -- но проснуться не в состоянии.
"Машины времени", а тетя Клава с усердием листала иллюстрированный
журнал "UFO" (вот что значит работать в "Союзпечати"!). Но вот она
что-то обнаружила, аккуратно разгладила страницу рукой, подняла на меня
хитрые глаза и ласково так поманила пальчиком.
покажу кое-что... Узнаешь? -- спросила она, когда я приблизился.
лучшего. На фоне сумеречного, предвечернего неба вырисовывались
нечеткие контуры НЛО. Неясная тревога заставила меня напрячь зрение и
приглядеться повнимательнее. Что-то очень смутное, знакомое, недавнее
виделось мне в этом летающем объекте. Ну так и есть! Это же арнольдова
колымага! Надо же, уже в американский журнал угодила!
-- Вот что, соседушко, бери его себе на память, весь журнал бери. Да
бери, не стесняйся, мне он все равно ни к чему.
бережно принимая журнал из ее рук.
стола, -- все готово, Николай Николаевич. Сейчас мы подключим к вашей
голове сеть электродов, вы уснете, а когда проснетесь, все, касающееся
вашего посещения Большого Колеса, эксперимента и всевозможных контактов
с нами, включая и сегодняшний разговор, исчезнет из вашей памяти
навсегда. Попутно мы лишим вас шестого чувства -- телепатии. Это совсем
не больно. Вам когда-нибудь делали энцефалограмму? Ну так вот это почти
то же самое. Готовы?
щелкнул в приборе, смахнул рукавом пыль с блестящей верхней панели и
поднял на шефа глаза.
меня бережно усадили в него, Евграф Юрьевич одарил меня столь редкой на
его устах улыбкой, желая, видимо, подбодрить и успокоить, потом
холодные металлические электроды облепили мою голову, провода обвили ее
электрической паутиной, что-то зажужжало, загудело, замигало... Почти
тотчас же я стал проваливаться в небытие, теряя чувство реальности,
освобождаясь от телесных оков, уносясь в бесконечность... Но прежде чем
забыться, я услышал голоса -- раздраженный Евграфа Юрьевича и
испуганно-виноватый Мокроносова.
прибора?
действие восьмого электрода?
сквозь смеженные веки. Электрод... кажется, восьмой. Да-да, что-то в
этом роде... Нет, не помню. Что они там со мной делают? Что-то с
памятью... Я открыл глаза и тут же снова зажмурил их.
било в лицо. Я окончательно проснулся и сел.
меня своей чистотой, безоблачностью (последняя туча стремительно
растворилась) и бездонной голубизной. Комната была пуста -- ни ночных
посетителей, ни инопланетного прибора на столе. Я сидел в кресле, лицом
к окну: похоже, что я провел ночь в таком положении. Ныла спина,
затекли ноги, но голова была ясная, на душе чувствовалась легкость,
желание вскочить и тут же приняться за работу -- все равно, какую.
у друга, гуляет на проводах (хоть позвонил бы!) -- к вечеру вряд ли
объявится.
поднял небольшой металлический цилиндр ярко-желтого цвета и почти
невесомый. Сначала его вид вызвал во мне лишь недоумение и немой
вопрос, но потом до меня дошло: вот он -- пропавший электрод! Я сунул
его в карман, отправился на кухню, сварил кофе, выпил его, позвонил
жене в Коровино-Ховрино (или Химки-Фуниково?), успокоился при звуке ее
голоса, потом включил приемник -- и только тогда словно пелена
прорвалась в моем сознании.
эксперимента моя память полностью очистится от информации, так или
иначе связанной с моим полетом на Большое Колесо и контактом с далекими
его обитателями. Но я ничего не забыл! Я все помнил, также отчетливо и
ясно, как вчера, позавчера, неделю назад, и никакого перехода в свое
новое состояние я не ощущал. Может, вчерашний визит эмиссаров
таинственного Центра был всего лишь сном? Да нет, это не сон -- в
кармане явственно прощупывался восьмой электрод. Так в чем же дело? В
памяти вдруг всплыла последняя фраза моего инопланетного шефа: "На
какую функцию головного мозга направлено действие восьмого электрода?"
Да на память, черт возьми, на память же! Не знаю, поняли ли это
вчерашние визитеры -- а у меня были все основания полагать, что не
поняли, -- но я это понял вдруг со всей отчетливостью. Эксперимент
окончен -- но память о нем осталась со мной.
ворвался шум начинающегося дня -- дня прекрасного, солнечного, ясного,
теплого. Вчерашний дождь умыл его, снял слой пыли с листьев и травы,
зажег желтые огоньки сотен и сотен одуванчиков на строго очерченных
парапетами газонах, наполнил мир сочными красками, усилив контрасты,
смыв бледность, серость и скуку. Воздух стал прозрачным, легким и
звонким от веселого щебета жизнерадостных пичуг. Жизнь прекрасна! --
слышалось мне отовсюду. Да, конечно, но... -- в общем-то соглашался я,
тут же вспомнив вчерашний инцидент в темном переулке. Взглянув в
зеркало, я первым делом увидел лиловый лоснящийся фингал под правым
глазом -- и тут же заныло левое плечо, да заскрипели, застонали старые,
намятые сапожищами Дэна, ребра. Может быть она и прекрасна, -- подвел я
черту, -- но не всегда. Бывают, надо сказать, моменты... Но сейчас,
спору нет, она поистине прекрасна. Кстати, как мне теперь вести себя с
Евграфом Юрьевичем? С тетей Клавой? Должно ли что-то меняться в наших
отношениях? Или делать вид, что я действительно все забыл? Да нет, они
живо прочтут мои мысли и выявят мою игру. Ладно, завтра видно будет, а
пока...
сумками покупок. А Васька-стервец в этот день так и не объявился.
синяк под глазом жениной крем-пудрой, но синяк -- на то он и зовется
"фонарем" -- светил также ярко сквозь трехмиллиметровый слой косметики,
как и без оной. Плюнув с досады, я стер пудру с лица носовым платком и
помчался на работу.
дальнем правом углу, где обычно сидел Евграф Юрьевич, меня встретил
колючий, начальственно-недовольный взгляд карьериста Балбесова. У меня
похолодело на душе.
бы знать причину, -- подчеркнуто вежливо, но с явной ехиднцей и
издевкой проблеял карьерист.