Она стояла над рукоедом и смотрела, как тот медленно и осторожно подбирает
под себя лапы и пытается подняться. Лицо ее заострилось. Она рывком
подняла рукоеда, поставила его на лапы и сделала движение, будто хотела
обхватить его. Между ее ладонями через туловище рукоеда протекла струя
лилового тумана. Рукоед заверещал, скорчился, выгнулся, засучил лапами. Он
пытался убежать, ускользнуть, спастись, он метался, а девушка шла за ним,
нависала над ним, и он упал, неестественно сплетая лапы и стал
сворачиваться в узел. Женщины молчали. Рукоед превратился в пестрый,
сочащийся слизью клубок и тогда девушка отошла от него и сказала, глядя в
сторону: "Дрянь какая..."
Займись, откладывать не стоит. Ты все поняла?
клубка она задержалась, поймала слабо дергающуюся лапу и пошла дальше,
волоча клубок за собой.
Характер у нее есть. Ну что же, надо идти...
лужи, оставшейся на том месте, где скрутили рукоеда. Она к нему даже не
прикасалась, она его пальцем не трогала, она просто стояла над ним и
делала что хотела. Такая милая, такая нежная, ласковая... Даже пальцем не
притронулась... К этому тоже надо привыкнуть? Да, подумал он. Надо... Он
стал смотреть, как мать Навы и беременная женщина осторожно ставят Наву на
ноги, берут за руки и ведут, спящую, в лес, вниз к озеру. Так и не заметив
его, так и не сказав ему ничего. Он снова посмотрел на лужу. Он
почувствовал себя маленьким, жалким и беспомощным, но все-таки решился и
стал спускаться вслед за ними, догнал их и, обливаясь потом от страха,
пошел в двух шагах позади. Что-то горячее надвинулось на него со спины. Он
оглянулся и прыгнул в сторону. По пятам шел огромный мертвяк - тяжелый,
жаркий, бесшумный, немой. Ну-ну-ну, подумал Кандид, это же только робот,
слуга. А я молодец, подумал он вдруг, ведь это я сам понял. Я забыл, как я
до этого дошел, но это не важно, важно, что я понял, сообразил. Все
сопоставил и сообразил, - сам... У меня мозг, понятно? - сказал он
беззвучно, глядя в спины женщин. Нечего вам особенно... Я тоже кое-что
могу.
и поэтому стал посмешищем. Их что-то забавляло, они смеялись. Они шли по
лесу и смеялись. Словно шли по деревенской улице на посиделки. А вокруг
был лес, а под ногами была даже не тропа, а густая светлая трава, в такой
траве всегда бывают неприметные мелкие цветы, которые разбрасывают споры,
проникающие под кожу и прорастающие в теле. А они хихикали и болтали, и
сплетничали, а Нава шла между ними и спала, но они сделали так, что она
шла довольно уверенно и почти не спотыкалась... Беременная женщина мельком
оглянулась, увидела Кандида и рассеянно сказала ему:
дело есть, что-то у них надо узнать... Нет, не то... Нава! - вдруг
вспомнил он. Он понял, что Наву он потерял. С этим ничего не поделаешь.
Нава уходит со своей матерью, все правильно, она уходит к хозяевам. А я? Я
остаюсь. А зачем я все-таки иду за ними? Провожаю Наву? Она же спит, они
усыпили ее. Его охватила тоска. Прощай, Нава, подумал он.
с утопленницами. Они и есть утопленницы... Опять все переврали, все
перепутали... Они прошли мимо того места, где Кандид ждал Наву и ел землю.
Это было очень давно, подумал Кандид, почти также давно, как биостанция...
Био-станция... Он едва плелся; если бы за ним по пятам не шел мертвяк, он
бы, наверное, уже отстал. Потом женщины остановились и посмотрели на него.
Кругом были тростники, земля под ногами была теплая и топкая. Нава стояла
с закрытыми глазами, чуть заметно раскачиваясь, а женщины задумчиво
смотрели на него. Тогда он вспомнил.
родном языке. Он и сам удивился: он уже не помнил, когда в последний раз
говорил на этом языке.
ним, она говорила с матерью Навы. - Забавно, они ничего не понимают. Ни
один из них ничего не понимает. Представляешь, как они бредут к Белым
скалам и вдруг попадают в полосу боев!
гниют на ходу, и даже не замечают, что не идут, а топчутся на месте... А в
общем-то, пусть идет, для Разрыхления это только полезно. Сгниет -
полезно. Растворится - тоже полезно... А может быть, он защищен? Ты
защищен? - спросила она Кандида.
вещах.
оглядела Кандида. - А ты знаешь, - сказала она, - пожалуй, от него было бы
больше пользы здесь... Помнишь, что вчера говорили Воспитательницы?
тоже чувствовала, что происходит что-то неладное. - Ты оставайся, Молчун,
ты не ходи никуда, зачем тебе теперь уходить? Ты ведь хотел в Город, а это
озеро и есть Город, ведь правда, мама?.. Или, может, ты на маму
обижаешься? Так ты не обижайся, она вообще добрая, только сегодня
почему-то злая... Наверное, это от жары...
быстро сгустилось лиловатое облачко. Глаза ее на мгновение остекленели и
закрылись, потом она сказала:
мой муж, мне дали его в мужья, и он уже давно мой муж...
понимаешь... Он никому не нужен, он лишний, они все лишние, они ошибка...
Да пойдем же! Ну хорошо, потом придешь к нему... Если захочешь.
Кандид, - что они расстаются навсегда. Мать тащила ее за руку в тростники,
а она все оглядывалась и кричала:
уходить, это будет нехорошо, просто нечестно! Пусть ты не мой муж, раз уж
это им почему-то не нравится, но я, все равно твоя жена, я тебя выходила,
и теперь ты меня жди! Слышишь? Жди!...
старался улыбнуться. Прощай, Нава, думал он. Прощай. Они скрылись из виду,
и остались только тростники, но голос Навы был еще слышен, а потом Нава
замолчала, раздался всплеск, и все стихло. Он проглотил комок, застрявший
в горле, и спросил беременную женщину:
забота, козлик, что мы с нею сделаем. Во всяком случае, муж ей больше не
понадобится. И отец тоже... Но вот что нам делать с тобой? Ты ведь с Белых
скал, и не отпускать же тебя просто так...
перехватила взгляд Кандида и презрительно засмеялась. - Не нужны, не
нужны, успокойся... Попытайся хоть раз в жизни не быть козлом. Попытайся
представить себе мир без козлов... - Она говорила, не думая, вернее, она
думала о чем-то другом. - На что же ты еще годен?.. Скажи мне, козлик, что
ты умеешь?
равнодушной властностью, что-то важное, что-то неприятное и страшное, но
определить это было трудно, и Кандид только почему-то вспомнил черные
квадратные двери и Карла с двумя женщинами - такими же равнодушными и
властными.
ты ко мне привязалась? Я тебя спрашиваю, как пройти к Белым скалам, а ты
ко мне привязываешься... Он вдруг понял, что боится ее, иначе он бы давно
ушел. Она была здесь хозяином, а он был жалким грязным глупым козлом.
кроной и волосатым стволом. Он пожал плечами.
Ты вообще можешь делать живое мертвым?
мертвым. Заставить живое стать мертвым. Можешь?
даже этого не понимаешь? Мертвое живым ты тоже не умеешь делать?