кони... Внезапно пронеслась весть, что назади, в товарах, немцы.
пешие ратники. В темноте кричали, из-за реки, из своих собственных
товаров, бежали люди, вопили:
Поднялось смятение. Грязные, перевязанные кровавым тряпьем люди кинулись
нестройно к реке, ругаясь, на ходу подбирая оружие. Метались факелы, их
пляшущий свет и отблески костров увеличивали сумятицу мечущихся теней.
пьяный от усталости Елферий. Врезались в толпу:
наконец узнали. Толпа росла. Перебредшие реку нехотя возвращались назад.
жди, на заре ударим!
повторял одно и то же. Толпа примолкла.
подбегавшие, хрустел и скрипел снег, тяжко дышали. Пламя костров плясало
на бородатых, красных от огня лицах, на оружии.
толпе. И казалось, все пропало от этих слов. Вновь дружно заревели от
ярости стихшие было мужики. Неслышные в этом реве Семьюн, Елферий и Лазарь
вертели коней, Лазарь врезался в толпу, размахивал руками, тряс бородой,
бил себя в грудь, сорвал шелом, кинул под ноги коня - седые волосы
разметались по плечам, - поднял обе руки вверх:
кто шубу, кто прямо на снегу, лежали и сидели мужики. Между спящих и
дремлющих людей ходила сторожа. То и дело глухо топотали в темноте конные,
объезжая стан. У простого костра сидели сегодняшние воеводы новгородского
полка: задремывающий Лазарь - надломились силы, дрожал от холода,
всхрапывал, клонясь к огню, старые глаза слезились, отражая пламя; Семьюн,
Гаврило Пронич, двое оставшихся в живых - Федор и Борис Кожичи... Елферий
спал, лежа на земле, постелив на снег попону. Многие не сняли броней,
дремали сидя, в оружии, ждали утра, боялись за ночь.
пешие. Подскакивали гонцы от князей Святослава с Михаилом, от Дмитрия.
Довмонт сам подъехал, тяжело - тоже сказалась усталость - соскочил с коня.
Протягивая руки к огню, глядя в пламя, он немногословно урядился с
проснувшимся Елферием о выступлении. Ускакал. Принесли стонущего, в тяжких
ранах Твердяту. Твердята бредил, мотая головой, кончался. Положили у
костра. Вполголоса спрашивали о посаднике, с полудня его никто не видел.
Не было Никифора Радятинича, Ивача, Жирослава, Полюда, Ратислава
Болдыжевича, тысяцкого Кондрата... Каждая новая весть прибавляла бремя
потерь.
стряхнув одеревенелость сна. Соратники, прикорнувшие у костра, не
шевелились. Лазарь спал - уходился старик! Елферий прикрыл его своей
епанчой и пошел по стану проверять сторожу. Люди спали у потухающих
костров. Некоторые метались во сне. Хрипло закричал мужик, заставив
Елферия вздрогнуть, - видно, привиделось во сне что. Стонали раненые.
Женщина, подобрав подол, несла бадью с водой. Мельком взглянула на
Елферия. Морщинистое, усталое лицо, волосы выбились из-под платка.
Поправляя, улыбнулась, кивнула Елферию, как будто ободряла, может, по
привычке ободрять раненых. С мужем, должно, приехала, в повозниках. Как и
выбралась из товаров! Невольно ускорил шаг, сжал кулаки, вспомнив свое
вчерашнее <все равно>. Подходя к реке, услышал в тумане оклик. Подошел.
Сторожа переминались с ноги на ногу - в утреннем холоде пробирала дрожь.
ответа мужиков.
тумане началось повсюду смутное шевеление. Окликали друг друга, торопливо
жевали хлеб, строились. Когда Елферий вернулся к своему костру, уже никто
не спал. Ржали лошади. Запоздавшие подвязывали брони. Лазарь,
повеселевший, в шишаке - чужом, свой так и потерял вчера, - хитро поглядел
на Елферия.
ходил, воин, так и вовсе натощак в товары пошел! - поддразнил он Елферия.
был, дурак, что жив и сам и господин: думал, придется искать среди
мертвых. Гаврило Пронич, Сотко и Семьюн уже ускакали ровнять ряды. Елферий
доел хлеб и поскакал вслед за Семьюном в чело войска.
двинулись к товарам. Стремительно, грудью вперед, промчались конные
ратники. Черный, курчавобородый красавец Федор Кожич подмигнул Елферию и,
оскалив зубы, вырвал кривую татарскую саблю. Вслед за ним, так же молча
опуская копья и вырывая прямые клинки русских мечей из ножон, на ходу
смыкаясь в плотный конный таран, пролетели верховые его дружины. В тумане
глох топот коней. Прошли еще несколько сажен. В расходящейся мгле
показалась верховая сторожа. Они махали руками:
Сразу обмякло напружинившееся тело. Жалость, что не удалось отомстить, и
облегчение одновременно нахлынули на него. Он повернулся к пешим ратникам
и крикнул возможно веселее:
это смешанное чувство жалости и облегчения.
изувечено. Там и сям лежали тела посеченных людей: вот старик, жонка,
мальчик... Елферий отвернулся. Конь, храпя и кося глазом, осторожно
обходил мертвых. Где-то раздался стон, туда заспешили сразу несколько
человек. Из кустов выбирались разбежавшиеся повозники.
Федора с его ратниками тоже нигде не было видно, кинулся вослед немцам.
<Теперь не догонишь, далеко утекли>, - подумал Елферий.
губами, дергалась седая борода. Вчера с полудня отправил раненого, чудом
вырванного из сечи племянника в товары. Думал оберечь мальчишку и теперь
не находил даже тела. <Неужто увели с собой?> - горько думал старик.
Вспомнил, как вчера останавливал толпу разъяренных мужиков. <Прав ли я
был, господи? - подумал, взвесил, сумрачно покачал головой. - Да, прав. Не
мог же погубить войско зазря...>
благоразумно, как и всегда, постарался попасть в середину бегущих, а
затем, тоже со всеми, сойдя с коня и подобрав чье-то копье, шел в пешей
рати, тыча острием в морды храпящих, тяжело вздымающихся на дыбы лошадей.
Счастливо уйдя от удара меча, вспорол брюхо коня и, поотстав, с
остервенелым удовольствием (дорвался!) гвоздил обломком копья упавшего
рыцаря, тот мотал головой, и Станята все никак не попадал в крестовидную
прорезь рогатого, похожего на ведро, шлема. Кто-то пихнул Станяту в спину,
и он пошел дальше, шагая через тела, а немца, наверно, добили те, что шли
сзади. Когда пешая рать стала, стал и он и, оглядевшись, побрел назад,
разыскивая кого-нибудь из знакомых соратников. Бежал со всеми, но не
впереди, а немного позадь передних, к реке, а когда расположились ждать
утра, тотчас устроился у ближайшего чужого костра.
были преж оба Олексины воза. Встречу ему, покачиваясь, шел высокий
плечистый мужик, весь залепленный снегом.
шевелились: ночь провел, хоронясь в снегу.