персонажей находить счастье! Один автор дописался до того, что его герой
обрел счастье в бою. Не после боя, когда осмыслил все происшедшее, а именно
в бою. Быть может, в кино такое и бывает, но любой фронтовик сразу скажет,
что это липа. А другой герой задыхался от счастья, когда до вершины горы
остались последние и, между прочим, самые трудные метры. Да ведь он
задыхался от усталости, это и ребенку ясно!
над трудной дорогой, над самим собой. Счастье -- столь исключительное в
жизни человека эмоциональное состояние, что слово это нужно беречь.
беру на себя смелость сказать: в тот момент, когда папа Зимин и его ребята
пришли на Восток, они были счастливы.
важнейшие из них -- горючее для дизельной электростанции, громоздкое
оборудование перебросить по воздуху возможности пока нет. Поэтому один раз в
год из Мирного на Восток отправляется санно-гусеничный поезд. Это полторы
тысячи километров в один конец, полтора месяца дороги без дороги, по снежной
целине и застругам, мимо бездонных трещин. Большая часть пути идет по
ледяному куполу Антарктиды на высоте три с половиной тысячи метров над
уровнем моря, когда ко всем прелестям похода прибавляется кислородное
голодание.
В первой части пути они по узкому коридору преодолевают зону трещин, глубина
которых "до конца географии". Затем начинается зона остроконечных застругов,
напоминающих с высоты полета" застывшие морские волны. Эта зона -- бич
божий, кромешный ад. Обдутые сильными стоковыми ветрами, двухметровые
заструги приобретают твердость гранита, и тягач идет по ним, как по
противотанковым надолбам: переваливается, со страшным грохотом падает вниз и
сотрясается, как в десятибалльный шторм на море. Водителей швыряет из
стороны в сторону, они разбиваются до крови, изо всех сил держатся за
рычаги. И так двести пятьдесят километров!
Тягачи проваливаются, садятся на днище, водители выходят из кабин, крепят
буксирные тросы, отцепляют сани и вытаскивают беспомощные машины. А через
полчаса все повторяется сначала... На этом участке пути хорошо, если
пройдешь за сутки десять-пятнадцать километров, часто бывает и меньше.
видимости. Собьешься с колеи -- попадешь в глубокий снег и застрянешь, как
муха в липучке. Бывает, что пурга продолжается много дней, и все эти дни
тягачи стоят, занесенные снегом. А непрерывные ежедневные ремонты? Вы
знаете, что это такое -- вколотить кувалдой в гусеницы выпавшие пальцы в
антарктический мороз, на высоте трех с половиной километров, когда легкие
никак не могут насытиться жидким, разбавленным воздухом?
снежной пустыни и двух безлюдных законсервированных станций. Полтора месяца
работы до седьмого, семидесятого пота, без бани, без отдыха в каюткомпании с
ее скромными развлечениями. Полтора месяца самого тяжелого труда,
выпадающего на долю человека в Антарктиде, -- вот что такое санно-гусеничный
поезд.
домой, в Мирный. Хотя год назад обратный путь с Востока едва не закончился
трагически. Участников этого похода, многих из которых мы через несколько
минут будем обнимать, спасли лишь воистину непостижимое мужество
механиков-водителей, несгибаемая воля Зимина и щедрый подарок Ивана
Тимофеевича Зырянова. Об этом походе, который навсегда пойдет в историю
освоения Антарктиды, речь еще впереди.
Востока вышел на окраину станции.
непривычно-лихорадочным волнением все мы были охвачены. Среди нас не было
сентиментальных людей, полярники -- народ ироничный, но даже Василий
Семенович Сидоров и тот не мог в эти минуты произнести ни единого слова.
Ведь то, что сделали эти люди, то, что они перенесли за время похода, даже в
глазах самых бывалых полярников -- подлинный героизм. Не сенсационный,
единственный в своем роде героизм одиночки, а обыкновенный, который не
отражает телевидение, которому далеко не всегда уделяют две-три строчки
газеты и за который не награждают -- почти никто из походников не имеет
ордена. Только несколько десятков, ну сто, двести человек знают, кто они
такие -- папа Зимин и его ребята.
руками водители, а когда тягачи остановились и восточники бросились обнимать
своих дорогих гостей, нервы у многих не выдержали. Василий Сидоров вручил
Зимину хлеб-соль, и оба не стыдились своих слез. Мокрыми были лица у
водителей, у встречающих, мокрыми от настоящих мужских слез -- слез гордости
и счастья.
уставшие и безмерно счастливые походники! Помните встречу на Востоке 17
января 1970 года? Полтора месяца вы шли по Антарктиде. Вы знали, что вся
экспедиция следит за каждым вашим шагом. "Поезд Зимина находится..." -- с
этой сводки начальник экспедиции Владислав Иосифович Гербович начинал
ежедневное диспетчерское совещание. "Поезд Зимина в пятистах... в
двухстах... в сорока километрах от Востока..." Вы были не одиноки, рядом с
вами, связанные невидимой эфирной нитью, находились все полярники Антарктиды
-- от станции Беллинсгаузена до Мирного.
отдали походу все силы, но мгновения встречи искупили долгие недели дороги,
труднее которой на сегоднялший день на нашей планете нет.
гостей повели в кают-компанию, и, как вы думаете, что происходило потом?
Долгие разговоры, торжественный обед? И мыслей таких ни у кого не было.
Баня, только баня! Уже через считанные минуты после встречи радист Петр
Иванович Матюхов и механик-водитель Андрей Селезнев, успевшие раздеться
первыми, ворвались в нашу крохотную баньку.
предвкушая сказочное удовольствие.
-- А-ля Жерар Филип!
машинкой. -- Будешь а-ля троглодит!
принять участие в банкете, даваемом в их честь коллективом станции. Однако
среди хозяев и гостей оказалось много старых друзей, пошли воспоминания,
обмен тысячью новостей -- какой там может быть отдых!
относились с особенной любовью -- сознавали, что во многом обязаны ему
жизнью. В самых общих словах я слышал об этой истории и, когда в ожидании
обеда мы уселись за стол, попросил Евгения Александровича Зимина рассказать
о ней подробнее.
несколько участников того похода, если что-нибудь забуду -- добавят.
Расскажем, ребятки?
Выручим!
первых числах декабря, чтобы возвратиться в Мирный до мартовских морозов.
Хочешь жить -- уважай Антарктиду, путешествуй по ней полярным летом. Мои
ребятки любят жизнь не меньше всех других и законы антарктические уважают,
но обстоятельства сложились так, что год назад мы вышли из Мирного лишь 19
января. Понимали, что на обратном пути хлебнем горя по уши, но разве
кто-нибудь отказывался от похода, праздновал труса?
Ненахов. -- Никто не праздновал.
Отдохнули немножко, оставили на станции французских гляциологов и
отправились домой, в Мирный. И как раз началась такая тропическая жара, что
хоть рубашку снимай и загорай: шестьдесят градусов ниже нуля... Тимофеич,
приступим к обеду -- первый тост за тебя! Выручил ты нас, подарил десять
бочек отличного топлива, от своих дизелей оторвал, щедрая душа. Наше топливо
оказалось никудышным -- слишком быстро густело, не годилось оно для работы в
мартовские морозы. Да, поздновато двинулись мы в обратный путь...
Такая температура для Востока вообще нормальная, вроде 36,6 для человека. Но
в эти дни инструкцией запрещено работать на свежем воздухе более
пятнадцати-двадцати минут подряд.
теплых кабинах, а именно на свежем воздухе: только на разогрев моторов иной
раз уходило по двенадцать часов. Я так и не смог подобрать сравнение к этой
работе. Убежден, что это не преувеличение: никогда и нигде природа так не
испытывала человека на прочность.
пять-шесть выше, останавливались чтобы немного передохнуть и "в тепле"
запустить моторы. Если бы не твои бочки, Тимофеич, не сдвинулись бы с места:
наше топливо мотор не брал... На сто восемьдесят пятом километре Антарктида
подкинула нам еще один подарочек: засвистел ветер. Выйдешь из кабины --
режет, как бритвой, а выйти пришлось всем: стихийное бедствие! Выхлопная
труба одного тягача перегрелась, порывом ветра подхватило искры и сыпануло
на балок. Тот вспыхнул, а внутри -- баллоны с газом. Ребята рвались спасать
имущество, но я не разрешил: в любое мгновение балок мог взлететь в воздух.