Сейчас привезли генералу Милорадовичу Высочайший Рескрипт, в
котором его императорское величество за важные услуги Отечеству
всемилостивейше жалует его и с будущим потомством графом
Российской Империи. Рескрипт наполнен лестнейшими выражениями,
какими только может великодушнейший из монархов осчастливить
вернейшего из подданных. Один Суворов получал такие Рескрипты от
Великой Екатерины, в блистательный век ее[8*].
Итак, генерал, отличенный знаменательными заслугами, получает
теперь новый блеск с новым достоинством. Весь арьергард радовался
атому, как собственному благополучию. Солдаты окружали нового
графа и кричали ему: ура!..
В шесть часов поутру на передовой отряд наш учинено нападение. По
упорной перестрелке, неприятель сильными колоннами начал обходить
оба фланга его, имея, однако ж, более направления на левый.
Передовой отряд, сходственно с повелением, уклонился к выгодной
позиции арьергарда, где неприятель встречен перекрестными
выстрелами всех наших батарей, действием которых и остановлен. Он
опять было устремился на левый фланг наш к горам, но стремление
его не имело никакого успеха. Генерал-майор Юзефович, с частию
кавалерии, ударил в правый фланг неприятеля столь счастливо, что
тотчас опрокинул его. Такой же успех имели и на правом фланге
кавалерийские атаки князя Трубецкого и генерал-майора Лисаневича.
Вообще вся кавалерия, под начальством генерал-адъютанта Уварова,
показала в сей день, какой великий вред может претерпеть
неприятель от блистательной храбрости ее в стремительных, смелых
и удачных нападениях. Харьковский и Каргопольский драгунские
полки наиболее отличились. Истребленные колонны и много пленных
были плодами кавалерийских атак. Известный отличною своею службою
генерал-майор Еммануель, действуя в сей день из-за гор в правый
фланг неприятеля, взял также пятьсот пленных, сверх коих много
переколото. Получа новое подкрепление, неприятель с большим
стремлением начал развивать сильные колонны свои вправо и влево,
угрожая опять обойти паши фланги. Уступая превосходству сил, но
сражаясь, однако ж, за каждый шаг земли, арьергард медленно
отступал к городу, пред которым расположился на биваках, заставив
и неприятеля сделать то же. По словам пленных, в одном из их
пехотных полков урон простирался до трехсот человек; вся же
потеря неприятеля в сей день достигала до четырех тысяч. С нашей
стороны урон не превышал двухсот пятидесяти человек. Вот выгоды
оборонительного отступления: уступая пространство, сохраняешь
людей. Смотря теперь на солдат наших, отличающихся не одними
минутными порывами храбрости, но постоянным мужеством, твердостию
духа и безропотным терпением, нельзя не признаться, что война
образует войско.
В течение священной Отечественной войны и настоящего похода за
границу солдаты совершенно привыкли к трудам и опасностям. Они
бодры, терпя голод и нужду; в самом пылу сражения, под ядрами и
гранатами, наблюдают совершенную стройность в движениях и,
отступая, уверены в победе. Всего важнее то, что солдаты наши
вовсе перестали бояться французов. В сражении 3 мая полковник
Керн хотел было сменить цепь стрелков, бывших уже несколько часов
в деле. "Не сменяйте нас! - кричали солдаты, - мы еще можем
стоять до вечера, пришлите только патронов!" При многих атаках
кавалерии пехота спешила бегом подкреплять ее и довершать
истребление неприятельских колонн штыками. Штык и сабля теперь в
совершенном согласии. Сражение 3 мая сдружило пехоту с конницею.
Таким образом, опыт, пример и внушения храбрых и благоразумных
начальников действуют к возвышению духа и усовершенствованию
солдат. И после этого можно уже понять, отчего горсть войска,
составлявшая арьергард, могла быть столь страшною для
неприятельской армии. Я забыл тебе сказать, что главная армия
наша давно уже стояла за Бауценом, отдыхала и укреплялась на
высотах.
Итак, мы опять в Бауцене, в том прекрасном Бауцене, где я имел
такую покойную квартиру, такого ласкового хозяина, который
разговаривал со мною о Тридцатилетней войне, о гуситах... Но вот
выстрел!.. Еще другой!.. Пальба! Видно, неприятель наступает.
Бросаю перо и сажусь на лошадь. Прощай!
Неприятель сделал только попытку, или, говоря военным языком, он
сделал усиленное обозрение левого нашего крыла и средины. Колонны
его подходили на пушечный выстрел к городу, и некоторые батареи
наши действовали по ним.
Чрез целый день с обеих сторон все было покойно. Примечено только
в войсках неприятельских беспрестанное движение. Колонны их
тянулись то вправо к Каменцу, о чем извещал партизан Давыдов, то
на левый наш фланг к горам. С нашей стороны занимались устроением
батарей на правой стороне города.
Лишь только старая хозяйка наша принесла нам кофе и хотела
наливать, как раздался гром пушек; окна в доме затряслись, у
доброй старушки задрожали руки и кофейник выпал из них. Между тем
народ суетился; конные взад и вперед скакали по улицам; мы тотчас
на лошадей и за графом к батареям. Но дело кончилось ничем;
неприятель выглянул и опять скрылся за гору. Движение в войсках
его не прекращается; он затевает дело не на шутку. По вечерам
видны большие огни и слышны музыка и песни. Соседи наши живут
весело, только не слишком сыто: по словам пленных, они крайне
нуждаются в хлебе и фураже. Разные сборные дружины в войске
Наполеоновом крайне неохотно ходят в дело. Многие, как сказывают,
сами себя ранят, чтобы иметь причину выйти из рядов. Кроаты[9]
уходят целыми ротами.
В четыре часа пополудни весь авангард наш стал в ружье; некоторые
батареи изредка действовали, и стрелки заводили перепалку. Все
сие было сделано для того только, чтоб привлечь па нас внимание
неприятеля и тем способствовать генералу Барклаю-де-Толли
поражать идущий на соединение к своим корпус Лористона, далеко от
нас вправо. Сегодня насладился я приятнейшим зрелищем: в первый
раз видел короля, которого народ любит как отца. Король Прусский
еще не стар, свеж, бодр и имеет весьма приятное лицо. Рядом с
нашими и своими офицерами стоял он опершись на батарею и
пристально смотрел в трубу на движение неприятеля, нимало не
заботясь о том, что ядра летали над самою головою его. Вот
государь, о котором, пройдя всю Южную Пруссию, нигде, начиная от
хижины и до палат, не слыхал я худого слова!..
Среди беспрерывной работы в авангарде мы заросли было бородами,
сейчас цирюльник-немец выбрил, остриг и причесал нас. Вдруг
слышим выстрелы!.. Велим подавать лошадей. Итак, мы сегодня не
нарочно подражали великому Ксенофонту, который всегда щегольски
одевался перед сражением. Но может быть, дело кончится опять
военным обозрением: пушечною пальбою!..
Вот где уж отозвался я тебе! Пять дней молчал: четыре дня были мы
в самых жарких сражениях. Ад, со всеми огненными бурями своими,
свирепел около нас. Голод, бессонье и усталость отнимали у меня
способность мыслить, не только писать. Теперь мы в тишине, в
деревне, я сижу под липами у светлой воды и могу писать. Как
очутились мы здесь, о том речь впереди, а теперь опишу по порядку
то, что было. Нет! Не военное только обозрение, не перепалка была
8 числа у Бауцена, но самое жаркое, упорное сражение. В 9 часов
утра множество колонн французских вдруг из-за горы двинулись к
Бауцену: одни двинулись штурмовать город, другие обходили его.
Ядра и гранаты посыпались, как самый сильный град.
Афанасьев Роман
Корнев Павел
Никитин Юрий
Лондон Джек
Афанасьев Роман
Никитин Юрий