Чтение 31–й страницы книги ~Ингвар и Ольха~

Ворота со скрипом отворились, Павка уже выдвинулся за линию, когда страж опомнился:

-- Постой! Но у нее конь быстрее твоего. Сразу видно.

Павка жестоко улыбнулся. Ольха не думала, что всегда веселый рус может улыбаться так хищно.

-- Ты видишь, сколько у меня стрел в туле? А бью я утку в полете.

-- Но как же... -- страж перевел остолбенелый взгляд на Ольху. Ей почудилось сочувствие. -- Но ведь она же...

-- Каждый сам выбирает, жить ему или нет, -- ответил Павка, он толкнул коня каблуками под бока.

Ольха выехала, держа лицо непроницаемым. Еще чуть-чуть, и страж бы опомнился, не разрешил им выехать. А так она долго еще чувствовала его испытующий взгляд. Потом, судя по тому, как резко исчезло неприятное ощущение, он отвернулся и стал закрывать ворота.

Дорога расширялась, кони неслись над ней как две огромные птицы. Своим особым чутьем видели впереди коновязь с множеством коней, с которыми можно будет общаться, свежий овес, ключевую воду, которую из-за лености челяди не всегда получают дома.

Петляя, дорога вырвалась из леса и повела к двухповерховому дому с множеством пристроек и большим огороженным двором. По мере того как кони убыстряли бег. Ольха рассмотрела невысокий забор, через который хорошо видно широкую коновязь, просторную конюшню, кузницу, над ней и сейчас вьется сизый дымок, загородки, за которыми хрюкают свиньи, кудахчут куры, гогочут гуси...

-- Абрам? -- переспросила она с недоумением. -- А как же свиньи?

-- Не обязательно самому есть то, что продаешь другим,. засмеялся Павка. -- Пойдем в корчму или наверх?

Ворота были приглашающе раскрыты. Они ворвались во двор на рысях, у коновязи к ним подскочили два отрока. Павка бросил им поводья, одобрительно подмигнул, расторопные ребята. Ольха соскочила, голос ее вздрагивал:

-- Мне лучше пойти одной.

-- Ой ли?

-- Павка, я дала слово! -- сказала она с отчаянием.

За другое тревожусь. Ты не говоришь, что стряслось, но я чую беду. Вдруг с тобой что, как я узнаю?

Она заколебалась. Лицо Павки вытянулось, в глазах проскакивали искорки страха. Она знала, что он веселится под звон мечей, даже раненый не уходит с боя, а рвется в самую гущу, а сейчас либо страшится за ее судьбу, либо... знает что-то больше нее.

-- Я вернусь скоро, -- ответила она наконец. -- Если же нет...

Он хлопнул по рукояти меча:

-- Тогда горе тем, кто попадется навстречу.

Ольха грустно улыбнулась, уже забыла, что Павка из русов, взбежала по ступенькам крыльца. Дверь распахнулась. Вырвалось облако запахов жареного мяса, гречневой каши на масле и хмельного меда, а вместе с ним с рычанием вывалились два дюжих мужика. Вцепившись друг в друга, катились по ступенькам. Ольха опасливо переступила порог.

Народу в корчме было на удивление. По одежде судя, все по-дорожние, проезжие. Их отличает, как давно убедилась Ольха, особая добротность, сдержанная уверенность, ибо слабые и робкие сидят дома. Студена, сколько не осматривала плохо освещенное помещение, не увидела. Проглядеть не могла, знатного боярина узнают и со спины.

На нее начали оглядываться, и она пошла под стеной, потому что в комнаты для постояльцев можно было пройти только мимо кухни. Тут же, выпустив облако пара, словно там стирают, а не Готовят еду, отворилась дверь, на пороге появился сгорбленный худой человек в ермолке и с черными прядями волос у висков. Хазарин, понял Ольха, а то и сам иудей. Она так привыкла, что постоялые дворы держат немолодые здоровяки, накопившие Деньжат на службе князя или награбившие в дальних походах, что сперва даже не поверила, что он и есть хозяин, такой худой и не раскормленный. Правда, за его спиной маячили два молодых гиганта, рубили мясо, но тем более чудно как ухитряется держать их в руках. Ведь ничего не стоит зарубить и его как те. ленка, а постоялый двор забрать.

Боятся закона русов, вспомнила она Олега. Закона, за спиной которого блещут острые мечи.

-- Что ты хочешь, красивая женщина, -- спросил хозяин. Ермолка была вышита странными знаками и символами, которые Ольхе показались знакомыми. -- Пообедать или остановиться на ночь?

Уже почти все в корчме перестали жевать, уставились на неожиданную гостью с откровенным любопытством.

-- Ни то, ни другое, -- ответила она сдавленным голосом. -- Здесь должен был остановиться... ненадолго воевода Студен. Я хотела бы его видеть.

Хозяин, окинул ее быстрым цепким взглядом. Глаза его были черные, как переспевшие ягоды терна, седые брови срослись на переносице. Длинный вислый нос почти касался верхней губы, придавая лицу унылое выражение.

-- Не в моих правилах беспокоить гостей, -- сказал он, наконец.

Ольха вскрикнула:

-- Мне нужно видеть его срочно!

Он развел руками, улыбнулся, показывая, что еще не закончил, повторил терпеливо:

-- Да, не в моих правилах... Так можно растерять всех гостей. Но ты, как я вижу по осанке и одежке, из знатных. Да и вряд ли воевода, как бы не был занят, откажется, если к нему зайдет такая молодая и ослепительно красивая женщина.

-- Благодарствую, -- пробормотала Ольха.

Он оглянулся, негромко свистнул. Из кухни высунулся широкий в плечах парень. Капли пота едва не шипели, испаряясь, на его красной распаренной роже.

-- Чего?

-- Покажи этой женщине... красивой женщине, -- он поклонился в сторону Ольхи, -- комнату воеводы Студена.

Ольха сказала торопливо:

-- Я сама. Только скажите, где она.

-- Пусть покажет, -- сказал хозяин потвердевшим голосом. -- Незачем тыкаться в кладовки, чуланы... или другие комнаты.

Парень выдвинулся такой рослый, что Ольхе пришлось запрокидывать голову, если бы пришло в голову его рассматривать. От него пахнуло печеным гусем с чесноком и луком. Он пыхтел, с наслаждением вдохнул воздух корчмы, прохладный в сравнении с тем, что было на кухне у кипящих котлов.

Ольха тихонько поднялась по шатким ступенькам. Парень не торопился, вздыхал, вытирал пот, дышал шумно, наполняя помещение густым убойным запахом старого чеснока со старым же салом.

Они прошли по узенькому коридору к самой крайней двери. Парень с сомнением посмотрел на Ольху, постучал в дверь:

-- Эй, хозяин!.. Тут к тебе гостья. Пустить, аль взашей?

Изнутри донесся голос, слов Ольха не разобрала, но узнать узнала, и по спине побежали мурашки. Она ощутила, как вдогонку по рукам пошла крупная сыпь страха. Шелковистые волосики встали дыбом как у перепуганного ежика. Парень удовлетворенно хмыкнул, отступил от двери и пошел обратно, почесывая взмокшую спину.

Ольха повернулся ручку из турьего рога. Сердце ее колотилось тек громко, что она не слышала ни собственного голоса, ни слов Студена. Тот сидел к ней лицом за столом в одиночестве, перед ним стояли кувшин с греческим вином и большая чара. Рядом сиротливо лежала недоеденная головка сыра.

Волосы Студена были всклокочены, словно после бессонной ночи. Под глазами повисли круги, но сами глаза смотрели весело. Комната была махонькой: стол, две лавки да просторное ложе на двоих, окошко-бойница, через которое не всякий кот протиснется.

-- Вы оба обманули меня, -- выпалила Ольха с яростью. -- Не удивлюсь, если окажется, что вы сговорились!

Брови Студена взлетели:

-- Сговорились? С Рудым? Вот уж не думал, что... Впрочем, самые непримиримые противники могут в нужное время оказаться союзниками. Ты присаживайся, княгиня.

-- Верни ожерелье и прочие вещи Ингвара, -- сказала она, не двигаясь с места.

-- Что? -- удивился Студен весело. -- Разве ты не отдала в залог? До того, как Рудый вернет мой долг?

-- Но ты обещал не покидать терем Ингвара, -- выпалила она. -- Почему уехал так поспешно? И еще я слышала, что собираешься сегодня же уехать в Киев.

Он кивнул:

-- Тебе все-таки сказали? А я уж тревожился, что девка настолько тупая...

Холод на ее спине превратился в глыбу льда:

-- Ты... сам хотел, чтобы она подслушала?

-- Подслушала, -- хмыкнул он. -- Я устал повторять одно и то же, чтобы хоть что-то запомнила.

Внезапно дверь за ее спиной отворилась. Сильные руки ухватили ее за локти, впихнули на середину комнаты. Дверь захлопнулась с чмокающим звуком. Слышно было как грохнул засов. Она повернула голову направо, потом налево. Ее крепко держали гридни Студена. Оба угрюмые, молчаливые, немолодые, знающие себе цену, матерые. Такие промахов не делают, обмануть подобных зверей почти не удается.

-- Зачем это? -- спросила она чужим голосом.

Студен сделал знак, ее толкнули к столу. Оба гридня отступили и встали спиной к двери. Ольха гордо выпрямилась, стараясь, чтобы не видели, как отчаянно бьется ее сердце. Ее взор был прямой, высокомерным. Она молча твердила себе, что она княгиня, и должна держаться как княгиня. А это даже не рус, а всего лишь славянин, хоть и княжеского рода.

-- Что ты задумал?

-- Сядь, -- сказал он медленно. -- Не понимаешь? До чего же мы, славяне, просты. Ну просто как дурные козы. Это русы потерлись в дальних странах, набрались коварства да хитростей... А я набрался уже у них. Не нужна ты мне вовсе, княгиня! Ну, раз ж попалась, то я использую, а потом отдам на потеху своим воинам. Не серьги мне нужны, поняла?

Она молчала, помертвев. Он хищно усмехнулся:

-- Боишься?

-- Что ты от меня... ждешь?

-- Угадай.

-- Вижу по тебе.

-- Не угадала, -- он налил неспешно вина в кубок, медленно выпил, цедя сквозь зубы как конь, что пьет из болота. -- Не нужна ты все вовсе.

-- Тогда зачем?

-- Еще не сообразила?

Гридень по его знаку выскользнул за дверь. Другой тут же снова закрыл на засов, подпер спиной. Его маленькие глазки следили за каждым движением Ольхи.

-- А кто тебе нужен? -- спросила Ольха помертвевшими губами.

-- Кровавый пес, -- бросил Студен люто, -- кто ж еще! Он примчится сюда, едва услышит, куда ты поехала.

Она все еще не понимала:

-- Зачем тебе Ингвар? Почему ты его так не любишь?

-- Не люблю? Это единственный человек, которого ненавижу. Ухитрялся срывать мои задумки уже трижды! И всякий раз, даже не понимая, что рвет мои сети. Но на этот раз... на этот раз боги послали мне тебя. Ингвар придет! Примчится, сломя голову. Примчится без охраны. Он -- герой! А герой должен быть горяч и необуздан.

В дверь негромко постучали. Ольха встрепенулась, сердце застучало чаще. Гридень прислушался, снял засов. Ввалился второй, на щеке была кровавая полоса. Он часто дышал, глаза вылезали из орбит. Наконец прохрипел:

-- Ну и здоров был, бугай! Троих наших положил!

Студен напрягся:

-- И что же? Где он?

-- На конюшне. Связали и в ясли сунули. Если бы не накинули сеть, то отмахался бы, проклятущий!

Студен перевел дух, но все еще хмурился:

-- Чертовы русы... Дерутся как звери. А этот самому Ингвару под стать.

Ольха спросила упавшим голосом:

-- Кто?

Гридень фыркнул, а Студен бросит насмешливо:

-- Твой провожатый, кто ж еще? Сейчас с каленым железом выспросят обо всем. А потом с камнем за пазухой -- в озеро. Рыбам тоже надо чем-то питаться. Да и ракам. Правда, можем не успеть дотащить даже до озера.

Что-то в его голосе заставило ее спросить:

-- Почему?

-- Дальше пойдет быстрее. Ингвар прискачет за тобой, а тут ждут, не дождутся! Есть такие, у кого с ним старые счеты, есть!.. Многим перешел дорогу, многих обидел, унизил, оскорбил. Думаешь, в корчме гуляки? Ха-ха! Такой отборной дружины нет даже у Олега. Здесь сорок богатырей, и в одиночку никто не уступит кровавому псу... А без меча Ингвара, его злости, великий князь слаб как младенец. Приходи и бери голыми руками. Вокруг него, князя Олега, уже все готово. Ха-ха!.. И змея и конский череп. Ждут только моего знака. Глава 38

Он с грохотом отодвинул лавку, поднялся во весь рост. Рыгнул, обдав ее запахом каши с луком и крепкой браги. Лицо его раскраснелось, в глазах появилось знакомое Ольхе выражение. Она невольно отодвинулась, ударилась спиной в массивное тело стража, неподвижного и твердого, как дерево.

Студен расстегнул пояс. Ольха попыталась отступить в сторону, рука стража метнулась к ее локтю, сжала. Улыбка на губах Студена стала шире. Ольха опустила голову, давая им привыкнуть к ее покорности, рука незаметно скользнула к поясу.

Студен подошел вплотную, грубо схватил за грудь, сдавил, глядя в глаза. Ольха охнула, изогнулась от боли, что позволило выдернуть кинжал. Студен все еще сжимал ей грудь, в глазах была свирепая радость. Неподвижный страж продолжал держать за локоть правой руки. Ольха охнула, а ее левая с силой метнулась вверх.

Послышался треск. Глаза Студена расширились от боли и ужаса. Ольха дернула рукой вверх, затем торопливо выдернула кинжал и молниеносно ударила стража в бок. Тот хрюкнул, выгнулся, ухватил ее обоими руками. Ольха вырвалась, отскочила к другой стене.

Студен перегнулся в поясе, обеими руками держался за живот. Огромный страж, похожий на башню, медленна сползал по стене. Колени его подогнулись, он сел на пол, голова мертво упала на грудь. Узкое лезвие кинжала пробило печень.

Студен прохрипел:

-- Ты... ты... тварь...

-- От твари слышу, -- ответила Ольха.

Ее сердце колотилось как попавшая в силки птица. Кровь бросилась в голову. Она дрожала от страха и ярости, а рукоять кинжала сжала так, что пальцы побелели. Студен отступил на шаг. Его глаза, безумные от боли, неверяще прыгнули с неподвижного тела стража на окровавленную рукоять в ее руке:

-- Баба... Да я тебе...

Ольха прислушалась, отскочила в сторону. Дверь распахнулась, вбежали два гридня, оба толстые и сопящие. Уставились на Студена:

-- Воевода! Что стряслось?

Один ахнул, увидев убитого соратника, другой быстро выхватил боевой топор. Его налитые кровью глаза уперлись в Ольху. Она ощутила, как они пошлись по ее разорванному платью, остановились на кровоподтеке на ее груди.

-- Отнять нож, -- прохрипел Студен. Он отступил, сел на лавку, обеими руками все еще зажимал рану на животе. Его корчило от боли, но говорил он ясно, четко. -- Девку не убивать... пока что. Мне еще нужна... живой...

Ольха выставила перед собой кинжал:

-- А я не собираюсь даться живой!

-- Дашься, -- прохрипел Студен. -- А ежели нет... то что ж... Ингвар все одно примчится с минуты на минуту. А он нужнее.

Гридни подступали с опаской, с двух сторон. Ольха быстро поворачивалась то к одному, то к другому. Кровь еще капала с лезвия, и лица дружинников вытянулись. Третий, который лежал на полу, был не слабее их, но жизни в нем было не больше, чем тепла в жабьих лапах. Кинжал в тесной комнате надежнее огромного боевого топора с длинной рукоятью.

Переглянувшись, бросились на нее разом. Ольха резко оттолкнулась от стены, гридни хряснулись друг о друга, а Ольха сильно и точно ударила одного в бок чуть выше пояса. Гридень издал страшный крик, ухватился за пораженное место, захватив и ее пальцы. Ольха отпрыгнула, не успев выдернуть нож.

Гридень рухнул на стену, зато второй с ревом бросился на нее, схватил в объятия. Ольха ударила коленом в пах, он согнулся от дикой боли. Она с размаху обрушила сомкнутые кисти рук на голый затылок. Гридень всхрапнул и растянулся во всю длину.

Студен что-то кричал. Ольха бросилась к двери. Она уже распахнула, когда из коридора, привлеченные шумом, сунулись сразу трое. Она ударилась о твердые тела, в страхе била кулаками и ногами, но ее оттеснили обратно в комнату. -- Схватить!.. Связать...

В комнате было двое убитых, третий гридень уже встал, держался за стену и тряс головой, за столом перегнулся воевода, белый, с вытаращенными глазами, что-то исступленно орал. Дружинники ухватили Ольху, завернули руки за спину. Она била сапогами, то один, то другой вскрикивал от боли, сапоги с подковками пришлись очень кстати, пока, наконец, один, озверев, не ударил ее по лицу с такой силой, что у нее зазвенело в ушах, а рот наполнился кровью.

Студен с трудом поднялся, одной рукой все еще зажимал рану, другой упирался о стол. В глазах были боль и свирепая радость. Обогнув стол, он остановился перед ней, ударил по лицу. Голова Ольхи мотнулась в сторону. Гридень с такой силой завернул ей руки за спину, что почти поднял в воздух. Студен, искривившись от боли, ударил снова, потом сцепил зубы, отнял ладонь от раны, принялся бить обеими руками.

Ольха лишь однажды вскрикнула, перстень на его пальце рассек скулу, затем молчала, сколько надо было, чтобы поверил в ее стойкость, затем внезапно обмякла, повисла в сильных руках.

-- Сомлела, -- услышала над ухом надсадный голос, -- что теперь?

Нещадные удары прекратились. Дыхание Студена было частое, с хрипами. Хватая воздух ртом, велел:

-- На постель! Всем на потеху, а затем... выколоть глаза, чтобы последнее, что видела в этой -жизни -- это меня... и обрубить руки! Пусть запомнит, кого посмела...

Ее потащили, больно заламывая руки. Один с силой ударил в бок. Возле ложа Ольха воспротивилась из последних сил. Студен что-то заорал. Сзади ее толкнули, тяжелым ударили по ребрам. Ольха задохнулась от острой боли, услышала, как хрустнула кость.

На ложе извернулась, пытаясь вскочить, сверху обрушился тяжелый удар: кто-то шарахнул мечом в ножнах. Она рухнула. спину ожгло болью, тело сразу онемело.

-- Готова, -- услышала она надсадный голос. -- Ну, зверюга! Нет, я такую не смогу. Давай ты...

-- Я потом, -- ответил другой голос, торопливый и задыхающийся. -- Это ж все равно, что медведицу...

-- Ты погляди, какая роскошная баба!

-- Ну вот и давай...

-- Нет, мне надо сперва перевести дух, выпить... Я ж человек, не зверь лесной!

Ольха лежала неподвижно, борясь с болью во всем теле и дурнотой. Теплые капли с разбитых губ попадали в рот. Она чувствовала солоноватый привкус, стискивала и разжимала кулаки. Надо драться до последнего, так учит Покон. Как бы враг не был силен. Надо драться до последней капли крови, до последнего дыхания. Лишь тогда строгие судьи пропустят в вирий.

Сквозь чужое сопение, хрипы, она внезапно услышала страшный треск, грохот. Дверь слетела с петель, грохнулась на середину комнаты. Из освещенного коридора влетели один за другим двое, распластались как жабы на полу. С двумя обнаженными мечами в руках ворвался Ингвар. Лицо его было перекошено, глаза -навыкате, налитые кровью, с бледных губ срывалась желтая пена.

Студен вскрикнул тонким поросячьим голосом. Гридни развернулись, выхватили мечи как раз в момент, когда Ингвар с криком, от которого застыла кровь в жилах, обрушил свой клинок. Первый гридень отразил удар, но в тот же миг второе лезвие подобно копью ударило в грудь с такой силой, что все услышали треск и хруст ломаемых костей, а острие высунулось между лопаток. Второй уже обрушивал топор, но Ольха с силой толкнула его ногой, сама упав на пол. Удар увальня пришелся мимо, острие с сочным стуком ушло в дубовый пол по обух. Пока гридень тупо пытался -выдернуть оружие, Ингвар молниеносно полоснул его по шее.

Студен лишь мгновение смотрел расширенными в ужасе глазами, затем одним прыжком, которого нельзя было ожидать от раненого, оказался у окна, протиснулся каким-то чудом, исчез, оставив клок окровавленной одежды. Внизу глухо бухнуло.

Ингвар бросился следом, на лице была жажда убийства, но, внезапно выронив со звоном мечи, повернулся и подхватил Ольху. Руки его тряслись, в глазах еще было безумие. Она никогда не видела его в такой панике

-- Что он сделал? Что сделал с тобой?

-- Ингвар, -- прошептала она. -- Что он сделал?

-- Не думаю, что смог бы, -- ответила она, стараясь улыбнуться разбитыми в кровь губами.

Глаза его были еще налитыми кровью, руки тряслись, но голос изменился, в нем были страх и надежда:

-- Это правда? Ты... цела? Или щадишь меня?

Она опомнилась, вскрикнула:

-- Ингвар... но как ты смог? У ходи... он собрал полную корчму людей. Здесь у него сорок богатырей, и каждый из них... Сейчас ворвутся. Беги! Беги, Ингвар!

Он прижал ее к груди, жадно целовал, гладил по голове, потом, опомнившись, снова опустил на ложе. Она слабо сопротивлялась, все хватают и тащат в один и тот же угол, а она все никак не решится расстаться с невинностью.

-- Ингвар, беги! -- повторила она настойчиво. Слезла, морщась, на пол, отыскала убитого своим клинком, выдернула нож. Глаза Ингвара расширились. Он кажется только сейчас заметил, что убитых больше, чем он сразил, ив глазах, устремленных на Ольху, было восхищение, смешанное с каким-то другим чувством.

Только бы и он не счел меня медведицей, подумала она в страхе. Не выношу, когда сперва напиваются, потом лезут.

-- В корчме полно их людей, -- сказала она настойчиво. -- Не понимаю, как ты сумел.

-- Это было нетрудно, -- ответил он со злостью, -- я убью Рудого!

-- Да-да... Ингвар, что с Павкой?

-- Перестань, -- поморщился он. -- На нем заживет как на собаке. Кости целы. А за побои и раны получает пять серебряных гривен за лето. А когда заживет, я его разорву своими руками!

Она попыталась высвободиться из его объятий:

-- Ингвар! Обещай ничего ему не делать! Это я обманула, заставила поехать со мной!

-- Перестать, Ольха.

Он сопротивлялась в его руках:

-- Нет! Пока не скажешь...

Он шепнул ей в ухо: