нется.
составу торгпредства и Некто, словно запоздало очнувшись от сна, уже
вовсю хозяйничал в моем теле: то бросало в жар, то выступала испарина,
строчки расползались черными гусеницами по белому мареву листа, я
еле-еле закончил рапорт, ощущая тугую тяжесть в горле.
за посольских, - и здесь иерархия! - не пожелал брать ответственность за
"чужого", но, очевидно, бледность моя не предвещала ничего хорошего, он
попросил измерить температуру и два раза убедившись в том, что на гра-
дуснике тридцать девять и пять, написал направление к местному специа-
листу, спросив меня, предусмотрены ли средства на лечение в смете
торгпредства.
никакого представления. Врач хмыкнул - все так говорят, но направле-
ние-таки дал.
предназначены не для того вовсе, чтобы лечить заболевших соотечественни-
ков, а чтобы принять решение - стоит ли тратить госвалюту на лечение или
совковый организм выдюжит сам. Хорошо еще, что я взял Ганеша водителем в
то утро и мы с ним отправились к врачу. Ехали долго и где-то на окраине,
в новом районе, отыскали частную клинику, а по сути квартиру на втором
этаже, в которой одна из комнат приспособлена под приемную, вторая - под
кабинет, а третья - под операционную.
что он - специалист по уху, по носу и по горлу, кстати заглянул мне в
горло, потом повозился с чем-то, попросил опять открыть рот, сделал укол
в небо и велел обождать в передней.
дулись и отвердели, а от глаз остались одни щелки.
зик и залез в рот с чем-то металлическим. Спазмы, гной, кровь...
рез некоторое время, снабдив набором рецептов, письменным подтверждени-
ем, что он сделал операцию, и визитными карточками со служебным и домаш-
ним телефонами. При этом уведомил, что сегодня вечером будет в гостях и
дал телефон туда тоже.
дираясь сквозь раненое горло, лекарств и забылся тяжелым сном.
ширившимися от страха глазами принесла требуемое.
си по-английски... И печатными буквами начертал простейшие вопросы, что
горло заложило, температура под сорок и что делать?
И вместо того, чтобы прочитать мою записку, заголосила в рев, мешая
русские и английские слова:
упорством неразумного ребенка отбрасывала в сторону.
сказал, что надо выпить анальгин с аспирином и лечь спать.
успокоилась и принесла длинную таблетку анальгина и круглую аспирина, на
что я показал, что они никак не пролезут в распухшее горло. Алена раст-
ворила их в теплой воде, и я, судорожно корчась от боли при каждом глот-
ке, выпил лекарство.
голове изверг какое-то неимоверное количество нечисти, зато мгновенно
покрылся испариной, температура упала и я заснул целебным сном.
Дышать, не задумываясь, не ощущая животворного воздушного потока, не за-
дыхаясь.
термометра полз вверх и достигал после полудня тридцати.
и вспомнили, что, гуляя по каменным, прохладным даже в самую сильную жа-
ру, индуистским храмам, были обязаны снимать обувь. Бывалые Ушаковы на-
тягивали шерстяные носки и нам советовали, но я беспечно отмахнулся - и
вот она месть, божья кара.
мертво - туберкулезную больницу, смерть сопалатника, тлеющий жар чахот-
ки. Тьфу-тьфу-тьфу, я перестал всерьез болеть, не считая расхожих грип-
пов и простуд, благодаря Елене. После развода с Тамарой, после смерти
Наташи мне казалось, что жизнь моя неуклонно катится в пропасть...
Сама пришла.
Лена, Аленка, Ленусь... принесла не только счастье любви, у меня появился
ухоженный сытый дом. И тогда оттаяла душа, вздохнула, я перечитал свои
дневниковые записи, нереализованные сценарии, непоставленную пьесу,
неопубликованные стихи - и сел за письменный стол. Так постепенно, день за
днем, строчка за строчкой вилась вязь новелл и четверостиший, замыслы
возникали, разрастались и перевоплощались, появилась первая повесть и пришел
первый успех - стихи и проза увидели свет.
друг с другом в среде журналистов, людей пишущих и печатающихся. Иное
дело - торгпредство. Здесь я ни в коем случае не афишировал свое писа-
тельское авторство. По нескольким причинам.
начальный интерес - да?! вы пишете?! и публикуетесь?! - почти всегда
сменялся одним вопросом - и сколько же вам заплатили?.. Первыми моими
читателями были близкие мне люди и друзья. И тут меня ждало не то чтобы
жестокое разочарование, но достаточно неприятная неожиданность. Наивно
предполагал, что все, кто знает меня, просто порадуются вместе со мной -
надо же, Валерка книгу написал и напечатали! Так оно тоже было, но дале-
ко не со всеми. Отец хмыкнул - а зачем ты меня таким пьяницей вывел? Сын
смущенно замкнулся и не стал ничего говорить - видно, написанное про Та-
мару, про мать чем-то ему было не по душе. Напрасно я объяснял, что отец
моего героя - не мой отец, переубедить было невозможно. Кто-то остался
равнодушным, кто-то обиделся, кто-то стал завидовать... А зависть мно-
гократно усиливается заграницей.
болезнь опасную и заразную, из-за которой никакую границу никогда не пе-
ресечешь. В торгпредстве, как и в системах МИДа, минвнешторга и ГКЭС не
принято распространяться о своих болячках. Еще не пошлют в сладкий заг-
ранрай. А тут исповедь о чахотке, о разводе - чур, чур меня!
чальник отдела аппарата торгсоветника скрывал свою язвенную болезнь, ка-
ким-то образом получив перед отъездом справку, что он практически здо-
ров. Хошь, не хошь, а на переговорах и приемах съешь что-нибудь жгу-
че-острое или выпьешь для дезинфекции. Открывшееся кровотечение было
настолько сильным, что начальника еле откачали. Потребовалась кровь для
переливания, но только от своих, от советских, на чистоту аборигенской
крови не надеялись. Жена начальника ходила по комнатам, упрашивала. И
реакция на ее обращения была неоднозначной - почему я своей кровью дол-
жен платить за то, что он скрыл свою болезнь? И не дать нельзя, иначе
председатель профкома, считай парткомитета, вызовет и начнет читать мо-
раль про советскую единокровность.
молете. Разница с родным "Аэрофлотом" была ощутимая. Как между недораз-
витым социализмом и передовым капитализмом. Мило общался с белой, как
лунь, в розовых морщинках бабулей, которая блестела карими глазками,
улыбалась фарфоровой челюстью, гремела позолоченной бижутерией, отгады-
вала кроссворды, рассказывала про туристический вояж в Москву. Ее живой
интерес ко мне резко поутих, когда она узнала, что я - советский журна-
лист. В седую голову бабули, очевидно, было прочно вбито Джеймсами Бон-
дами, что все совжурналисты - переодетые "кей-джи-би", то есть КГБ.
ловимо улыбался, когда мы встречались с ним глазами. В конце концов в
каком-то транзитном зале, пережидая очередную заправку, мы разговорились
с ним - оказалось свой и лететь нам в один город. Он работал в по-
сольстве и возвращался из отпуска. Пока один. Жена с сыном остались на
Украине, у родителей. Остаток полета мы провели в общей беседе, тем бо-