навалилась страшная сонливость, и все стало казаться неважным и скучным. Я
заснул, и мне долго снились тонкие пальцы Анны, ласкающие ребристый ствол
пулемета.
Черт знает, что ему нужно. У меня было предчувствие, что это как-то
связано с Анной.
чем днем, - теперь на нем был халат с кистями, из-под которого торчали
полосатые пижамные штаны. В одной руке он держал подсвечник с тремя
горящими свечами, а в другой у него была бутылка шампанского и два бокала
- при взгляде на шампанское моя догадка, что Анна нажаловалась ему на
меня, окрепла.
растопыренной пятерней над своим черепом, словно откидывая невидимую прядь
волос со лба. Я подумал, что где-то видел уже это движение, и сразу
вспомнил где - в бронепоезде Чапаева. Почти так же поправляла свои
состриженные волосы Анна. У меня мелькнула мысль, что оба они принадлежат
к какой-то странной секте, возглавляемой Чапаевым, и эта бритоголовость
связана с их ритуалами, но в следующий же миг я понял, что все мы
принадлежим к этой секте, все мы, кому довелось нахлебаться в очередной
раз свалившейся на Россию свободы и непременно сопровождающих ее вшей. Я
засмеялся.
завшиветь. Кто бы мог себе это представить лет пять назад? Непостижимо.
О том, что произошло с Россией. Поэтому к вам и зашел. Своего рода
импульс. Хочу поговорить.
российского, который только и может жить на содержании, есть одна гнусная
полудетская черта. Он никогда не боится нападать на то, что подсознательно
кажется ему праведным и законным. Как ребенок, который не очень боится
сделать зло своим родителям, потому что знает - дальше угла не поставят.
Чужих людей он опасается больше. То же и с этим мерзким классом.
его породила, отлично знает, что в ней все-таки жив был нравственный
закон.
никогда не посмел бы топтать ее устои ногами. Я вот перечитывал недавно
Достоевского, и знаете, что подумал?
палачей раньше ссылали в сибирские села, где они целыми днями охотились на
зайцев и рябчиков. Нет, интеллигент не боится топтать святыни. Интеллигент
боится лишь одного - касаться темы зла и его корней, потому что
справедливо полагает, что здесь его могут сразу отлюбить телеграфным
столбом.
никакого, а выгода очевидна. Вот откуда берется огромная армия
добровольных подлецов, которые сознательно путают верх с низом и правое с
левым, понимаете? Все эти расчетливые сутенеры духа, эти испитые
Чернышевские, исколотые Рахметовы, растленные Перовские, накокаиненные
Кибальчичи, все эти...
зашла. Я слышал, у вас был кокаин.
насыпал на поверхность стола, скорее походили на два недостроенных шоссе.
Совершив все необходимые манипуляции, он откинулся в кресле. Выждав из
вежливости минуту, я спросил:
он глухим голосом. - До того доходило, что кровь из носу шла. Потом
бросил. Не хочу от чего-то зависеть.
заглянул в нее и сказал:
как раз есть аптечные весы...
папиросы, затем достал перочинный нож и его лезвием, как небольшой
лопаткой, переложил туда часть порошка.
Рысаки ваши.
поднял подсвечник.
вторжение.
упомянули сами - что это за внутренняя драма, от которой помогает кокаин?
коротко кивнул и вышел за дверь.
думал о Котовском - он, надо сказать, произвел на меня приятное
впечатление. В нем чувствовался стиль. Потом мои мысли вернулись к
разговору с Чапаевым. Я стал думать об этом его "нигде" и о нашем
разговоре. На первый взгляд все было несложно. Он предлагал мне ответить
на вопрос, существую ли я благодаря этому миру или этот мир существует
благодаря мне. Конечно, все сводилось к банальной диалектике, но была в
этом одна пугающая сторона, на которую он мастерски указал своими на
первый взгляд идиотскими вопросами о месте, где все это происходит. Если
весь мир существует во мне, то где тогда существую я? А если я существую в
этом мире, то где, в каком его месте находится мое сознание? Можно было бы
сказать, думал я, что мир с одной стороны существует во мне, а с другой
стороны я существую в этом мире, и это просто полюса одного смыслового
магнита, но фокус был в том, что этот магнит, эту диалектическую диаду
негде было повесить.
могла бы возникнуть. А ему точно так же негде было существовать, потому
что любое "где" могло появиться только в сознании, для которого просто не
было иного места, чем созданное им самим... Но где оно было до того, как
создало для себя это место? Само в себе? Но где?
вышел в коридор, увидел в голубоватом сиянии светившей из окна луны перила
ведущей вниз лестницы и направился к выходу.
вокруг, любуясь ее плавными линиями - казалось, лунный свет придавал им
дополнительное очарование. Недалеко от меня фыркнула лошадь. Я оглянулся и
увидел Чапаева - он стоял возле лошади со щеткой в руке и расчесывал ей
гриву. Подойдя к нему, я остановился рядом. Он посмотрел на меня.