ни: вам бы следовало в детстве удрать из дому и поступить в цирк.
чил от руки, ласково гладившей его по голове и по шее.
висти. Для Белого Клыка началась новая, непостижимо прекрасная жизнь. В
этом деле от Уидона Скотта требовалось много терпения и ума. А Белый
Клык должен был преодолеть веления инстинкта, пойти наперекор собствен-
ному опыту, отказаться от всего, чему научила его жизнь.
теперь, но опровергало это новое. Короче говоря, от Белого Клыка требо-
валось неизмеримо большее умение разбираться в окружающей обстановке,
чем то, с которым он пришел из Северной глуши и добровольно подчинился
власти Серого Бобра. В то время он был всего-навсего щенком, еще не сло-
жившимся, готовым принять любую форму под руками жизни. Но теперь все
шло по-иному. Прошлая жизнь обработала Белого Клыка слишком усердно; она
ожесточила его, превратила в свирепого, неукротимого бойцового волка,
который никого не любил и не пользовался ничьей любовью. Переродиться -
значило для него пройти через полный внутренний переворот, отбросить все
прежние навыки, - и это требовалось от него теперь, когда молодость была
позади, когда гибкость была утрачена и мягкая ткань приобрела несокруши-
мую твердость, стала узловатой, неподатливой, как железо, а инстинкты
раз и навсегда установили потребности и законы поведения.
взяла его в обработку. Она смягчала в нем ожесточенность, лепила из него
иную, более совершенную форму. В сущности говоря, все зависело от Уидона
Скотта. Он добрался до самых глубин натуры Белого Клыка и лаской вызвал
к жизни все те чувства, которые дремали и уже наполовину заглохли в нем.
Так Белый Клык узнал, что такое любовь. Она заступила место склонности -
самого теплого чувства, доступного ему в общении с богами.
развивалась очень медленно. Белому Клыку нравился его вновь обретенный
бог, и он не убегал от него, хотя все время оставался на свободе. Жить у
нового бога было несравненно лучше, чем в клетке у Красавчика Смита;
кроме того, Белый Клык не мог обойтись без божества. Чувствовать над со-
бой человеческую власть стало для него необходимостью. Печать зависимос-
ти от человека осталась на Белом Клыке с тех далеких дней, когда он по-
кинул Северную глушь и подполз к ногам Серого Бобра, покорно ожидая по-
боев. Эта неизгладимая печать снова была наложена на него, когда он во
второй раз вернулся из Северной глуши после голодовки и почувствовал за-
пах рыбы в поселке Серого Бобра.
обходиться без божества и потому что Уидон Скотт был лучше Красавчика
Смита. В знак преданности он взял на себя обязанности сторожа при хо-
зяйском добре. Он бродил вокруг хижины, когда ездовые собаки уже спали,
и первому же запоздалому гостю Скотта пришлось отбиваться от него палкой
до тех пор, пока на выручку не прибежал сам хозяин. Но Белый Клык вскоре
научился отличать воров от честных людей, понял, как много значат поход-
ка и поведение.
хотя и не переставал зорко следить за ним, пока дверь не открывалась и
благонадежность посетителя не получала подтверждения со стороны хозяина.
Но тот, кто пробирался крадучись, окольными путями, стараясь не по-
пасться на глаза, - тот не знал пощады от Белого Клыка и пускался в пос-
пешное и позорное бегство.
ему пришлось вынести, вернее - искупить грех, в котором человек был по-
винен перед ним. Это стало для Скотта делом принципа, делом совести. Он
чувствовал, что люди остались в долгу перед Белым Клыком и долг этот на-
до выплатить, - и поэтому он старался проявлять к Белому Клыку как можно
больше нежности. Он взял себе за правило ежедневно и подолгу ласкать и
гладить его.
ния и враждебность, но мало-помалу он начал находить в ней удовольствие.
И все-таки от одной своей привычки Белый Клык никак не мог отучиться:
как только рука человека касалась его, он начинал рычать и не умолкал до
тех пор, пока Скотт не отходил. Но в этом рычании появились новые нотки.
Посторонний не расслышал бы их, для него рычание Белого Клыка оставалось
по-прежнему выражением первобытной дикости, от которой у человека кровь
стынет в жилах. С той дальней поры, когда Белый Клык жил с матерью в пе-
щере и первые приступы ярости овладевали им, его горло огрубело от рыча-
ния, и он уже не мог выразить свои чувства по-иному. Тем не менее чуткое
ухо Скотта различало в этом свирепом реве новые нотки, которые только
одному ему чуть слышно говорили о том, что собака испытывает удо-
вольствие.
Белый Клык сам начал чувствовать это, хотя и бессознательно. Любовь да-
вала знать о себе ощущением пустоты, которая настойчиво, жадно требовала
заполнения. Любовь принесла с собой боль и тревогу, которые утихали
только от прикосновения руки нового бога. В эти минуты любовь станови-
лась радостью - необузданной радостью, пронизывающей все существо Белого
Клыка. Но стоило богу уйти, как боль и тревога возвращались и Белого
Клыка снова охватывало ощущение пустоты, ощущение голода, властно требу-
ющего утоления.
ды, несмотря на жесткость формы, в которую он был отлит жизнью, в харак-
тере его возникали все новые и новые черты. В нем зарождались непривыч-
ные чувства и побуждения. Теперь Белый Клык вел себя совершенно по-дру-
гому. Прежде он ненавидел неудобства и боль и всячески старался избегать
их. Теперь все стало иначе: ради нового бога Белый Клык часто терпел не-
удобства и боль. Так, например, по утрам, вместо того чтобы бродить в
поисках пищи или лежать где-нибудь в укромном уголке, он проводил целые
часы на холодном крыльце, ожидая появления Скотта. Поздно вечером, когда
тот возвращался домой, Белый Клык оставлял теплую нору, вырытую в сугро-
бе, ради того, чтобы почувствовать прикосновение дружеской руки, услы-
шать приветливые слова. Он забывал о еде - даже о еде, - лишь бы побыть
около бога, получить от него ласку или отправиться вместе с ним в город.
глубины, куда никогда не проникала склонность. За любовь Белый Клык пла-
тил любовью. Он обрел божество, лучезарное божество, в присутствии кото-
рого он расцветал, как растение под лучами солнца. Белый Клык не умел
проявлять свои чувства. Он был уже немолод и слишком суров для этого.
Постоянное одиночество выработало в нем сдержанность. Его угрюмый нрав
был результатом долголетнего опыта. Он не умел лаять и уже не мог нау-
читься приветствовать своего бога лаем. Он никогда не лез ему на глаза,
не суетился и не прыгал, чтоб доказать свою любовь, никогда не кидался
навстречу, а ждал в сторонке, - но ждал всегда. Любовь эта граничила с
немым, молчаливым обожанием. Только глаза, следившие за каждым движением
хозяина, выдавали чувства Белого Клыка. Когда же хозяин смотрел на него
и заговаривал с ним, он смущался, не зная, как выразить любовь, завла-
девшую всем его существом.
собак хозяина трогать нельзя. Но его властный характер заявлял о себе; и
собакам пришлось убедиться на деле в превосходстве своего нового вожака.
Признав его власть над собой, они уже не доставляли ему хлопот. Стоило
Белому Клыку появиться среди стаи, как собаки уступали ему дорогу и по-
корялись его воле.
Скотт сам очень редко кормил Белого Клыка, эта обязанность возлагалась
на Мэтта, - и Белый Клык понял, что пища, которую он ест, принадлежит
хозяину, поручившему Мэтту заботиться о нем. Тот же самый Мэтт попробо-
вал как-то запрячь его в нарты вместе с другими собаками. Но эта попытка
потерпела неудачу, и Белый Клык покорился только тогда, когда Уидон
Скотт сам надел на него упряжь и сам сел в нарты. Он понял: хозяин хо-
чет, чтобы Мэтт правил им так же, как и другими собаками.
зи, есть полозья. Способ запряжки здесь тоже совсем другой. Собаки бегут
гуськом в двойных постромках, а не расходятся веером. И здесь, на Клон-
дайке, вожак действительно вожак. На первое место ставят самую понятли-
вую и самую сильную собаку, которой боится и слушается вся упряжка. Как
и следовало ожидать. Белый Клык вскоре занял это место. После многих
хлопот Мэтт понял, что на меньшее тот не согласится. Белый Клык сам выб-
рал себе это место, и Мэтт, не стесняясь в выражениях, подтвердил пра-
вильность его выбора после первой же пробы. Бегая целый день в упряжке,
Белый Клык не забывал и о том, что ночью надо сторожить хозяйское добро.
Таким образом, он верой и правдой служил Скотту, и у того во всей упряж-
ке не было более ценной собаки, чем Белый Клык.
Мэтт, - то доложу вам, что с вашей стороны было очень умно дать за эту
собаку полтораста долларов. Ловко вы провели Красавчика Смита, уж не го-
воря о том, что и по физиономии ему съездили.
бормотал: "Мерзавец!"
кого предупреждения, хозяин исчез. Собственно говоря, предупреждение бы-
ло, но Белый Клык не имел опыта в таких делах и не знал, чего надо ждать
от человека, который укладывает свои вещи в чемоданы. Впоследствии он
вспомнил, что укладывание вещей предшествовало отъезду хозяина, но тогда
у него не зародилось ни малейшего подозрения. Вечером Белый Клык, как
всегда, ждал его прихода. В полночь поднялся ветер; он укрылся от холода
за хижиной и лежал там, прислушиваясь сквозь дремоту, не раздадутся ли
Афанасьев Роман
Перумов Ник
Сертаков Виталий
Якубенко Николай
Шилова Юлия
Мурич Виктор