случае нас считают сумасшедшими.
пальцами. Лицо его было осунувшееся, пыльное. Побелевшие глаза останови-
лись, как перед видением ужаса. Посол осторожно, из-за края очков,
взглянул на него:
тастики, безумия... Мне и сейчас минутами сдается, - проснусь - и вздох-
ну облегченно... Но уверяю вас - я в здравом уме. Восемь суток мы с
Вольфом не раздевались, не ложились спать.
поддались навязчивой идее, - он быстро поднял руку, останавливая отчаян-
ное движение Хлынова, - но для меня убедительно прозвучали ваши пятьде-
сят процентов. Я поеду и сделаю все, что в моих силах...
обыватели и, одни с недоумением, другие с некоторым страхом, обсуждали
странные прокламации, прилепленные жеваным хлебом к стенам домов на пе-
рекрестках.
пожелал внять нашему отчаянному призыву. Сегодня, - мы в этом уверены, -
заводам, городу, всему населению грозит гибель. Мы старались предотвра-
тить ее, но негодяи, подкупленные американскими банкирами, оказались не-
уловимы. Спасайтесь, бегите из города на равнину. Верьте нам во имя ва-
шей жизни, во имя ваших детей, во имя бога".
он исчез. К середине дня городские власти выпустили афиши, предупрежде-
ния - ни в каком случае не покидать города и не устраиватать паники, так
как, видимо, шайка мошенников намерена похозяйничать этой ночью в поки-
нутых домах.
годня же будут обнаружены, схвачены, и с ними поступят по закону"
Обыватели сразу успокоились и уже посмеивались: "А ловко было придумано,
- похозяйничали бы эти ловкачи по магазинам, по квартирам, - хаха. А
мы-то, дураки, всю бы ночь тряслись от страха на равнине".
закатным светом. Успокоились птицы по деревьям. На реке, на сырых бере-
гах, заквакали лягушки. Часы на кирпичной кирке проиграли "Вахт ам
Рейн", на страх паршивым французам, и прозвонили восемь. Из окон кабач-
ков мирно струился свет, завсегдатаи не спеша мочили усы в пивной пене.
Успокоился и хозяин загородного ресторана "К прикованному скелету", -
походил по пустой террасе, проклял правительство, социалистов и евреев,
приказал закрыть ставни и поехал на велосипеде в город к любовнице.
бесшумно и без огней, промчался автомобиль. Заря уже погасла, звезды бы-
ли еще не яркие, за горами разливалось холодноватое сияние, - всходила
луна. На равнине кое-где желтели огоньки. И только в стороне заводов не
утихала жизнь.
нов. Они еще раз облазили все закоулки, поднялись на квадратную башню, -
нигде ни малейшего намека на приготовления Гарина. Одно время им показа-
лось, что вдалеке промчался автомобиль. Они прислушивались, вглядыва-
лись. Вечер был тих, пахло древним покоем земли. Иногда движения воздуш-
ных струй доносили снизу сырость цветов.
направлении, то пересечем железную дорогу на полустанке, где останавли-
вается почтовый, в пять тридцать. Не думаю, чтобы там тоже дежурила по-
лиция.
нялся с четверенек на задние конечности, слишком еще тяготеют над ним
миллионы веков непросветленного зверства. Страшная вещь - человеческая
масса, не руководимая большой идеей. Людей нельзя оставлять без вожаков.
Их тянет стать на четвереньки.
подбородок. - Разве хоть на секунду вам приходило в голову, что двадцать
восьмого нас будут ловить, как мошенников и грабителей? Если бы вы виде-
ли, как эти представители власти переглядывались, когда я распинался пе-
ред ними... Ах, какой же я дурак! И они правы, - вот в чем дело. Они ни-
когда не узнают, что им грозило...
каторжной тюрьме, только бы доказать этим идиотам...
разговаривающих, - совершенно так же, как охотник крадется под глухари-
ное токанье, - в тени полуобвалившейся стены пробирался Гарин. Ему были
ясно видны очертания двух людей над обрывом, слышно каждое слово. Откры-
тое место между концом стены и башней он прополз. В том месте, где к
подножью башни примыкала сводчатая пещера "Прикованного скелета", лежал
осколок колонны из песчаника. Гарин скрылся за ним. Раздался хруст камня
и скрип заржавленного железа. Вольф вскочил:
ли туда. Обошли кругом башни.
ную дорогу, раздался второй шум, - будто что-то упало и покатилось.
Вольф весь затрясся. Они долго слушали, не дыша. Сама тишина, казалось,
звенела в ушах. "Сплю-сплю, сплю-сплю" - кротко и нежно то там, то вот -
совсем низко - покрикивал, летая, невидимый козодой.
ло одному из них жизнь.
колки черепа. Когда Гарин, на секунду замолчав перед микрофоном, потя-
нулся за сигарой, дымившейся на краю стола, слуховая чашечка из эбонита,
которую он прижимал к уху, чтобы контролировать свой голос при передаче,
внезапно разлетелась вдребезги. Одновременно с этим он услышал резкий
выстрел и почувствовал короткую боль удара в левую сторону черепа. Он
сейчас же упал на бок, перевалился ничком и замер. Он слышал, как завыл
Штуфер, как зашуршали шаги убегающих людей.
два мчался на автомобиле в Кельн. Но только сейчас, услышав разговор
двух людей на краю обрыва, разгадал. Молодчина Шельга... Но все-таки,
ай-ай, - прибегать к недозволенным приемам...
кользнул под землей и с электрическим фонариком поднялся по разрушенным
ступеням в "каменный мешок" - одиночку, сделанную в толще стены нор-
мандской башни. Это была глухая камера, шага по два с половиной в длину
и ширину. В стене еще сохранились бронзовые кольца и цепи. У противопо-
ложной стены на грубо сколоченных козлах стоял аппарат. Под ним лежали
четыре жестянки с динамитом. Против дула аппарата стена была продолблена
и отверстие с наружной стороны прикрыто костяком "Прикованного скелета".
верстие, сбросил костяк. Череп отскочил и покатился. В отверстие были
видны огни заводов. У Гарина были зоркие глаза. Он различал даже крошеч-
ные человеческие фигуры, двигающиеся между постройками. Все тело его
дрожало. Зубы стиснуты. Он не предполагал, что так трудно будет подойти
к этой минуте. Он снова направил аппарат дулом в отверстие, приладил.
Откинул заднюю крышку, осмотрел пирамидки. Все это было приготовлено еще
неделю тому назад. Второй аппарат и старая модель лежали у него внизу, в
роще, в автомобиле.
матически зажигались пирамидки. Он дрожал с головы до ног. Не совесть
(какая уж там совесть после мировой войны!), не страх (он был слишком
легкомыслен), не жалость к обреченным (они были слишком далеко) обдавали
его ознобом и жаром. Он с ужасающей ясностью понял, что вот от одного
этого оборота рукоятки он становится врагом человечества. Это было чисто
эстетическое переживание важности минуты.
тогда его взволнованный мозг ответил на движение руки: "Ты медлишь, ты
наслаждаешься, это - сумасшествие..."
медленно стал поворачивать микрометрический винт.
небе.
роги над обрывом и глядели, подняв головы. Пониже первого, над очертани-
ями деревьев, возник второй огненный клубок и, роняя искры, как догорев-
шая ракета, стал падать...
должно быть, козодой, кричавший давеча: "Сплю-сплю". Он вспыхнул, пере-