сказать...
ошибка, не будьте так жестоки, чтобы исправлять ее. Вы сами сказали: ме-
ня заманили в ловушку. Возможно, мне это будет стоить жизни... Так
странно: у меня в последнее время предчувствие близкой смерти... - И по
устам герцога скользнула печальная и в то же время чарующая улыбка.
лучше всяких слов доказывал, насколько сильнее было ее чувство к герцо-
гу, чем она желала показать.
нет! То, что я сказал, просто смешно, и поверьте, меня нисколько не бес-
покоит такая игра воображения. Но слова, только что произнесенные вами,
надежда, почти поданная мне, искупили заранее все, даже мою гибель.
преследует предчувствие, преследуют сны. Мне снилось, что я вижу вас: вы
лежали на земле, окровавленный, раненный...
что я видела такой сон? Я поверяла его только богу, да и то в молитве.
ня не любили? Разве являлись бы нам те же предчувствия, если б сердце не
связывало наши жизни? Вы любите меня, моя королева! Будете ли вы оплаки-
вать меня?
в силах вывести. Герцог, молю вас, ради всего святого, оставьте меня,
уйдите! Я не знаю, люблю ли я вас или нет, но я твердо знаю, что не на-
рушу своих клятв. Сжальтесь же надо мной, уезжайте! Если вас ранят во
Франции, если вы умрете во Франции, если у меня будет хоть мысль, что
любовь ко мне стала причиной вашей гибели, я не перенесу этого, я сойду
с ума! Уезжайте же, уезжайте, умоляю вас!
качестве посла, в качестве министра, вернитесь в сопровождении телохра-
нителей, готовых защитить вас, слуг, обязанных охранять вас... Тогда я
не буду трепетать за вашу жизнь и буду счастлива увидеть вас.
кую-нибудь вещицу, принадлежащую вам, которая служила бы доказа-
тельством, что все это не приснилось мне. Какую-нибудь вещицу, которую
вы носили и которую я тоже мог бы носить... перстень, цепочку...
в руках ларец розового дерева с золотой инкрустацией, воспроизводившей
ее монограмму.
обо мне.
Эстефанию, ибо чувствовала, что силы готовы оставить ее.
ясь, - я вновь увижу вас, хотя бы мне для этого пришлось перевернуть не-
бо и землю.
ми и с тем же успехом вывела его за пределы Лувра.
которым, несмотря на тяжелое его положение, никто не интересовался. Че-
ловек этот был г-н Бонасье, почтенная жертва интриг политических и лю-
бовных, так тесно сплетавшихся между собой в ту эпоху, богатую рыцарски-
ми подвигами и в то же время любовными похождениями.
терять его из виду.
там, трепещущего, провели мимо взвода солдат, заряжавших свои мушкеты.
стороны своих провожатых самому жестокому обращению и был осыпан самыми
грубыми ругательствами. Сыщики, видя, что имеют дело с человеком недво-
рянского происхождения, обошлись с ним, как с последним нищим.
его беспокойству, дав распоряжение отвести его в комнату для допроса.
Обычно арестованных допрашивали в их камерах, но с г-ном Бонасье не счи-
тали нужным стесняться.
пройти по двору, ввели в коридор, где стояло еще трое часовых, открыли
какую-то дверь и втолкнули его в комнату со сводчатым потолком, где были
только стол, стул и где находился комиссар. Комиссар восседал на стуле и
что-то писал за столом.
такое расстояние, чтобы до них не мог достигнуть звук его голоса.
вдруг поднял глаза, желая проверить, кто стоит перед ним. Вид у комисса-
ра был неприветливый - заостренный нос, желтые выдающиеся скулы, глаза
маленькие, но живые и проницательные. В лице было нечто напоминающее од-
новременно и куницу и лису. Голова на длинной, подвижной шее, вытягиваю-
щейся из-за ворота черной судейской мантии, покачивалась, словно голова
черепахи, вытягивающаяся из-под ее брони.
роде занятий и месте его жительства.
пятьдесят один год, что он бывший владелец галантерейной лавки, ныне ос-
тавивший торговлю, и живет на улице Могильщиков, в доме номер одиннад-
цать.
речь об опасности, которая грозит маленькому человеку, осмелившемуся су-
нуться в политику. Кроме того, он пустился в пространное повествование о
могуществе и силе г-на кардинала, этого непревзойденного министра, этого
победителя всех прежних министров, являющего блистательный пример для
министров будущих, действиям и власти которого никто не может проти-
виться безнаказанно.
частного Бонасье, комиссар предложил ему поразмыслить о своем положении.
когда г-н де Ла Порт вздумал женить его на своей крестнице, и в особен-
ности тот час, когда эта крестница была причислена к бельевой королевы.
отчаянной скупостью, приправленной величайшей трусостью. Любовь, испыты-
ваемая им к молодой жене, была чувством второстепенным и не могла бо-
роться с врожденными свойствами, только что перечисленными нами.
верьте, что я более чем кто-либо знаю и ценю все достоинства его несрав-
ненного высокопреосвященства, который оказывает нам честь управлять на-
ми.
так, то как же вы попали в Бастилию?
гу сказать вам, ибо мне это и самому неизвестно. Но уж наверное не за
поступки, которые могли бы быть неугодны господину кардиналу.
обвиняют в государственной измене.
дарственной измене?.. Да как же несчастный галантерейщик, который не
терпит гугенотов и ненавидит испанцев, может быть обвинен в госу-
дарственной измене? Вы сами подумайте, господин комиссар! Ведь это же
совершенно немыслимо!
словно его маленькие глазки обладали способностью читать в глубине сер-
дец. - Господин Бонасье, у вас есть жена?
именно сейчас начнутся осложнения. - У меня... у меня была жена.