колоситься рожь и где зелень была нежного белесоватого оттенка. И снова шли
живые изгороди, и уже раскрывал бутоны боярышник.
резко выделяясь на фоне зеленых волн. Собравшись с духом, Мари ответила, что
это башни Мснфор-л'Амори.
счастье, мешавшее ей думать, мешавшее говорить. Куда ведет эта тропка? Она
не знала. Куда везет ее всадник? И этого она не знала тоже. Она повиновалась
непонятному порыву, который не могла бы определить сама, и это было сильнее
всего - сильнее страха перед неизвестностью, сильнее внушенных с детства
правил, сильнее наставлений семьи и предостережений исповедника. Ею всецело
завладела чужая воля. Руки ее почти судорожно цеплялись за этот плащ, за
плечи этого юноши, который сейчас, когда все вокруг готово было рухнуть,
казался ей единственной прочной опорой во всем мире. И хотя Мари отделял от
Гуччо двойной слой ткани, биение ее сердца отдавалось в его груди.
ветке.
разжал объятий и только удивлялся тонкости, хрупкости ее упругого стана. А
молодая девушка стояла не шевелясь, пугливой, но покорной пленницей этих
обвивших ее рук. Гуччо понимал, что нужно что-то сказать, но слова, обычно
легко приходившие на язык юного соблазнителя, вдруг куда-то исчезли, и
вместо них губы сами произнесли по-итальянски:
(итал.).> И хотя Мари не знала итальянского языка, она поняла слова Гуччо -
так выразительно прозвучал его голос.
заметил, что ресницы ее вовсе не золотистые, как показалось ему накануне;
Мари была шатенкой с рыжеватым отливом, с нежным румянцем, типичным для
блондинок, ее огромные темно-синие глаза смотрели из-под тонко очерченных
дугообразных бровей. Откуда же тогда этот золотистый блеск, который исходил
от нее? С каждой минутой образ Мари в глазах Гуччо становился все
отчетливее, все реальнее, и в этой реальности она была восхитительно
прекрасна. Он обнял ее крепче и медленно, нежно провел рукой вдоль ее бедра,
вдоль корсажа, будто желая узнать, какова же она на самом деле.
Губы ее были полуоткрыты, а веки плотно зажмурены. Гуччо склонился к этим
губам, к этому прекрасному плоду, которого он столь страстно желал. И
несколько бесконечно долгих секунд они простояли так, прижавшись друг к
другу, а кругом щебетали птицы, откуда-то издали доносился собачий лай, и от
мощного дыхания самой природы словно вздымалась земля у них под ногами.
неподалеку, он смотрел на нее не отрываясь, чувствуя, что еще никогда в
жизни до сегодняшнего дня не видел ничего более прекрасного и полного жизни,
чем этот черный, уродливый ствол. В молодой ржи деловито прыгала сорока, и
наш юный горожанин не мог опомниться от этого поцелуя, который он вкусил
среди полей.
ждала его все годы, ждала все ночи, что давно уже она знала, видела это
лицо.
краев была полна ею. Ничего ей больше не нужно.
молодого сиеннца, прижалась головкой к его плечу и грезила под ровный
лошадиный шаг, чувствуя себя навеки связанной с человеком, которого ей
послал сам Господь Бог.
лишена от природы дара воображения. Ни на минуту она не подумала, что Гуччо
может испытывать какие-то иные ощущения, чем испытывала она сама, что
поцелуй, которым они обменялись, может иметь для него не то значение, какое
имел для нее.
даже тогда, когда в долине показались крыши Крессэ.
на Мари, возвращавшуюся в обществе Гуччо. Она сурово осудила поведение
дочери, и, увы, отнюдь не потому, что оно противоречило законам приличия, а
потому, что ею овладела какая-то непонятная досада. Как ни старались скрыть
молодые люди своего счастья, оно слишком ясно читалось на их лицах, и это
совсем не понравилось достойной владелице замка Крессэ. Но в присутствии
молодого банкира она не решилась сделать дочери замечание.
пояснил Гуччо. - Богатые у вас владения. И добавил:
год: надеюсь, дядя подтвердит мое распоряжение. Разве можно отказать в
чем-нибудь такой благородной даме, как вы!
немного, и досада ее улеглась.
уезжает, никто не стал его удерживать. От него добились того, чего хотели.
Конечно, этот юный ломбардец - очаровательный кавалер, конечно, он оказал
семейству де Крессэ огромную услугу... Но, в конце концов, они же его не
знают. И мадам Элиабель, вспоминая о своих утренних маневрах и о том, как
молодой итальянец не совсем вежливо покинул ее, чувствовала смутное
недовольство собой. Однако заемное письмо отсрочено, а это самое
существенное. Хозяйке замка Крессэ очень хотелось думать, что ее прелести
сыграли здесь не последнюю роль.
не могло и не смело выразить своих мыслей вслух.
братья де Крессэ чуть ли не силком навязали гостю четверть косули, убитой
ими утром на охоте, и взяли с него слово, что он непременно заедет к ним
как-нибудь еще. Гуччо обещал и неприметно взглянул при этих словах на Мари.
произнес он бодрым тоном, надеясь ввести хозяев замка в заблуждение.
глазами до поворота к Модре, мадам Элиабель облегченно вздохнула и
торжественно объявила сыновьям - вернее, самой себе:
долго над ним билась и, не поговори я с ним наедине, боюсь, он был бы не так
сговорчив.
оглядывался вокруг, как и подобает неотразимому соблазнителю, которому
достаточно только переступить порог замка, чтобы покорить сердца всех
тамошних обитательниц. Образ Мари, ее фигурка, вырисовывающаяся на фоне
зеленей, не выходили у него из головы. И он клялся, что вернется в Нофль,
непременно вернется, в самом скором времени, может быть, даже на этой же
неделе.
исполняются в жизни!
дядей, банкиром Толомеи. Сверх всякого ожидания дядюшка охотно согласился с
доводами Гуччо относительно отсрочки заемного письма: у старого ломбардца
были иные заботы. Только раз он проявил живой интерес к рассказу племянника
- когда тот поведал ему о махинациях прево Портфрюи.
Мари, так по крайней мере решил он, встав с постели. Но на следующий день он
думал о ней уже меньше.
горожанками, женами купцов, которые не слишком мучили отказами юного
итальянца. Через несколько дней Гуччо окончательно забыл об одержанной им в
Нофле победе.
его случайных поступков суждено дать ростки, почки, ветви. Никому и в голову
не могло прийти, что поцелую, которым обменялись влюбленные возле ржаного
поля, суждено в один прекрасный день изменить историю Франции и привести
прекрасную Мари к королевской колыбели.
Глава 6
НА КЛЕРМОНСКОЙ ДОРОГЕ
Клермон на Уазе царило необычное оживление. Все улицы, от замка до городских
ворот, от дома прево до собора, запрудили толпы народа. На площади и в
тавернах слышался веселый гул голосов. Из всех окон свисали разноцветные
полотнища - недаром глашатаи ранним утром возвестили, что в Клермон
прибывает его высочество Филипп, граф Пуатье, средний сын короля, и его
высочество Карл Валуа, дабы встретить от лица самого короля их сестру и
племянницу - королеву Англии Изабеллу.
держала путь в Пикардию. Нынче утром она выехала из Амьена и, если все
пойдет, как положено, к концу дня прибудет в Клермон. Здесь королева
переночует и на следующий день вместе со своей английской свитой, к которой
присоединится свита французская, отбудет в Понтуаз, где в замке Мобюиссон