благополучно приземлиться!
Самолет сделал вираж, выровнялся -- и вот мы уже летели над рекой, которая
словно отлитыми из металла излучинами уходила к горизонту, терявшемуся в
смутном мерцании; там впереди лежал Асунсьон.
города доставит мне особую радость. Однако на этот раз мы с чувством
безграничного удовольствия и облегчения увидели под крылом самолета кварталы
Буэнос-Айреса, выделявшиеся большими правильными четырехугольниками, словно
блестки в полумраке. В аэропорту я совершил традиционное паломничество к
телефонной будке и набрал номер Бебиты.
представить себе не можешь, как мы о вас беспокоились. Где вы сейчас? На
аэродроме? Приезжайте обедать.
разместить. Здесь страшно холодно, и, если мы не найдем теплое помещение,
они рискуют схватить воспаление легких.
сняла для них маленький домик.
комнаты. Там есть водопровод, а вот насчет отопления не уверена. Но это в
конце концов не важно, зайдите ко мне и возьмите у меня печку.
принадлежит Мононо, и он умрет без нее.
небольшой дворик, окруженный высокой стеной. С другой стороны двора
находилось еще одно строение, в котором имелась большая раковина. При помощи
печки, выкраденной из комнаты мужа Бебиты, мы быстро нагрели помещение, и
все животные стали чувствовать себя лучше. Я позвонил Рафаэлю, и он
примчался к нам, сверкая очками, с огромным количеством фруктов, мяса и
хлеба, изъятыми из кладовки матери. Когда я протестующе заявил, что матери
это может не понравиться, Рафаэль ответил, что в противном случае животным
пришлось бы голодать, ведь все магазины уже закрыты. Мое возмущение тем, что
он ограбил кладовую матери, мгновенно испарилось, и мы с удовольствием
принялись пичкать наших любимцев лакомствами, которых они никогда еще не
пробовали,-- виноградом, грушами, яблоками и вишнями. Затем, оставив их
сытыми и в тепле, мы отправились к Бебите, где впервые за много месяцев
поели по-человечески. Насытившись не хуже наших животных, мы откинулись на
спинки стульев и принялись не спеша потягивать кофе.
максимально пополнить нашу коллекцию.
estancia[58].
Монастерио, расположенную милях в сорока от столицы. Недалеко от Монастерио
находилась Секунда, estancia семьи де Сотос. Там нас будут поджидать Рафаэль
и его брат Карлос, которые вызвались помочь нам.
добирались туда поездом. Когда последние дома столицы остались позади, по
обеим сторонам насыпи открылись бескрайние просторы пампы, искрившейся
каплями утренней росы. Вдоль железной дороги тянулась широкая полоса
вьюнков, яркие синие цветки которых росли так густо, что под ними почти
невозможно было разглядеть темные сердцевидные листья.
деревни в Голливуде для съемки фильмов о Дальнем Западе. Прямоугольные дома
беспорядочно тянулись вдоль грязной улицы, изборожденной глубокими колеями и
пестревшей следами лошадиных копыт. На углу располагалась деревенская лавка,
она же таверна, заваленная невероятным множеством различных товаров, от
сигарет до джина и от мышеловок до ткани цвета хаки. Возле лавки стояли на
привязи несколько лошадей, меж тем как их владельцы выпивали внутри и
болтали между собой. В основном это были коренастые, плотные мужчины с
загорелыми морщинистыми лицами, черными глазами и пожелтевшими от табака
викторианскими усами. На них было типичное пеонское снаряжение: заскорузлые
черные полусапожки с небольшими шпорами, bombachas -- широкие шаровары,
нависавшие над полусапожками, словно брюки гольф, похожие на блузы рубашки,
обвязанные под воротником цветистыми платками, и небольшие черные шляпы с
круглой плоской тульей и узкими, загнутыми спереди полями, державшиеся на
голове при помощи эластичной тесьмы, охватывавшей затылок. Широкие кожаные
пояса пестрели серебряными венками, звездами и другими украшениями, и с
каждого свисал короткий, но очень удобный в обращении нож.
рассматривать нас, не враждебно, но с явным интересом. В ответ на наше
приветствие, произнесенное на плохом испанском языке, они широко улыбнулись
и вежливо поздоровались. Я купил сигарет, мы вышли на улицу и стали
дожидаться Карлоса и Рафаэля. Вскоре послышалось звяканье сбруи, стук копыт
и скрип колес, и на дороге показалась небольшая двуколка, в которой сидели
наш бывший переводчик и его брат Карлос. Рафаэль бурно приветствовал нас,
его очки сверкали, как огни маяка, и он тут же познакомил нас со своим
братом. Карлос был выше Рафаэля и, на первый взгляд, даже как будто полнее.
В его бледном, невозмутимом лице, небольших темных глазах и гладких черных
волосах было что-то азиатское. Пока Рафаэль прыгал вокруг нас, словно
взволнованный петушок, и говорил что-то так быстро, что его невозможно было
понять, Карлос спокойно и методично грузил в повозку наши чемоданы, а потом
сел и стал терпеливо дожидаться нас. Когда мы наконец разместились, он
тронул вожжами лошадей, ласково прикрикнул на них, и повозка покатила по
дороге. С полчаса мы ехали по прямому как стрела проселку среди высокой
травы. Кое-где лениво паслись небольшие, голов на сто, стада коров, по
колено утопавших в траве; над ними кружили ржанки с заостренными
черно-белыми крыльями. В придорожных канавах, наполненных водой и заросших
водяными растениями, стайками плавали утки; при нашем приближении они
поднимались, громко хлопая крыльями. Карлос указал рукой вперед, туда, где
черным островком среди зелени пампы темнела грядка леса.
понравится, Джерри. Ведь Секунда -- это наша estancia.
стоявшее между большим озером и густой рощей эвкалиптов и ливанского кедра.
Из задних окон открывался вид на серую гладь озера, обрамленного зеленью
пампы; передние окна выходили в английский парк с заросшей травою дорожкой,
окаймленной двумя рядами подстриженных кустов, и небольшим, родничком, еле
видным в зарослях папоротника и мха. Там и сям среди правильной формы клумб,
усеянных опавшими апельсинами, в тени кедров бледно мерцали статуи. По озеру
стайками плавали черношеие лебеди -- ледяные торосы на серо-стальной
поверхности воды, в зарослях тростника розовыми пятнами на зеленом фоне
мелькали колпицы. В прохладе парка над родником висели колибри, среди
апельсинных деревьев и по дорожке, гордо выпятив грудки, расхаживали
печники. По цветочным клумбам торопливо шныряли маленькие серые голуби с
розовато-лиловыми глазами. В этом забытом богом и людьми уголке земли царили
мир и тишина, нарушаемая лишь отрывистыми криками печников да мягким шорохом
крыльев, когда голуби вспархивали на эвкалипты.
чтобы обсудить план дальнейших действий. Прежде всего я хотел снять фильм о
нанду -- южноамериканском родиче африканского страуса. Секунда была одной из
немногих estancias под Буэнос-Айресом, в которой еще водились эти крупные
птицы. Я говорил об этом Рафаэлю еще в Буэнос-Айресе и теперь спросил, есть
ли у нас шансы выследить стадо нанду и заснять их.
нанду.
спросил Рафаэль.
шара, нанизанные на веревку.
хотелось снять такой фильм.
повозке, а пеоны на лошадях. Мы находим нанду, пеоны ловят их, вы снимаете.
Вас это устроит?
будет повторить все завтра?