Чтение 31–й страницы книги ~Путь меча~

речь шулмусских клинков, одышливо присвистывали копья, заикались на взмахе
метательные ножи...

Ну и что? Зато могли то, чего не могли Блистающие Верхнего Вэя,
Кабирского эмирата, Омелы Кименской, древнего Мэйланя, Лоулеза, Дурбана,
Хаффы, Хакаса...

Шулма - могла!

Видел Но-дачи - по уменью Беседовать один Блистающий дюжины здешних
сабель стоит. Стоить-то, конечно, стоит, но вот в чем беда: через себя не
переступишь, а уменьем убийства не перекрыть!

Разве что...

Отлежался Но на кошме, отмолчался, и месяца через два, на очередном
тое, с другого конца подойти решил.

Пять раз выбивал он боевой топор из рук одноглазого
шулмуса-поединщика, пять раз кричал топору: "Опомнись, брат!.."

Не докричался. Глухо ухал топор, как птица ночная - и все. А
затягивание боя считалось среди шулмусов уловками Гэнтэра, лукавого божка
воров и конокрадов, недостойными настоящего мужчины. Зароптали зрители,
мелькнул в воздухе волосяной аркан, рухнул хрипящий Придаток, роняя
Но-дачи...

...Очнулся Но на кошме.

Белой.

Долго думал большой меч, долго себя наизнанку выворачивал, долго
копил в себе скудные крохи решимости; и накопил. После третьего боя,
короткого и страшного, отнесли его с почетом на пунцовую кошму и всю ночь
выли вокруг Но по-праздничному.

Никогда не забудет двуручный Но-дачи, Блистающий Мэйланя, как снял он
с плеч свою первую голову.

Вот ведь как выходит - и чужая голова своей стать может, когда
снимешь ее с хозяина.

А Придатка, что в тот памятный день Но-дачи держал, в племя приняли.
На одного шулмуса больше стало. Молодец!..

Еще бы не молодец... И себя спас, и Но-дачи. Ведь если какой
Блистающий с белой кошмы за год так крови и не попробует - приносили
неудачника в жертву Желтому богу Мо, разломав на три части и утопив в
священном водоеме.

Все дно - в обломках. Гнилых, ржавых.

Кладбище, как есть кладбище. Братская могила.

А так - хорошо. С пунцовой кошмы на праздничные бои лишь три раза в
год берут. И то - против новеньких. Тех, что Беседуют. По-старинке. Как
привыкли в Мэйлане, Кабире, Хаффе...

Вот поэтому и не рассказывают новичкам, за какие-такие дела с кошмы
на кошму перекладывают.

...Год прошел. Второй прошел. Третий начался.

И как-то ночью вошли в шатер, переступив через удавленного стража,
девять Придатков - из тех, что в разное время были в племя приняты. А у
шатра восемнадцать коней землю копытом рыли - девять заседланных, девять -
в заводе, под вьюки.

Взяли Придатки с пунцовой кошмы одиннадцать Блистающих - троих
братьев-Саев, Но-дачи, потом похожего на Но маленького Шото... еще шесть
клинков, проверенных Шулмой...

И - только пыль взвилась за беглецами. Утром кинулась Шулма вдогон -
куда там! У ближайшего табуна табунщик пополам рассечен - видно, впрок
праздничная наука пошла! - кони на земле бьются с сухожилиями
перерезанными, плачут детскими голосами. Пока на дальний выпас пешком,
пока...

...Прошли они Кулхан. Семеро - из девяти Придатков. Девять - из
одиннадцати Блистающих.

И четыре лошади.

Прошли. Обратно. Зная, что там, за песками, далеко, есть на земле
место такое - Шулма.

И земля им тесной показалась.

- Интересное дело... - задумчиво прошелестел я, когда Детский Учитель
надолго замолчал. - Ну, допустим... А почему тогда они именно к тебе
пришли, на жизнь жаловаться? Мало ли в том же Кабире Детских Учителей? И
вообще...

- Учителей-то немало, - вмешался Обломок. - А Детский Учитель семьи
Абу-Салим - один. И слово его, как Верховного Наставника из Круга
Опекающих, дороже иных слов стоит. Вот так-то! И не только в Кабире.

Я не особенно разбирался в иерархии Детских Учителей, но сказанного
Обломком было достаточно, чтоб угомониться и не приставать к маленькому
ятагану с лишними вопросами.

- А ты, Дзю? - видимо, я угомонился, да не совсем. - Ты тоже
Верховный Наставник, раз при этом разговоре присутствовал?

- Я - Верховный Насмешник, - ухмыльнулся Дзюттэ. - И я не
присутствую. Я прихожу и остаюсь, пока меня не выгоняют. А когда выгоняют,
то я все равно остаюсь. Понял?

- Понял, - качнул кистью я. - Ладно. Наставник, рассказывай дальше.

- Дальше? - тихо переспросил Детский Учитель. - Чтоб дальше
рассказывать, надо сперва назад вернуться...

И мы вернулись назад.

...За три месяца до побега попал в шатер к Но-дачи незнакомый
Блистающий. Попал - и сразу на пунцовую кошму лег. Его в набеге из чужого
племенного шатра выкрали, так что он в Шулме уже лет пять обретался, и
всему, чему надо, обучен был. В том шатре он вместе с братом-близнецом
лежал, только в суматохе набега пропал брат куда-то...

И одной долгой ночью, когда нет иного дела, кроме как спать или
разговаривать между собой, рассказал новый Блистающий о том, что недавно
случилось в его племени - а был он из известного в Мэйлане рода парных
топоров Шуан, не склонных к выдумкам и многословию.

(Да, я неплохо знал когда-то Шуанов по обеим линиям - Верхневэйской и
Мэйланьской - и к многословию они были склонны не больше, чем к умышленной
порче Придатков. Хотя - если эта Шулма действительно такая...)

...Случился в племени, где находился тогда Шуан, заблудший топор с
короткой рукоятью и подобным луне лезвием - праздничный той. Скачки-байга,
песни-пляски, хмельная арака - все, как полагается.

Все, да не все.

Явился в племя, в самый разгар тоя, чужой Придаток с Блистающим на
поясе. По внешнему виду оба - чистые Вэйцы. И пришли от юго-восточной
границы Кулхана. Почему сами пришли, а не под конвоем заставщиков -
неясно, да и лень в праздник разбираться.

Ну, раз пожаловали - становитесь в круг, за цвет кошмы и жизнь
Придатка спорить!

Стоят они в круге. Смотрят на шулмусов. И те на них смотрят. Видят -
Придаток стройный, узкоплечий, черноглазый, в суконный бешмет затянут; ни
вида, ни силы, одни глаза из-под войлочного колпака лихим огнем горят.
Такие огни в полночь на заброшенных курганах-могильниках видеть можно -
можно, да не нужно. Кто их близко видел, те домой редко возвращаются.

А Блистающий, что только что был на поясе, а теперь уже в руке
подрагивает - вроде бы обычный меч, прямой да короткий, клинок
треугольный, двулезвийный, только у гарды-крестовины тот клинок чуть ли не
в полторы ладони шириной, а у острия - полукругом под бритву сточен.

(- ...Чинкуэда, - бросаю я. - Как же, слыхал...

- Что? - удивляется Детский Учитель.

- Чинкуэда, говорю. Есть такая семья у нас на северных солончаках.
Затворники, в свет редко когда выбираются...

- А... ну хорошо. Пусть будет по-твоему. Дальше говорить?)

...Вышел к гостю незваному в круг шулмус с двумя копьями. Поглядел на
соперника Придаток, звонко расхохотался у него в руке Блистающий Чинкуэда,
и затем острием указал по очереди на семерых шулмусов, что впереди прочих
стояли.

Выходите, мол!..

Те и вышли. Стоят ввосьмером. Ждут.

- Джамуха! - сказал стройный Придаток и в грудь себя кулаком стукнул.
Дескать, зовут меня так - Джамуха...

...Знал топор Шуан, что любой Блистающий по уменью своему много
шулмусских клинков на весах Беседы перевешивает. А вот то, что новенький
Блистающий, не обожженный Шулмой, не терявший Придатков, с первого же раза
восьмерых шулмусов играючи положит - этого топор Шуан не знал.

И двуручный Но-дачи не знал. А узнав - удивился.

(И я удивился.)

Покачался окровавленный Чинкуэда над трупами, посвистел лениво в
тишине, и в ножны лег, не вытершись. Придаток его улыбнулся нехорошо, в
карман бешмета полез и пригоршню ушей оттуда достал. На землю бросил.

По серьгам признали шулмусы уши своих пограничных заставщиков.

Через полгода новый вождь был у племени. Взамен прежнего, зарезанного
на глазах у всех.

Звали нового вождя - Джамуха Восьмирукий.

И на поясе его всегда висел прямой короткий Чинкуэда, скорый на
смерть.

А еще через три месяца указал Чинкуэда острием на четыре стороны
света и сказал: "Много земель - одна Шулма. Много племен - один народ.
Много Придатков - один вождь. Кто не согласен - умрет."

Было это незадолго до похищения топора Шуана. И чуть дольше