женщины кончают с собой! И надо же случиться такому несчастью, что из
тысяч написанных книг именно эта книга попала в руки стенографистке! Це-
лую неделю Харниш испытывал тягостное сознание вины в присутствии мисс
Мэсон; и он готов был поклясться, что однажды перехватил пристально уст-
ремленный на него взгляд, словно она изучала его, пытаясь понять, что он
за человек.
будь сведения о мисс Мэсон. Но тот сначала дал волю своим оскорбленным
чувствам и только после этого сообщил то немногое, что знал о ней.
но очень уж важничает, никого до себя не допускает.
цами, считая себя выше их. Ни с кем знаться не хочет. Вот я, например:
сколько раз я приглашал ее и в театр, и в парк на аттракционы, или еще
куда-нибудь. Ни за что. Говорит, что любит поспать вволю, что должна ра-
но ложиться и до дому далеко - она в Беркли живет.
но, она не такая, как все, о чем тут говорить. Однако от дальнейших по-
яснений бухгалтера у него защемило сердце.
ли, любит поспать и поэтому не может пойти со мной в театр, но танцевать
с ними у нее находится время. Я слышал, что она не пропускает ни одной
вечеринки в университете. Вообще я нахожу, что для стенографистки она
слишком горда и независима. Лошадь верховую держит. По воскресеньям уез-
жает в горы. Ездит по-мужски, я сам видел. Да, она ни в чем себе не от-
казывает; и должен сказать - не понимаю, как это у нее получается. На
шестьдесят пять долларов в месяц? И еще она содержит больного брата.
Должно быть, это правда, иначе ее брат не мог бы учиться в Калифорнийс-
ком университете. У отца было скотоводческое ранчо, но он начал играть
на акциях золотопромышленных компаний или что-то в этом роде и разорил-
ся. Вскоре после этого он уехал. А мать ее давно умерла. Содержание бра-
та, понятно, стоит ей уйму денег. Он когда-то был здоровый, играл в фут-
бол, увлекался охотой, много ездил по горам и тому подобное. Несчастье
случилось с ним, когда он объезжал лошадь, а потом он заболел ревматиз-
мом или еще чем-то. Одна нога так и осталась короче другой он сохнет,
так что ходит он на костылях. Я их видел как-то раз на переправе. Врачи
уже много лет мудрят над ним. Сейчас он, кажется, во Французской больни-
це лежит.
ней Харниша. Но личные отношения с ней, как сильно ни желал этого Хар-
ниш, никак не налаживались. Он часто подумывал о том, не пригласить ли
ее позавтракать вместе, но против этого восставало прирожденное ры-
царство, свойственное пионерам Дикого Запада, и он ни разу не поддался
искушению. Честный, уважающий себя человек не должен приглашать в ресто-
ран свою стенографистку. Многие это сделали, - он достаточно наслушался
сплетен в своем клубе; но к таким людям он относился с презрением, а де-
вушек жалел. Он считал, что мужчина имеет меньше прав на женщину, кото-
рая служит у него, чем на просто знакомую или даже незнакомую. Несомнен-
но, не будь мисс Мэсон служащей его конторы, она давно побывала бы с ним
в театре или в ресторане. Но поскольку время служащей в рабочие часы
принадлежит хозяину, любые притязания на ее свободное время равносильны
злоупотреблению властью. Так поступать может только человек грубый, без
стыда и совести. Ведь это значит пользоваться тем, что заработок девушки
зависит от ее хозяина. Может быть, она принимает приглашения только по-
тому, что боится рассердить его, а вовсе не из симпатии к нему.
читала она эту злосчастную книгу о Клондайке? Хорошего она, должно быть,
мнения о нем, если даже с таким красивым, воспитанным молодым человеком,
как Моррисон, не желает водить знакомство. А помимо всего, ему мешала
робость. Только женщин он и боялся в жизни, и всю жизнь боялся их. И да-
же сейчас, когда впервые в нем зародилась тоска по женской любви, он не
сразу победил эту робость. Им все еще владел страх, что женщина подчинит
его себе, и он невольно искал предлогов не сближаться с Дид Мэсон.
Дид Мэсон, и интерес, который она возбудила в нем, постепенно угасал.
Иначе и быть не могло: он ворочал огромными делами, и биржевая игра, ко-
торую он вел со свойственным ему азартом, поглощала без остатка даже его
недюжинную энергию. Только этим и были заняты его мысли, и образ мило-
видной стенографистки малопомалу, почти незаметно для него самого, сту-
шевался в его сознании. Первые слабые уколы сердечной тоски, толкавшие
его к Дид Мэсон, вскоре притупились. Он уже не думал о ней, как о женщи-
не, а только испытывал удовольствие от мысли, что в его конторе такая
симпатичная стенографистка.
носительно Дид Мэсон, они все равно исчезли бы, оттесненные грандиозной
ожесточенной войной, которую он объявил Компании берегового пароходства
и Гавайско - Никарагуанско - Тихоокеанско-Мексиканской пароходной компа-
нии. Харниш и сам не ожидал, что заварится такая каша, и даже он потерял
душевное равновесие, когда увидел, какие огромные размеры принимает
конфликт и какое множество противоречивых интересов переплелось в нем.
Вся пресса Сан-Франциско обрушилась на Харниша. Правда, одна-две редак-
ции вначале намекали, что готовы за известную мзду взять его сторону, но
он решил, что для таких издержек нет достаточных оснований. До сих пор
газеты всегда писали о нем доброжелательно, чуть иронически расписывая
его подвиги; теперь он узнал, на какое коварство и наглость способна
враждебная пресса. Малейшее событие его жизни извлекалось на свет божий
и служило предлогом для злобных вымыслов. Харниш искренне изумлялся той
быстроте, с какой все, что он совершил и чего достиг, получило новое
толкование. Из героя Аляски он превратился в аляскинского хулигана, вра-
ля, головореза - словом, в отъявленного злодея. Мало того, самая оголте-
лая клевета и ложь так и сыпались на него. Он ни словом не начал на эту
травлю и только один раз облегчил душу в присутствии нескольких репорте-
ров.
нестрашнее, чем грязное вранье ваших газет. И я вас, ребята, не виню...
то есть не очень виню. Что же вам остается делать? Жить-то надо. На све-
те очень много женщин, которые, как вы, продаются ради куска хлеба, по-
тому что ничего другого не умеют. Кто-нибудь должен делать черную рабо-
ту. Вам за это платят, а искать работу почище - на это у вас пороху не
хватает.
нила их по городу, выпустив десятки тысяч листовок. А журналисты, заде-
тые за живое, ответили единственным доступным им способом - не жалея ти-
пографской краски, разразились площадной бранью. Травля стала еще ожес-
точенней. Газеты, обливая Харниша помоями, уже не брезгали ничем. Несча-
стную женщину, покончившую с собой, вытащили из могилы, и тысячи стоп
газетной бумаги изводилось на то, чтобы выставить ее напоказ в качестве
мученицы и невинной жертвы зверской свирепости Харниша. Появились солид-
ные, оснащенные статистическими данными статьи, в которых доказывалось,
что начало своему богатству он положил ограблением бедных старателей,
отнимая у них золотоносные участки, а последним камнем, завершающим зда-
ние, явился вероломный обман Гугенхаммеров в сделке с Офиром. В передо-
вицах его клеймили как врага общества, обладающего культурой и манерами
троглодита, как виновника финансовых неурядиц, подрывающих промышленное
и коммерческое процветание города, как сугубо опасного анархиста; а в
одной передовой статье совершенно серьезно говорилось о том, что висели-
ца была бы полезным уроком для Харниша и ему подобных, и в заключение
высказывалось горячее пожелание, чтобы его огромный автомобиль разбился
вдребезги вместе со своим хозяином.
обращая внимания на укусы, упорно лез за медом. Он стискивал зубы и
ожесточенно отбивал нападения. Сначала он сражался только против двух
пароходных компаний, но мало-помалу оказался в состоянии войны с целым
городом, потом с целым штатом и наконец с побережьем целого континента.
Ну что ж, желаете драться - пожалуйста! Ведь он покинул Клондайк именно
ради того, чтобы принять участие в такой азартной игре, какой не знали
на Юконе. Был у него и союзник - ирландец Ларри Хиган, молодой адвокат,
который еще не успел создать себе имя и чье своеобразное дарование никто
не сумел оценить, пока Харниш не стал пользоваться его услугами, положив
ему очень высокое жалованье и сверх того награждая поистине княжескими
подарками. Хиган, унаследовав пылкое воображение и смелость своих
кельтских предков, иногда заходил так далеко, что более рассудительному
Харнишу приходилось обуздывать его. Этому Наполеону юриспруденции не
хватало чувства меры, и тут-то очень пригодился трезвый ум Харниша.
Действуя в одиночку, ирландец был обречен на провал, но направляемый
Харнишем, он на всех парах шел к богатству и славе. А совесть - и личная
и гражданская - обременяла его не более, чем самого Наполеона.
рабочего движения, торгового и промышленного законодательства. Именно
Хиган, неистощимый прожектер и выдумщик, открыл Харнишу глаза на баснос-
ловные возможности, которые могут быть использованы в войнах двадцатого
века; а Харниш, со своей стороны, взвешивая, принимая или отвергая сове-
ты Хигана, разрабатывал планы кампаний и давал бой. Побережье Тихого
Корнев Павел
Корнев Павел
Прозоров Александр
Каргалов Вадим
Василенко Иван
Херберт Фрэнк