городе или пришли на службу.
крепости некоторые, как заметил Фарамунд, влезали на крыши, тревожно
перекрикиваются. Он уловил обрывки разговоров, что на этот раз с севера идет
вождь варваров, который не знает пощады даже к своим, а захваченных римлян
подвергает таким жестоким пыткам, что несчастные сходят с ума гораздо
раньше, чем к ним приходит смерть.
упирался в реку, многие из этих, которые больше всего на свете ценят жизнь,
спасались бегством.
начались грабежи. У главного склада перебили охрану из двух престарелых
легионеров, выбили двери. Народ радостно растаскивал мешки с зерном, соль,
сушеные фрукты, амфоры с маслом. Рядом вспыхнул пожар, но никто не бросился
гасить, как поступил бы любой франк, хотя огонь угрожал перекинуться на
склад, а потом и на дома.
слухами о подходе варваров, хватали прямо на улицах сборщика налогов, судью,
избивали, кому-то привязали к шее огромный камень и потащили на стену,
кто-то заорал, что знает, где живет самый богатый ростовщик...
зданию из тяжелых грубо отесанных глыб. Навстречу выскочил коренастый
человек в блестящем медном шлеме и медных латах, но с голыми ногами. Вместо
привычных штанов на нем легкомысленно колыхалась юбочка, похожая на детское
платьице.
платьице. Фарамунд преисполнился к ним к обоим презрением. Это - римляне?
красиво, ни один не толкнул другого, хотя их десятки... уже сотни!
Послышался властный крик, легионеры выстроились в считанные секунды. Щиты
сомкнулись краями, острые мечи как жала высунулись в щели между щитами. Вся
манипула выглядела огромным железными животным.
замерли, нечеловечески ровные, красивые такой свирепой мужественной
красотой, что у него от волнения затряслись руки, а на глаза едва не
навернулись слезы восторга.
платьице не казалось уродливым. В легате и всем войске была страшная мужская
красота. Послышался короткий вскрик, словно грубо гавкнул огромный пес. Ряды
дрогнули, качнулись и разом двинулись от схолы, шагая в ногу так дружно, что
вся каменная площадь разом вздрагивала и раскачивалась.
длинными копьями. Наконечники показались Фарамунду настолько длинными и
широкими, что походили на мечи с непомерно длинными рукоятями.
нечеловеческим единством, легионеры двигались как одно существо, Он внезапно
ощутил в их выучке те бесчисленные войны, которые тысячи лет вела и
неизменно выигрывала империя. Что можно противопоставить такой страшной
силе?
войска. - Ты еще увидишь, как они дерутся!
с длинными смертоносными сариссами. Даже не дракон, а гигантская многоножка,
чьи кованые сапоги заставляют вздрагивать землю ударами в такт.
выглядело как будто длинная панцирная многоножка двигается легко и свободно.
выбежали молодые парни, на ходу раскручивая над головой пращи. Тяжелые камни
вспорхнули над головами, как вспугнутые воробьи. Воздух залопотал подобно
порванному парусу. Камни с сухим стуком били в щиты, шлемы, а один легионер,
не успев вздернуть щит, опрокинулся навзничь с кровавой кашей на месте лица.
затягивается отверстие в ряске от брошенного в пруд камня.
в ногу, нечеловечески тяжелые, страшные.
дротик. Фарамунд изумился, когда ему сунули в руки широкий неуклюжий щит, а
совсем дряхлый старик протянул ему короткий меч:
разделки рыбы, злобно и насмешливо кривил губы. Толпа ощетинилась
разновеликими копьями, дротиками, прикрывалась щитами. Все, как понял
Фарамунд, местные франки, что живут в городе, служат римлянам, платят им
подати, но не уходят, как поступили бы настоящие вольные франки, а просто
требуют от своих хозяев все больше и больше жратвы, вина, развлечений,
свобод...
оттеснили. Фарамунд с дрожью в теле смотрел в узкую щель между квадратными
щитами и металлическими шлемами. Глаза легионеров смотрели в него холодно и
равнодушно, как глаза ящерицы или большой рыбы.
ним и вся стена щитов, Фарамунд ощутил толчок, который отбросил назад с
такой неодолимой силой, что едва не опрокинулся на спину: на его щит давила
вся стена сцепленных краями щитов легиона!
равновесия не терял. Он знает, а теперь видел и Фарамунд, что пока строй
един, то с самим легионером ничего не случится. Если же нажать так, что
каким-то чудом заставить легионера отступить на шаг, то сосед легионера
справа молча сунет лезвием в левый бок, этот так же молча переступит через
труп тупого варвара, и стена двинется дальше.
народам! Они даже не вступили в бой, здесь ведь свои горожане, просто идут,
а вся огромная толпа, где народу впятеро больше, бессильно пятится! Рядом с
ним натужно сопит и отступает шаг за шагом могучий, как бык, Громыхало, кто
бы его заставил попятиться! - с другого плеча слышится кряхтение другого
местного франка, явно кузнец, весь пропах дымом и запахом железа, он
покраснел, как вареный рак, напрягся, но его ноги скользят по ровному камню,
а железная лавина наступает без всяких усилий. Это монолит, монолит из
одинаковых железных брусков, слитых воедино, а они, которые отступают...
даже если каждый по одиночке что-то да стоит, то, что они рядом с настоящей
армией?
кровь, чтобы не разъярить толпу еще больше. Судя по крикам, префект пообещал
какие-то уступки, снижение налогов. Врет, конечно, не в его власти снижать
налоги.
Он упирался так, словно от его усилий зависела судьба всех франков на свете.
Стена легионеров почти не замедлила шаг, шагала медленно, мерно, но Фарамунд
уже чувствовал спиной приближение городской стены.
закованный в блестящие латы легионер. Не такой огромный, как Громыхало, но
его щит справа и слева был сцеплен краями с такими же щитами таких же
одинаковых легионеров. Разъяренного франка отодвигало, как если бы он был из
пуха.
тела. Легион отодвигал не его с Громыхало, а всю толпу, и дивно, что он еще
не задохнулся в этой тесноте.
их выдавили за город как загустевшее масло из бурдюка. Их не били, только
самых последних подгоняли ударами копий, да и то тупыми концами.
раздался грохот подкованных сапог. Грохот удалился, затих, легион вернулся в
казарму.
рассказывали друг другу, как отважно они держались.
Фарамунд взглянули злые глаза, но Громыхало дышал тяжело, выговорить ничего
не мог, Фарамунд спросил: