позвать Гаврилу Олексича и нового десятника - Кузьму Шолоха. Оба вскоре
явились. Они застали Александра возле печи. Он грел руки у огня. Через
раскрытую дверцу пламя бросало багровый отблеск на лицо Александра. Глаза
его сверкали гневом.
Наш молодший брат, пригород Псков, от нас отложился. Посадник Твердила
Иванкович вокруг города охрану поставил не от немцев, а чтобы к нам гонцов
не допустить. Все же, пробравшись через огороды, к нам прискакала монахиня
Ираклея, вдова бывшего посадника, - вот рядом в горнице задремала,
умаявшись после трудного пути. Она плакалась, что немцы обступили Псков и
пригрозили всех вырезать. Некоторые бояре, сторонники Твердилы, думали
мирком да ладком ублажить врагов немилостивых. Они открыли ворота и с
хлебом-солью встретили иноверцев. А те вошли, заняли детинец, по ближним
погостам* тиунов своих - фохтов - поставили. Для большей верности, чтобы
Псков держать в своих когтях, немцы забрали десятка три сыновей у именитых
бояр и отослали этих сосунков к себе в Ригу, чтобы в своем гнезде приучить
их к немецким обычаям и латинской вере. Ведь эти ребята для нас будут
потеряны, ежели сейчас не вернутся в Русскую землю.
вздохнул Александр. - Прочная твердыня. Год целый, а то и три могли бы
псковичи держаться, а тем временем новгородцы с ладожанами, ижорцами,
копорцами и другими призванными воинами в большой силе подошли бы и немцев
отшибли.
князь-батюшка и как бы он научил их уму-разуму.
нас учил: <Кто только отбивается, будет вдвое битым>. Надо самому
наброситься дерзостно, да с хитрой уловкой. Рыдели во Пскове николи не
остановятся, а уже готовятся идти дальше в нашу сторону, сперва на Гдов,
затем на Копорье, а там захотят подобраться ближе к самому Новгороду.
молодцы делают? - обратился он к Кузьме Шолоху.
готовим седла...
только спины коням набьют. Хороши седла половецкие. Ты вели здешним
седельникам в две седмицы... нет, в семь дней изготовить седла по
половецкому образцу. Скажи, что это я приказал для воинского похода и
награжу их. Ты, Шолох, со своими молодцами пойдешь со мной.
стану. Позаботься сам. Обойди в оружейном ряду мастеров, найдешь у них
рубашки кожаные или сплетенные из кудельных веревок и прикажи, чтобы
нашили железки на плечи и на грудь. А на спину не надо...
готовы.
Новгорода до Чудского озера и Пскова. Оттуда стали прибывать встревоженные
вестники, сообщая, что немцы всюду зашереперились, что по их вызову начали
стекаться отряды ливов, и чудь, и емь, для постройки укреплений, начиная
от Юрьева, все более вклиниваясь в русскую сторону.
лучших*, указывая, что со стороны немцев надвигается что-то страшное. Что
пора подымать весь русский народ.
Александра, более всего занятые своими земельными делами и торговыми
сделками с иноземцами. Они высокомерно отвечали, что желают одного: <была
бы тишь, да гладь, да божья благодать. Разбил же ты на Неве свеев с малыми
силами. Так же и теперь расколотишь немцев>.
требовать от новгородского Совета лучших, чтобы поскорее присылался из
Ладоги, Ижоры и дальних новгородских селений работный люд, чтобы начал
укрепляться заставами большак и другие пути. идущие в сторону Чудского
озера.
его дружина растянулась на несколько верст, и затем ей пришлось свернуть
на Чудское озеро, оттуда - на Теплый пролив, затем на Талабское озеро,
пробираясь близ берега по льду. Здесь продвигаться все же было легче. Весь
путь к Новгороду был забит санями, всадниками, навьюченными конями. Пешие
беженцы тащили салазки, нагруженные домашним скарбом и малыми детьми. Люди
опасались нашествия безжалостных немецких рыделей-меченосцев, угрожавших
пленом и гибелью.
Нарову, налетали на чудские селения, поджигали избы, щадя только дома
принявших латинскую веру, уводили скот и людей. Все боялись, что это
только грозное начало, что немцы непременно двинутся дальше, на Новгород.
Вся Новгородская земля закачалась! А вдруг рухнет и погибнет!
здесь не раз. По обе стороны реки помнил он зажиточные поселки, нарядные
избы, украшенные резными ставенками и деревянными петушками на венцах.
Раньше каждый хозяин хвалился своим садиком и огородом. Теперь селения уже
не имели прежнего, спокойного, привольного вида. Всюду люди шли торопливо,
собирались кучками, толковали, размахивая руками, и быстро разбегались.
Даже собаки перестали лаять на прохожих: опустив нос и поджав хвост, они
бежали куда-то трусцой, боясь потерять своих хозяев. И петухи не
перекликались больше. Жалобно мычали коровы - хозяева угоняли их в другие,
более спокойные места.
неожиданно в полдень созывая псковичей на вече, которое на этот раз
собиралось в поле.
ежели бояре сзывают народ среди бела дня! - говорили и старики и молодые,
запахивая шубы и охабни* и затягивая туже кушаки.
покрываясь платками, собирались кучками у колодцев, у ворот и близ
перелазов, обменивались новостями, услышанными от своих мужиков. Все
всполошились, стараясь предугадать, что дальше будет.
А куды же те немцы денутся, что засели заправилами у нас в городе?
тоже не остались тут на вечные времена, а побегут отселева?
говорила пышнотелая, румяная Степанида, жена богатого торговца красным
товаром. - Это он всполошил всех. Молодой, а, думаю, озорной.
грустным лицом. - Молодой-то он молодой, а крутым нравом, говорят, пошел в
своего батюшку, князя Ярослава. А глазищи-то какие черные и грозные! Не на
расправу ли с нашими тяжкодумами он приехал?
Ярослав простил бы нам это?
Степанида, - что князь Александр сечу любит: коли что не по нем, сразу
кулаком как вдарит, так и с ног собьет. Он ведь дюжой и в гневе злой
шибко...
что-то расскажут им мужики, вернувшись с веча?
прямо к детинцу, где засели осажденные немцы. Заранее он отправил гонца с
требованием, чтобы все псковские ратники были в сборе и выстроились близ
детинца. Он проезжал узкими улицами Пскова, закутавшись до пят в длинный
красный плащ, подбитый лисьим мехом. На лоб надвинул кожаный легкий
шеломец. Перед каждой церковью он снимал его и медленно, истово крестился,
освободив правую руку от железной перстатицы. Он ни на кого не смотрел и
не отвечал на низкие поклоны псковичей, быстро ломавших при встрече шапки.
Его грозный, задумчивый взгляд как будто скользил поверх голов, поверх
толпы, но он все видел, все замечал: взволнованное любопытство и тревогу
псковичей, понимал причину этой тревоги; сдвинув брови, смотрел на главную
башню детинца, над которой развевалось немецкое знамя. Александр еще не
решил, что станет говорить на вече, но одно знал твердо: что, может быть,
он и голову свою сложит в неравной схватке, но грозу на подлых