том, как бились за власть над миром змееногие гиганты и блаженные боги,
как полыхали Зевесовы перуны, как взлетали в небо скалы и горящие деревья.
глаз гиганту Эфиальту, как Посейдон обрушил на гиганта Полибота часть
острова Кос, а Афина придавила бегущего Энкелада Сицилией, как вещие Мойры
сразили гигантов Агрия и Фоона, сражавшихся медными палицами, как Гефест
метал раскаленные камни в чудовищного Клития, Дионис бил тирсом Эврита,
Геката факелом - Миманта, невидимый Гермес сразил гиганта Ипполита; а
Громовержец поверг во прах царя гигантов Порфириона и многих, многих
других...
забудут.
подпоют в общем хоре.
алтарь, северный фриз сокровищницы сифнийцев в Дельфах, щит статуи Афины в
Парфеноне - и никто, нигде и никогда не расскажет, не споет и даже не
узнает, как поздно ночью, вернувшись на осиротевшие Флегры, близнецы
хоронили маленькие остывшие тела...
и продолжает спускаться в расступающуюся перед ним и тут же смыкающуюся за
его спиной мглу.
вспоминается Критский лабиринт. То же причудливое сплетение галерей,
проложенных в теле ноздреватого камня, тот же дымный сумрак - и тот же
запах плесени. Только там плесенью пахло куда сильнее.
должен хотеть повернуть назад, и это тоже не так, потому что человек
продолжает идти вперед.
темноты - дверь. Старую дощатую дверь, перекошенную, рассохшуюся,
посеревшую от времени, с медной ручкой, покрытой липкой зеленью...
медленно, с натужным скрипом открываться. Она открывается, запах плесени
усиливается, а человек стоит и смотрит.
полпути. Там, за дощатой перегородкой, в гудящей медью тьме, ворочается
некто: громоздкий, неуклюжий и, наверное, очень старый.
проем не помещается, то ли и не собирается этого делать...
догадка эта показалась ему более близкой к истине, чем все остальные.
Хотя, пожалуй, здесь уместнее было бы другое слово, чем "стесняется", но
человек не мастак подбирать слова.
отрекшегося владыки, которого утомили бунты и интриги, победы и поражения,
который хотел бы родиться заново кем-нибудь другим - но это не в его
силах.
первый и, наверное, последний раз.
сегодня говорит для двоих, для обоих братьев-близнецов, которых в этот миг
зовут - Геракл.
Времени; теперь меня зовут Крон-Павший.
нечем повелевать.
убивать невинных?!
войдет туда, где нет ничего, даже времени, но все-таки есть нечто.
и для Олимпийцев. Тебя, как личность, никто не принимал в расчет. В свое
время мой сын Зевс первым сделал гениальное открытие: он понял, что вас,
людей, можно использовать - и использовал. Но ни Семья, ни Павшие не
воспринимали вас, как самостоятельную силу, как возможного союзника или
противника... Жертвы богам Олимпийским, жертвы Павшим в Тартаре - только
это от вас и требовалось.
считали вас ровней себе! Ведь и люди не терзаются угрызениями совести,
срезая колосья пшеницы или закалывая барана?! Это не зависит от нас; так
есть и будет, хотим мы этого или нет.
значит, это в первую очередь зависит от нас, людей. Ведь это мы, а не боги
и Павшие, приносим друг друга в жертву. Но ручей жертвенной крови, текущий
из наших жил, сильно обмелел за последние годы - ты чувствуешь это,
Крон-Павший, мой предок?! Я очень старался... И я надеюсь, что
когда-нибудь настанет день, когда люди перестанут умирать на алтарях.
вместе с тобой.
Гигантов, а я расстрелял их на Флеграх?!
несчастные дети, которых ахейцы назвали Гигантами?
это.
попытка удалась, и Гиганты принесли бы богов себе в жертву? Знаешь ли ты,
чего не знали Одержимые из Салмонеева братства?!
разорвало бы их души, как рождающаяся бабочка разрывает кокон, или как
птенец разбивает скорлупу своего яйца.
сейчас пребываем, мы надеялись выйти через Гигантов - ибо трудно
представить себе жертвы большей, чем бог Олимпа, принесенный в жертву
Павшим! И высвободившаяся сила должна была не только погасить сознание
Гигантов, но и на мгновение открыть новый Дромос между Тартаром и
Флеграми, которые и без того были связаны невидимой пуповиной.
удастся воплотиться в наших потомках, переполненных силой великого
жертвоприношения. Но ты, Геракл, наша первая неудачная попытка, смертный,
Мусорщик - ты помешал нам вернуться и занять место Олимпийцев. И я
благодарен тебе за это.
время - время, которого здесь нет, но которое еще не забыло те дни, когда
я повелевал им... Помнишь, я говорил тебе, что мы относились к вам, как вы
- к пшеничному полю или стаду, выращиваемому на убой? Но разве стал бы ты
разговаривать с пшеничным колосом или с глупым бараном?! Разве заговорил
бы я с тобой, если не изменил бы свое мнение?
насмешливо, но Крон не замечает этого.
занять свое место на Гее. Семья - на Олимпе, Павшие - в Тартаре, а вы